— Я занят, — сообщил Гоша и захлопнул перед Олесиным носом дверь.

Это оказалось неожиданно обидно — он же извиниться пришел, а тут такое.

Олесь ударил кулаком по двери, и металлический грохот заставил задрожать давно не мытые стекла в пролете между этажами.

— Эй! Поговорить надо!

Гоша открыл двери, на этот раз уже явно злой.

— Я тебя прощаю. И я занят. Занят, понимаешь?

— Ты не сам?

Гоша оглянулся и осторожно просочился в коридор, придерживая дверь.

— Да, я не сам! Олесь, давай завтра поговорим.

— Бля, да я все понимаю, — он увидел, как Гоша поморщился, и торопливо добавил: — Извини. Сам не знаю, что на меня вчера нашло. У меня Катька… там все плохо совсем. Но я встретился с Павлом сегодня, и, ты понимаешь, он же ее когда-то любил…

Гоша тяжело вздохнул, и злость из его взгляда ушла вместе со вздохом.

— Олесь… если тебе так приспичило поговорить, может быть, дашь мне сначала закончить начатое?

Летние брюки Гоши были очень тонкими и хорошо облегали бедра. Именно поэтому внушительная выпуклость в области ширинки сразу притягивала взгляд.

— П-прости… — промямлил Олесь и сделал шаг назад.

Но очень захотелось коснуться его и сжать рукой.

— Черт, — Гоша бросил взгляд в сторону и снова посмотрел на него. — Я сейчас. Зайди через десять минут.

— Не надо. Я завтра зайду.

— Да нет, подожди.

— Я не хотел мешать...

— Да плевать мне на него. Сейчас, — Гоша зашел, закрыл за собой двери, были слышны голоса — его и второй, мужской, а потом Олесь решил, что не хочет встречаться с любовником соседа. Хотя бы из-за того, чтобы потом не сравнивать с собой и не заниматься самоедством.

Он поднялся на этаж выше, закурил и дождался, пока хлопнули обе двери — студии и подъезда. После чего спустился вниз и после пары мысленных пинков самому себе снова позвонил.

Гоша успел застегнуть рубашку и, судя по всему, умыться — волосы у лица были влажными.

— Обломал тебе все, — развел руками Олесь.

— К лучшему, — ответил Гоша, проходя вглубь студии. Его голос эхом отзывался под высоким потолком. — Сам не знаю, что на меня нашло. Начал снимать — оторваться не смог. Настолько идеальное тело, что даже руки вспотели.

Он возился с камерой и не смотрел на Олеся, а говорил так буднично, словно они сто раз уже обсуждали парней и их тела.

— Иди, посмотри.

Олесь подошел ближе. Гоша показал ему несколько кадров с экрана фотоаппарата, шумно выдыхая и как будто даже смущаясь.

— Красивый, — кивнул Олесь.

— Еще запах… — Гоша внимательно смотрел на экран. — Все вместе наложилось. Я сам не понял, как…

— Так а нахрена выгнал? Мог бы хорошо время провести. Не стоило из-за меня.

— Тебя увидел и вспомнил…

Гоша повернул к нему голову, в глазах его что-то мелькнуло и пропало почти сразу, а Олесь невольно поежился.

— Что вспомнил?

— Сам тебе говорил, что работу и личную жизнь не смешиваю. Выходит, соврал.

— Ты какой-то слишком уж принципиальный, — Олесь покосился на диван. — Мне не понять.

— Приходится. Работа такая.

— Блядство какое, — грустно сказал Олесь. — У меня все не так. Помнишь, я говорил, что мне мальчишка отсосал? Сын генерального.

— Помню.

Гоша махнул рукой в сторону дивана, и Олесь, все еще не понимая, как можно было отказаться от секса в пользу обычного соседского трепа, сел.

И даже немного расстроился оттого, что его не стали корить за развязное поведение. Гоша, бля, был таким спокойным, что невольно хотелось вывести его из себя. Тут мысль пошла дальше, и Олесь подумал, а как он кончает. И вовсе расстроился. Ему-то не светило никаким светом. Даже фиолетовым. Даже бирюзовым. Будь он трижды…

Поэтому он молчал и не жаловался на судьбу, хотя очень хотелось.

Рассказать, как Пашка зашел в квартиру и брезгливо затрепетал ноздрями, разглядывая старые обои, еще времен родителей. А потом спросил, и Олесь сказал, что они живут в однокомнатной, разменяли пару лет назад, чтобы им с Катериной в двух комнатах было лучше. Вполне ожидаемо услышал вопрос о детях, и выболталось само собой об операции. Он не хотел рассказывать, как смотрел на Пашку, а тот разглядывал фотографию Катерины на стене, и выражение его лица было точно таким же, как у самого Олеся на том снимке в газете.

А еще очень хотелось, чтобы…

— Иногда так хочется сделать что-то такое… — в тон его мыслям сказал Гоша и сел рядом, не совсем рядом, но близко. — А потом понимаешь, что нельзя. Глупо.

— И чего тебе хочется? — спросил Олесь и понял, что у него внезапно пересохло в горле.

С подросткового возраста такого не случалось — чтобы он нервничал, как девочка на первом свидании. Какого, спрашивается?

Гоша посмотрел на него ласково, как на неразумное дитя.

— А хочется, чтобы это чувство не возникало. Вот ты молодец. Трахнешь этого парня на работе и — никаких угрызений совести. А мне вечно… ограничения, принципы, — он улыбнулся, и от этого Олесю стало как-то нехорошо.

— Ты думаешь, мне проще?

— Да нет, — Гоша потянулся к сигаретам. — Не проще. Но ты как-то не особенно паришься.

— Я не хочу показаться занудой, но совсем недавно я тебе рассказывал, что блевал от... я не просто парюсь. Я себя дерьмом из-за этого чувствую. Завтра у Кати, жены, операция. А я вместо того, чтобы думать о ней, думаю о... ладно, давай не будем, — он встал и нервным жестом разгладил складки на брюках. — Извини, что испортил тебе вечер.

— Спас, ты хочешь сказать? — Гоша снова улыбнулся. — Все будет хорошо.

Он поднялся следом и привлек к себе Олеся, обняв за плечи.

Ситуация по всем раскладам выходила неловкой. Олесь понятия не имел, что стоит сделать и как реагировать на то объятие. И уж совсем не укладывалось в голове, как Гоша мог променять мальчика-модель на него.

— Будет, — сказал он приглушенно куда-то Гоше в ухо. — Но я все равно кусок дерьма.

— Высококачественного дерьма, — негромко сказал Гоша, не думая отстраняться. — Я тобой восхищаюсь, — он вдруг взял его за плечи и ухмыльнулся Олесю прямо в лицо.

— Мне сейчас очень приятно, — выдавил тот, глядя на Гошины губы.

Виски в крови бурлил, но было бы глупо просить Гордеева о чем-то — снова скажет, что симпатичный неухоженный сосед его не привлекает. Гоша хлопнул его по плечу, и объятие перестало намекать на что бы то ни было.

— Олесь, завтра после больницы заходи. У меня будет съемка, отвлечешься немного.

— Я не знаю, когда освобожусь, — он отступил на шаг и улыбнулся. Из вежливости. — А ты весь день снимать будешь?

— Да, до вечера. Начинаем часа в два.

— А я не помешаю?

— Нет, наоборот, — ухмыльнулся тот. — Посмотришь, с кем мне приходится работать. Может, посочувствуешь.

— Ну, мне-то с ними не работать, — сумел пошутить Олесь, и Гоша вполне ожидаемо хмыкнул.

Сорок минут. Всего. Он шел в твердой уверенности, что они поговорят, что сам извинится, а это продлилось всего сорок минут. Завтра начинался длинный уик-энд, завтра была пятница, отгул, взятый на работе, операция… нет, вернее, сначала операция, потом отгул, а потом — длинные выходные.

Олесь поднимался по лестнице и думал о Катерине, хотел было позвонить, но у двери квартиры его ждал сюрприз.

— Олесик, здарова, — весело сказал Ростислав. — А ты быстро. Я всего десять минут жду.

Глава 6

Какие у него тоненькие запястья, подумал Олесь. Какие узкие бедра, джинсы в облипку подчеркивают то, что ножки тоже тонкие. Хлипкая шейка, кудри эти белесые. Оно и понятно, Ростику еще формироваться, сколько же ему лет?

— А тебе сколько? — вместо приветствия брякнул Олесь.

— Не бойтесь, дяденька, восемнадцать.

Олесь смерил его насмешливым взглядом и достал ключи.

— Добро пожаловать, — открыл двери и впустил Ростика.

Олесь всегда был педантичным чуть больше, чем следует, и в квартире даже в отсутствие жены было чисто.

Ростик сбросил кроссовки, оставшись в белых носках, и осмотрелся.