Прибор фирмы "Уоткинс" был сделан не для любых летательных аппаратов, а только для разведывательного самолета "У-2", который сам достоин Книги рекордов.

Да, нелегкая выпала судьба Георгию Ивановичу Стаднюку. Бы­вает испытание славой – очень трудное. Ему же досталось испытание обещанной славой. Не здесь ли и кроется причина такого резкого раз­личия между "ранним" и "поздним" Стаднюком?Вернемся, однако же, в палатку на лесной поляне. Выбравшись из спального мешка, я принял дежурство и сделал первую закладку дров в печку. Сидел и смотрел на огонь, пляшущий за щелястой дверцей. Я думал о Ней, желанной и неведомой. Приливы неизжитой нежности захлестывали душу. Душевная моя рана уже затянулась к тому времени и, если тревожила иногда, так только в туманных предутренних снах. И так хотелось любить и восхищаться любимой, чтобы каждый день и каждый миг твоей жизни был освещен ее присутствием, вознаграждая твое щедрое мужское служение ей. "Несет ли мне Новый год желанную встречу?" – загадал я под пляску огня в печурке...А выдался он совсем неплохим, этот 61-й! Была у нас свирепая Хамсара, невиданной чистоты и синевы таежная река. Мы прошли все пороги. Класс плотогонного мастерства неизмеримо вырос по сравне­нию с прошлым летом. Неизменным напарником на кормовой греби плота был у меня Алешка Пересветов из Проблемно-физической лабо­ратории нашего НИИ. Окатывало с головой, когда плот слетал с во­дяной горки порога и зарывался в валы. Очки у Алешки были прочно прибинтованы к голове, он тут же слеп от воды, заливавшей стекла, и приходилось кричать ему: "Лешка, влево бьем три раза – раз! – два! -три! Суши весло... Теперь вправо пять раз – и раз! – и два!"А в начале сентября вдруг выяснилось, что ОКР "Эллинг" под угрозой провала. Все дело было в магнитах, поставляемых Ленингра­дом. Они имели узаконенный, но недопустимый разброс по осевой асимметрии магнитного поля. Требования на этот параметр были зало­жены еще в 56-м году, когда разрабатывалась "Элегия". Пока поставки нам магнитов шли "из науки" Ленинградского НИИ, факти­ческие разбросы были невелики. Но стоило ленинградцам передать свою разработку в цеха серийного завода, как заводчане воспользова­лись "широкими воротами" на разброс, и "Эллинг" тут же стал "затыкаться". Это я и обнаружил, вернувшись с Хамсары. Если из де­сяти запускаемых в сборку "Эллингов" удавалось получить параметры на единственном, мои подчиненные считали это уже успехом. В дело вмешался Стаднюк:– С такими "успехами" мы пустим по миру наше рабоче-крестьянское государство. Величко, отправляйся немедленно в Ленинград! Любой кровью нужно откорректировать технические условия на магниты, ужесточить допуск на асимметрию... Да, я согласовывал тех­нические условия. Да, я проморгал. Но в Ленинград поедешь ты и бу­дешь сражаться за правое дело тоже ты, иначе двухлетней работе твоей и твоего коллектива – грош цена. Не все же тебе по тайге шастать, по­кажи нам здесь, какой ты герой! Иди, Саша, оформляй командировку, тем более, что в Ленинграде ты еще не был.Рано утром в понедельник я вышел на почти безлюдный Невский проспект, освещенный низким заспанным солнышком. Шпиль Адми­ралтейства с корабликом заставил беззвучно ахнуть – началось чудо узнавания. Через арку Генерального штаба я вышел на площадь, обо­гнул Зимний дворец и поразился какой-то обыденной домашности за­пыленных окон цокольного этажа на южной стороне дворца. На сол­нышке у стены серая кошка щурила желтые глаза. Под ногами сквозь щели между булыжниками росла трава... И вот уже свежий ветер с Не­вы омыл мне лицо, а прикосновение к серому граниту набережной по­родило чувство родства и признательной нежности...Я перешел по мосту Неву и сел в троллейбус, плотно набитый едущим на работу людом. Мне подсказали, где надо сойти, и я остано­вился перед большим серым зданием, увидел табличку с надписью "Бюро пропусков", и сердце заколотилось так, будто и впрямь пред­стояло прохождение грозного речного порога.Разработчиком магнитов оказалась женщина лет сорока Лидия Степановна Соболева, яснолицая и сероглазая, и с такими пушистыми и густыми бровками, что невольно подумалось: не по ее ли милости такие брови называют соболиными. Она спокойно выслушала мое претензии, коротко объяснила мне, почему не удается в процессе се­рийного производства уверенно управлять разбросом осевой асиммет­рии. Из ее спокойной неторопливой речи никак нельзя было уяснить ее собственное отношение к проблеме. Соболева не торопилась излагать свою точку зрения.Интересно, как бы повел себя Стаднюк перед этой спокойной женщиной? Давил бы авторитетом, как давит нас. щенков? Блистал бы холодной иронией, заставляя Соболеву саму мучительно искать вы­ход? Или смиренно молил бы об участии в горестной судьбе гибнущего на корню прибора "Эллинг"?.. Едва ли все это подействует на Соболе­ву. В конце концов, разработка магнитов давно закончена и технология передана на завод, а для завода сужение поля допуска грозит рез­ким снижением процента выхода годных изделий. Никто на это не пойдет... Но решение все равно должно быть найдено, потому что один "Эллинг" стоит примерно в тысячу раз больше одного магнити­ка, и браковать готовые "Эллинги" несуразно и дико. А не ущербна

ли, сама идея "Эллинга", требующего невозможного от техники магнитов? Может быть, ты просто выполнил никудышную разработку, парень, и не хочешь в этом сознаться? От этой мысли по спине бежали мурашки. С надеждой я посмотрел в ясные глаза Лидии Степановны, и она в ответ улыбнулась и спросила:

– Как вы устроились в Ленинграде, Александр Николаевич? Ни­как? Вы что же, как все деловые москвичи: от поезда до поезда, и один световой день на решение всех проблем? Боюсь, что за день мы нашу заковыку не расколдуем. Придется мне вас устраивать.

Она принялась вертеть диск телефона. Мне не везло. У знакомых или родственников Лидии Степановны то уже оказывались гости, то кто-то болел, то еще какая-то причина мешала им принять меня на но­чевку. Вот еще один набор телефонного номера.

– Валерочка, это ты? Говорит Лида. Здравствуй, моя хорошая! Кажется, твой сейчас в Сочи? Посели в его комнате денька на три од­ного симпатичного молодого москвича. Здесь вот он сидит передо мной. Да-да, сейчас он к тебе поедет. На самом деле – очень симпатич­ный.

Соболева улыбнулась мне одними глазами и положила трубку.

– Это моя подруга Валерия Борисовна, историк. Вы поезжайте сейчас к ней, пока она никуда не упорхнула. Вот адрес, с троллейбуса сойдете у мечети. А я без вас переговорю по-доброму с заводчанами.

На Кировском проспекте я зашел в кондитерскую и купил короб­ку хороших шоколадных конфет. Положив ее в портфель, где у меня лежали две белых рубашки, бритва с зубной щеткой да томик Тютчева, зашагал вдоль тротуара, отыскивая номер дома, указанный Соболевой. Через арку я вошел во двор, похожий на глубокий колодец и, найдя нужную квартиру в сумрачном подъезде, трижды нажал кнопку, извещая неведомую Валерию Борисовну о своем приходе. Дверь от­крыла тоненькая женщина. Она ввела меня в узкий коридор с такими высокими и прокопченными стенами и потолком, что их и не видно было при желтом свете лампочки, свисавшей на своем шнуре словно бы из ниоткуда.

– Вы и есть тот самый москвич? Можно я вас буду называть про­сто Сашей? И меня зовите просто Валерой, терпеть не могу это рыча­ние Валер-рия Бор-рисовна. Конфеты очень кстати к чаю. Я начала вас ждать с полчаса назад, и чай у меня уже готов.

Она ввела меня в комнату, где на диване сидел китайский желто-черный плюшевый тигр с таким натуральным оскалом, того и гляди, вцепится в щиколотку.

– Осваивайтесь. Это комната моего бывшего мужа. А тигр вовсе не так страшен. Его хозяин куда пострашней, – тут плечи Валеры пере-

дернулись. – Вы очень кстати, Саша, я втайне рассчитываю на вас эти полчаса.

Я никак не мог привыкнуть к ее манере говорить и не мог вспом­нить, когда и где я слышал этот немного распевный нежный голосок протяжными интонациями... Вот! Радиоспектакль "Таня" по Арбузову... Голос Валеры похож на бабановский.Валера накрыла чай на круглом столе под горящей люстрой, а з высоким окном была серая стена с множеством окон, и самый верх этой стены наискосок залит был солнечным светом.