Водопад дифирамбики в адрес Бродского, обрушившийся на русского читателя в последнее время, как бы вынес безоговорочный вердикт его гениальности, его значимости для нас, не в полной мере до этого знакомых с его творчеством. Усомниться в этом означало по меньшей мере добровольное обнародование своей неполноценности, своей ущербности. Как-то даже стало неприлично после такого славословия припоминать другое древнее выражение: о необходимости всегда выслушать и противоположную сторону. Ей вроде бы даже и неудобно слово предоставлять.
Но, несмотря ни на какие соображения неприличия, неудобства, она на устах многих. Она существует. И эта скромная брошюра академика Ю.К. Бегунова как раз и посвящена диаметрально противоположному взгляду и на творчество поэта, и на мифологию, которой он стал обрастать. Она – как охладительный душ на разгоряченные головы, порой напоминающих тиффози, поклонников поэта.
Жестко, последовательно, ступенька за ступенькой поднимается ученый в анализе событий, легших в фундамент первого мифа о Бродском, скажем так: недурно театрально обставленного мифа, не хуже, чем горбачевский фарс в Форосе.
Своеобразие первого мифа о Бродском, который развенчивает Бегунов, заметим, еще и в том, что появился он в одном из самых диковинных городов России (кстати, родине поэта), городе, вознесшемся над болотами, пронизанном всеми социальными миазмами, городе удивительной взлетности духа и одновременно мерзопакостнейших людишек, приюте большинства человекоуподобленных особей, восходящих еще к эпохе Достоевского, их бы назвать своим именем – монстрами, мутантами, недочеловеками – но не поворачивается язык, мешает притча о Лазаре – с их архиизощреннейшим самомнением, сих нелепейшими претензиями к миру и к окружающим их, которые принимают порой гипертрофированные формы. Они наложили своеобразный отпечаток на творчество поэта, именно они для него стали (с какой стати?) олицетворением всего русского народа.
Бегунов добросовестно цитирует апологетов Бродского, даже название одного из разделов о нем заимствует у них – «Шекспир наших дней». Отметим, однако, что восхищение Шекспиром на русской почве не всегда безоговорочное.
Лев Толстой, как известно, к творчеству английского драматурга ничего, кроме отвращения, не испытывал на протяжении всей своей жизни (см. его знаменитые статьи), ибо он оценивал его творчество с позиций высочайшей нравственности, с которой Шекспир обращался достаточно вольно. У серьезной русской литературы никогда не сбрасывается со счетов заповедь Пушкина: творчество и судьба нераздельны. И мы, говоря о Бродском, заметим, что он не пошел вслед за Пушкиным, для которого нет ничего выше истории своего народа.
И, разумеется, мы будем несправедливы к тем, кто утверждает, что большую роль в привлечении внимания к фигуре Бродского и к его творчеству сыграло присуждение ему Нобелевской премии. Для многих это явилось полнейшей неожиданностью. И поэтому мы попытаемся высказать в адрес уважаемого Нобелевского комитета несколько нелицеприятных мыслей по поводу его оценок наших мэтров в литературе.
Я коснусь только пишущих на русском языке. Только пяти литераторам дано было право получить знаменитую премию. Из них только имя Бунина лично для нас не вызывает никаких сомнений в правомерности ее вручения. Александр Солженицын получил ее за обогащение мирового языка словосочетанием «Архипелаг Гулаг». Пастернак получил ее за смелость передачи на Запад своего романа, а не за литературные достоинства своего произведения, у которого были маститые предшественники: «Жизнь Клима Самгина» Максима Горького и «Хождение по мукам» Алексея Толстого… Однако присуждение премии Шолохову ставит всех в тупик. Ведь «Тихий Дон» был завершен писателем слишком давно, остальное его творчество серьезной критики не выдерживает.
Присуждение ее прошло в атмосфере недоверия писателю, которому брошено было обвинение в плагиате. Подлинность «Тихого Дона» доказали: Гейр Хетсо из Осло, Герман Ермолаев из Принстона, Мэрфи из Оксфорда. Конец всем спорам положила книга московского журналиста Льва Колодного, нашедшего в частном архиве рукопись «Тихого Дона», относящуюся к 1927–1929 гг.
Вернемся к нашей брошюре. Пусть все высказанное нами гроша ломаного не стоит. Но академик Бегунов ищет истину. Читателю судить – нашел ли он ее. И это важно. Ибо еще древние говорили: дорог Платон (а мы вслед за ними перефразируем их: дорог Бродский), но истина дороже».Вот начальная глава этой книжки, из которой вполне ясна оценка филолога-академика.
Академик Бегунов. «Шекспир наших дней»
Кто сегодня не знает русскоязычного поэта, прозаика и переводчика Иосифа Александровича Бродского? Он получил мировое признание. Его стихи триумфально шествуют по миру. Назовем некоторые из вышедших в свет его сборников: «Стихотворения и поэмы» (Вашингтон – Нью-Йорк; 1965), «Остановка в пустыне» (Нью-Йорк; 1970), «Конец прекрасной эпохи» (Анн Арбор; 1977), «Римские элегии» (Нью-Йорк; 1982), «Часть речи» (М., 1990), «Осенний крик ястреба» (Л., 1990), «Назидание» (Л., 1990 и М., 1991), «Письма римскому другу»(Л., 1991), «Холмы. Большие стихотворения и поэмы» (СПб.,1991), «Бог сохраняет все» (М., 1992), «Рождественские стихи»(М., 1992), «Форма времени» (Минск, 1992), «Сочинения. В четырех томах» (М., 1992), «Избранное» (СПб. и М., 1993), «Каппадокия» (СПб., 1993), «Избранные стихотворения» (М.,1994) и многие другие. В современной России его сочинения издаются многотысячными тиражами.
Бродского изучают в школах и университетах, читают и перечитывают и не могут понять: что за поэт? Но вокруг все говорят: «Классик, Блок наших дней», и этим все сказано. Почитатели называют Бродского «нашим феноменом культуры» и даже «Шекспиром наших дней». Спрашивается: оправданы ли такие пышные титулы?
Друг Бродского, живущий в Нью-Йорке, острый и хлесткий журналист Владимир Соловьев, пишет о «трагедии русской культуры в связи с там, что в ней все-таки нет Бродского». Так ли это? Кажется, совсем напротив: слишком много нынче Бродского в официальных анналах русской культуры, выставленной как бы напоказ, т. е. на всеобщее обозрение!
Родившийся в Ленинграде 24.V.1940 г. в семье фотокорреспондента Александра Ивановича Бродского (мать Мария Моисеевна Вольперт), ныне Иосиф Бродский с 1972 г. живет на чужбине, в Нью-Йорке. Он гражданин США, удостоенный в 1987 году Нобелевской премии. Сам шведский король Карл XVI Густав вручал ему эту премию. Постоянный секретарь Шведской академии наук Стуре Аллен произнес речь на торжественной церемонии, в которой назвал Иосифа Бродского продолжателем традиций русской классической литературы. Вот его подлинные слова: «Характерная черта Нобелевского лауреата Иосифа Бродского изумительная радость открытия. Он видит связи и сближения, тончайшим образом передает их словесно, затем видит их новые сочетания. Нередко они противоречивы и неоднозначны, часто уловлены в молниеносном прозрении… Иосиф Бродский теперь гражданин США, но родился он и вырос в Ленинграде или Питере (от старого имени Петербург, как он называет свой город). В стенах этого города работали Пушкин, Гоголь, Достоевский; его архитектурные красоты, даже в том, поврежденном войной виде, относящемся к 1940—1950-м годам, родственны существеннейшему в истории нашего мира искусству.
Иосиф Бродский принадлежит к классической школе русской поэзии, включающей такие имена, как Мандельштам, Ахматова и лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак. В то же время, он искусный обновитель поэтического языка. Он находит вдохновение и на Западе, в особенности, в англо-американской поэзии от метафизика XVI столетия Джона Доннадо Роберта Фроста и Уинстена Одена… Через все испытания: суд, ссылку он сохранил свою цельность и веру в литературу и язык. Он говорит, что существуют критерии человеческого поведения, идущие не от общества, а от литературы.