Та кухню зашел матрос Еремей.

-«Нюся, что ты с ними баланду травишь, попили  чайку и пусть катятся на все четыре стороны, зюйд вест им в подмогу.»

- «Цыц Еремей, закрой поддувало, неожиданно гаркнула на него Анастасия. Я добро, за всегда помню, эти люди мне слова худого не сказали, делились со мной, тем, что имели, денег на дорогу дали, когда совсем худо стало. Девочку вот эту Аннушку, я с малых годков  воспитывала, по голове  через нее получила от лихих людей. Выходит они, какая никакая, а есть мне родня и жить они будут в моей бывшей комнате.»

И  повернувшись к Медеи  добавила, -«уж не обесудьте, все  лучше чулана.!»

-«А ты  муженек, сообщи всем домочатцам, что б людей  этих забижать не смели, они и так  уже натерпелись в дороге, а  Медея Казимировна женщина образованная грамотная, еще  нашей  родной власти послужит, мировая революция  он ж , не за горами.»

Аннушка, согревшись кипятком и умявшая  между делом все  сухари сидела и клевала носом.

Анастасия это заметила, подняла ее и скомандовала -« пойдемте, я ваши новые апартаменты  показывать буду.».

Глава  46

Они лежали вдвоем на узкой няниной кровати. Аннушка  заснула мгновенно, как только голова коснулась подушки.  Медея  не спала. Не смотря на,  жуткую усталость, сон не шел. Ей вспомнилось, как она радовалась покупке этого дома.  Как ей казалось, что здесь она обретет свое счастье. Почему, дочь человека, столько сделавшего для этой чертовой  революции, половину своей жизни проживший, на сахалинской каторге, должна ютиться в комнате  прислуги. А Рубен, он ведь давал деньги на эту революцию, много денег,  неужели  они эти новые  властители страны, это все забыли. Где он сейчас   Рубен Каренович Давоян. Может быть, он совсем рядом  в городе, который сейчас называется Хельсинки, но это уже другая страна и в нее  просто так не попасть, а может быть он поселился в Тегеране или  Багдаде или еще  где-то и совсем  забыл о ней и Аннушке.

А кто собственно она  ему, жена- нет, любовница, разве, что бывшая. И что собственно теперь держит ее в этой стране. Жилья нет, работы нет,  могилы родственников  очень далеко и не факт, что  они останутся в этой стране, а не в какой-нибудь другой, тоже независимой. А что у нее там, там у нее дом  покойного мужа, друзья,  которые  его помнят и наверняка помогут его вдове и дочке. Там нет революции и там не пьют горячую воду, а пьют  английский чай. да там тоже война, но она  как говорят, вот вот должна закончиться. И так решено из этой страны надо уезжать, но как  у нее совсем нет денег, никаких, нет драгоценностей, нет вещей которые можно продать. Стоп, почему нет. Анастасия принесла сюда сундук с ее вещами, а там  должны быть четыре чертовы марки . Они стоят  уйму денег, но кому их продать, остались в стране  сумасшедшие филателисты или уже все   уехали в сытые и теплые страны. А Иден, а Кейбелл, где они сейчас, Английский клуб, конечно, закрыт и все таки  решено, завтра она начнет  хлопотать о выезде за границу, ей должно наконец повести. С этой мыслью Медея погрузилась в сон, без сноведений  и кошмаров, сон сильно уставшей и сильно постаревшей женщины.

Глава  47.

С утра начались походы по всяческим вновь созданным  комитетам и комиссиям, никто не знал, когда и как  можно уехать в Англию, ходят ли туда пароходы и  какие документы должны быть оформлены  при этом. Английский клуб был закрыт наглухо, однако как ни странно работало Английское консульство, в котором ее внимательно выслушали, сообщили  возможное, весьма  примерное расписание  торговых судов  выписали необходимые документы и даже о чудо,  выдали немного денег. Оказывается  ей  как  вдове и ее дочке положен небольшой пенсион, который она может получить в полном объеме по прибытию в Лондон, а сейчас  господин консул  распорядился  выделить ей небольшое пособие  на проживание. Куда  пропал  господин Кейбелл  в консульстве не знали, он должен был выехать в Швейцарию, но добрался он до сей благодатной страны или  попал в руки  немцев, точной информации не было. Гарри Иден в настоящее время  пребывал на родине, но  должен был вернуться,  как только представится возможность.

Окрыленная   известиями полученными в консульстве Медея направилась  в  грозное учреждение под названием : Центральное эвакуационное управление (Центрэвак), толпа в  это здание стояла  преогромная. Люди сутками не уходили, боясь пропустить свою очередь, на площади жгли  костры, какие-то шустрые личности, тут же торговали  номерами. Медея поняла, что попасть  внутрь ей  поможет только чудо. Ни на  этот день ни на следующий, но через неделю, это чудо произошло.

Медея совсем отчаялась  попасть хотя бы в здание Центрэвака, тихо стояла у костра и грела озябшие руки. Если  купить  номер в очереди, то денег совсем не останется и есть будет нечего, если продать  одежду, то из дома не выйдешь-замерзнешь. И тут кто-то  сзади  хлопнул ее по спине. Медея вздрогнула и обернулась,  сзади стояла  сухонькая  старушонка, женщина  помнила, что когда-то видела это лицо, оно было ей противно, что-то  очень  гадкое  сделала эта  старуха, но  точно вспомнить не могла.

-«Ты меня уже  и не помнишь»-  со старческим скрежетом в голосе,  проговорила собеседница,-«а жаль. Ладно, пойдем со мной, я проведу  тебя  в эту контору, коль тебе так  сюда надо». Она взяла  Медею за  холодную руку и повела к входу в Центрэвак.

- Стоящие на входе  матросы с  винтовками, кивнули ей, пропуская внутрь.

-«Эта  со мной»-скрипнула  старуха и потащила  женщину дальше.

Старуха  провела ее в конец коридора и завела  в захламленный кабинет. Всюду валялись какие-то пыльные папки, обрывки бумаги, в углу стояла  пишущая машинка «Ундервуд».

-«Садись»- старуха указала, на колченогий  расшатанный стул в углу.

-«За границу намылилась, новая  власть тебе не по нутру, крабов с омарами тебе подавай. Шиш бы я тебя отпустила, да вот отец  твой  когда-то здорово  нам помог, к стати жив -то  поляк или помер уже.?»

- «Нет отца»- сказала Медея,  наконец,  вспоминая  кому  принадлежит  это сильно постаревшее, но до боли ненавистное лицо.

-«Вижу, узнала, наконец»- злобно  сказала старуха.

-«Как видишь жива  до сих пор и партия поставила  меня  решать, кого  выпускать отсюда, а кого  прямо к стенке.»

-«Но ты  у меня уедешь, даже не сомневайся, но не за так, а за все  свои оставшиеся  марки. Сколько их у тебя, только не ври,  матросики придут, все у тебя вверх дном перероют и за даром заберут, а я же тебе их обменять предлагаю, на бумагу  выездную.»

-«Ну так, сколько? «-гаркнула, вставая  из-за стола Этери.

-«Только две»- соврала Медея и от этой лжи, кажется  покраснела, но в комнате царил полумрак, да и глаза у старухи были уже не те, что бы разглядеть румянец на впалых щеках женщины.

-«Значит так»-  продолжала  Этери- «идешь за  марками, я готовлю документы.»

-«Встречаемся, помнишь где, правильно возле Исакия в  восемь вечера. «

Медея  ушла, а Этери села писать подробную докладную записку самому  Григорию Зиновьеву. Она писала долго, руки уже плохо слушались ее. Писала, что  эти  марки,  страшное  оружие в борьбе  с врагами  пролетарской революции. Описала, как  много лет назад  при помощи этой  марки был казнен предатель их организации.

За  стенами здания бесновалась толпа жаждущих покинуть революционную Россию, но  уполномоченная Этери  в этот день не принимала никого. Наконец, она закончила свою работу,  подготовила  необходимые бумаги на выезд для  Медеи Олдман-Крулевской и ее дочери Анны, нашла  старые вязаные  перчатки и  поспешила к Исакиевскому собору.

Глава  48

-Медея  после разговора с Этери с трудом доковыляла до своего дома, путь был не близкий, на извозчика денег тратить было  жаль, по дороге в голове у женщины  созрел план  мести за все  страдания и унижения,  полученные от этой старухи.