Гошу он сразу же набрал. Эти истеричные вопли московского рекламного менеджмента подзаебали, о чем он собирался честно сказать Гордееву — перед тем, как послать.

Телефон хранил молчание, а знакомая автоматическая тетка, кажется, издевалась, используя новую речевку: «Абонент не может ответить на Ваш звонок…»

Ну и хрен с тобой, решил обиженный Олесь и решил хотя бы временно любить жену и заботиться только о ней.

Вернувшаяся домой Катя заметно изменилась: была спокойнее, тише, ничего не требовала, только изредка уходила поговорить по телефону в другую комнату, и Олесь прекрасно понимал, что с Пашкой.

Он даже предложил Катерине весело провести час-другой, но та закатила глаза, сказала, что ей нельзя еще как минимум месяц, и Олесь успокоился.

Жизнь налаживалась.

Если бы не Гордеев, эту самую жизнь можно было назвать даже очень сносной, во всяком случае, не тоскливой, как раньше.

Гоша позвонил сам через пару дней.

— Олесь, привет, — быстро сказал он в трубку. — Мне твоя помощь очень нужна. Надо из студии кое-что забрать, а доверять я могу только тебе, как ни странно.

Олесь набрал в легкие воздуха и уже готовился сказать «анепойтилитебекдиме», как вдруг услышал Гошин прерывистый вдох.

— Я тебе не мешаю, Гош?

— В смысле? — удивился тот — правда, голос был какой-то тусклый.

— Ты бы хоть закончил то, что делаешь, а потом звонил. Я на работе, мне тут рабочий настрой нужен.

— Н-да… — проговорил в ответ Гоша. — Какой темперамент, Олеська. Я один. Приезжай, пожалуйста, мне вставать нельзя.

— Почему нельзя?

— Потому что у меня ребра сломаны.

— Ребра?

— Блин, — вздохнул Гоша, — я в аварию попал, только что выписался из больницы, и то под расписку. Еще меня пытать будешь? Или, может, мне кого другого попросить?

— Черт с тобой, — сказал Олесь, — еду.

Впервые вызвал водителя и сорвался.

Гоша открыл дверь и сразу похромал в одну из комнат, оставив Олеся осматриваться. А оно того стоило: если студия говорила о фотографе Гордееве, то уютная квартирка в одном из спальных районов рассказывала о хорошем мальчике Гоше Либермане: чисто, уютно, без пафоса. Просто очень хорошая квартира с хорошим ремонтом. Чувствовалось, что сюда не приглашают просто так, и если раньше Олесь бы порадовался такому стечению обстоятельств, то сейчас просто констатировал факт.

— Проходи, — послышался голос Гоши. — Извини, ничего не могу предложить.

— Тебе же двигаться нельзя.

— Нельзя, — сказал Гоша и сел на диван. — Ключи на вешалке в прихожей висят.

— А что взять?

— Там в кухне, то есть, в гримерной, в крайнем правом шкафчике деньги. Привези их, пожалуйста.

— Еще что-нибудь? — Гоша посмотрел на него пристально. Наверное, решил, что Олесь издевается. — Я серьезно. Еду, лекарства?

— У меня есть еда и лекарства, пока ничего не нужно.

Олесь снова почувствовал себя холопом рядом с барином. Он делал одолжение, но Гордеев вел себя так, будто это барская милость — позволить себе помочь.

— Звони, если вдруг что вспомнишь.

— Не, не позвоню. Я телефон тоже разбил, все номера в нем были.

— Так, может, тебе телефон купить?

— А толку? Я ничего сейчас не смогу, а трезвонить будут с тура до вечера... Пошли они. Просто привези мне деньги.

— Ладно.

— Олесь, спасибо.

— Ничего, у меня свой водитель, — он усмехнулся уголком рта, давая понять, что это не понты.

— Молодец.

— Ты пил? — спросил Олесь, разглядывая ссадины на его лице, запекшиеся губы — явно долбанулся об руль, а как же подушки безопасности?

— Я не пью, — отозвался Гоша и, уже догадываясь, скривился. — Да, напился. Надеюсь, ты меня не будешь отчитывать?

— Не буду, — согласился Олесь.

Он забрал в студии деньги, потом, подумав, заскочил домой и выгреб заработанные на сдаче студии баксы. Гоша мог говорить что угодно, но если ему нужны деньги, то эти лишними не будут.

Катерина спросила, откуда такая сумма, и Олесь честно рассказал.

Подумал и взял свой старый телефон: "Нокия" была потрепанной и поцарапанной, но работала, а Гоше наверняка понадобится связь.

Потом, уже на подъезде, возвращаясь, попросил водителя остановиться у супермаркета и купил готовой еды. За свои. Ничего сверхъестественного, но чтобы питательно было и вкусно — научился в последнее время и в еде разбираться, и в ее полезности. Олесь шел по тротуару к машине и словно наблюдал за собой со стороны. Что-то внутри такое творилось — то ли жалость ворочалась, то ли благодарность. Не Диму же Гордеев позвал и не брата.

Олесь открыл дверь Гошиным ключом и заглянул в комнату. Гоша спал, подложив под щеку ладонь, весь такой беззащитный, что пришлось заставить себя перестать пялиться и переместиться в кухню. Там Олесь заварил крепкого чая, себе сделал кофе из найденных запасов, отыскал на мойке поднос и отнес нехитрую снедь в комнату.

Гоша все еще спал, и он воспользовался минутой, чтобы выскочить на балкон покурить. Там и услышал:

— В комнате можно было. Закрой, кондиционер работает.

Олесь выбросил окурок на улицу и вернулся.

— Привет. Чай пей, вот. Бульон тебе надо, я поставлю сейчас, а пока … — он кивнул на поднос.

— Я тебя попросил просто деньги привезти, а ты сразу бурную деятельность развел, — Гоша вздохнул устало, и Олесь снова начал злиться.

— Не ешь, значит.

— Я говорил, что у меня есть домработница, она готовит. В холодильнике достаточно еды.

— Знаешь, — Олесь нервно провел ладонью по волосам, — иди в жопу, Гошенька. Заебал, — и уже подойдя к двери, добавил: — Дима пусть в следующий раз тебе за деньгами ездит. У меня рабочий день, между прочим.

— Я тебя не просил. Вернее, не просил за мной ухаживать.

— Это не ухаживания! — возмутился Олесь. — Это нормальная человеческая помощь!

— Спасибо, но я…

— Да, пожалуйста! Не просил он, гордый какой, — он нервно вздохнул и стукнул ладонью по дверному косяку. — Ладно, я в офис. Диме привет.

— Олесь…

Обернулся, пытаясь справиться с лицом.

— Что?

— При чем тут Дима, — устало ответил Гоша, закрывая глаза.

Снова злость такая накатила, Олесь даже оперся о стену, пытаясь справиться с желанием кому-нибудь двинуть. Очень неожиданно для себя самого понял, что нельзя уходить просто так. Не то чтобы хотелось быть жилеткой, но мысль эта дурацкая покоя не давала: а вдруг не просто так, вдруг не мальчиком на побегушках, а все-таки кем-то оказался? Он вздохнул и подошел к дивану.

— Почему не в спальне лежишь?

— Пожестче, — отозвался Гоша. — Мне сказали сидеть, но лежать легче. Ушиб брюшины, там синячище похлеще, чем вам на сессии девочки рисовали.

— Что произошло?

— Напился и поехал кататься. Идиот, сам знаю.

— Ага.

Олесь сел рядом и посмотрел на Гордеева. Тот был бледным, под глазами залегли темные круги.

— Страховка хоть есть?

— Это ты из вежливости интересуешься или статистику собираешь? — усмехнулся Гоша невесело.

— Интересуюсь.

— Есть страховка. Машина кредитная, так что... хотя я не помню, платил или нет в последний раз.

— Охренеть. Сколько тачка-то стоит? Тысяч пятьдесят?

— Сорок шесть.

— И тебя не волнуют сорок шесть тысяч долларов?

— С машиной я уже попрощался, сейчас меня больше волнует, что делать с работой и на что жить.

Олесь посмотрел на него удивленно.

— У тебя сбережений нет, получается?

— Ну, как же… Ты же привез.

Олесь вспомнил, сколько было в пачке, и покачал головой.

— Это все? — переспросил он, и Гоша снова прилег. Было видно, что бравада напускная, а бодрый внешний вид дается ему с трудом.

— Все, — ответил Гоша. — Митя оплатит позже, что-то еще должны…

— Ты вот скажи мне, — медленно начал Олесь, — ты вот известный человек и все дела… У тебя бухгалтер вообще есть? Ты же по договорам работаешь, или…

— Добей меня, — мрачно посоветовал Гоша. — У меня эти бумажки по всей квартире разбросаны. Сколько раз хотел порядок навести…