Закончив, Даша ровной стороной лотка прихлопала выросший перед ней холмик и, отбросив лопату, крест-накрест водрузила на его вершину сломанный посох юноши, после завязав на одной из деревяшек испачканную кровью с ее рук маску. Отступив на несколько шагов, Даша судорожно выдохнула и упала на еще влажную землю, чувствуя, как вязкая темнота с каждым выдохом поглощает ее сознание. Она даже не огорчилась: ей хотелось соскользнуть в эту звенящую пустоту, только бы заглушить боль в душе. Но безмолвие не позволило ей забыться и уйти от жестокой действительности надолго, и когда девушка очнулась, Вереска с Лорэнтиу еще так и не было.

Едва справившись с подступающей тошнотой, Даша, шатаясь, поднялась и вернулась в дом; смыв с рук засохшую грязь и кровь, она достала тряпки и принялась оттирать следы ворвавшихся в их дом мужчин и кровь лекаря, казалось намертво въевшуюся в потесанные доски пола. Со злостью отшвырнув тряпку, она схватилась за голову, надрывно всхлипнув, но, так и не позволив рыданиям прорваться наружу, вновь вернулась к безрезультатным попыткам отмыть с пола темные пятна. Когда, так и не закончив с кухней, девушка остервенело терла пол в комнате, вернулся запыхавшийся Вереск. Умывшись в чистом тазу, он прошел к ней в комнату.

Молча поглядев на ее старания, юноша взял другую тряпку и опустился рядом с Дашей на пол, помогая девушке стереть расплывшееся пятно крови человека, которого ей пришлось убить. Бинх уже изрядно успокоившийся после ночного вторжения, вновь устроился на облюбованной им полочке, однако все еще несколько нервно вычищая перья от ему одному видимой грязи. Бросив пропитавшуюся зловонной кровью тряпку, юноша повернулся к Даше:

— Лорэнтиу еще не вернулся?

— Нет. Ты знаешь, что он имел в виду, когда говорил про «навестить друзей»?

— Понятия не имею, — пожал плечами. — Может, хочет попрощаться с Малачи.

Даша отстраненно кивнула, особо и не желая задумываться над смыслом последних слов посла. Поняв, что темные пятна все равно останутся на полу, она собрала тряпки и бросила те в огонь печи. Помыв руки вслед за ней, Вереск сказал, что пойдет собирать вещи и перенесет те к лошадям. Проводив его взглядом, Даша вернулась в отведенную ей лекарем комнату и коснулась ладонью шероховатой стены, словно могла так вымолить прощение у давшего им кров дома за смерти, чьими свидетелями стали эти стены. Побросав вещи в мешок, Даша переоделась в перешитое платье супруги Дзина, а сорочку и свое платье так же бросила в огонь; когда пламя уничтожило ткань, девушка погасила огонь.

Вытащив мешок и сумку к двери, она еще раз окинула взглядом полюбившийся ей дом, мысленно навсегда с ним прощаясь. Теперь она вряд ли остановится в чьем-то доме, боясь навлечь на его хозяина горе. Почему-то она твердо была убеждена, что эти люди набрели на дом лекаря не случайно, а искали их с Лорэнтиу. И если бы они не остановились у Дзина, то он, вероятно, прожил бы еще долгую и счастливую жизнь вместе с супругой, которую так любил. Одного только вот Даша так и не могла понять: каким образом этим мужчинам удалось найти их здесь?

Дверь распахнулась, и в дом вошел Вереск; заметив Дашу, он достал что-то из кармана и протянул ей. Нахмурившись, девушка удивлено посмотрела на чистый от каких-либо рисунков и записей конверт и деревянную баночку, легко уместившуюся на ее ладони; перевернув ту, она приблизила ее, одними губами прошептав вырезанное сбоку одно единственное слово: «лекарство». Густая светло-желтая мазь внутри, имела приятный, воздушный запах полевых цветов и меда. Развернуть конверт девушка не успела, отвлекшись на вернувшегося Лорэнтиу, выглядевшего куда мрачнее обычного. К удивлению девушки он уже был переодет в монашескую рясу, а правый темно-синий глаз полностью скрывала косая челка. Окинув Вереска придирчивым взглядом, Лорэнтиу потребовал, чтобы тот надел шапку, и юноша безропотно подчинился; после узнав, что они собрали все необходимые вещи, Тин удовлетворенно кивнул, а Даша, убрав конверт, обратилась к послу:

— Где ты был, Лорэнтиу?

— Прощался с Малачи и Хетти, — устало сжав пальцами переносицу, ответил тот. — Знаешь, это забавно, я помню, когда они жили в Плае, то многому научили меня, не гнушающегося никакими новыми знаниями, от кузнечного мастерства до поварского искусства. А теперь настало мое время преподать им урок, который, я надеюсь, они не забудут ни в одной своей следующей жизни.

— Урок? — непонимающе переспросила Даша.

— Предательство — страшный грех, — коротко ответил Лорэнтиу, выходя во двор.

Дорога наверх, по которой могли пройти лошади, была лишь одна и, взяв тех под уздцы, Лорэнтиу спешным шагом двинулся по широкой тропе. Возле границы высоких деревьев, Даша обернулась, глядя на возвышающийся возле старой и гордой сосны холм, хорошо видимый в предрассветных сумерках. Утренний молочный туман лениво наползал на холм, за считанные мгновение полностью тот поглотив. Оставшийся путь девушка толком и не смотрела вокруг, поглощенная мыслями об убранном в потайной кармашек рукава конверте.

Уже на тракте Лорэнтиу проверил крепления на сбруе лошадей и запрыгнул на нервно подергивающего ушами Кайена. Наступивший рассвет пролился на склоны гор золотым пламенем, превращая обычный камень в сокровище; тонкие ниточки лучшей пробуждающегося ото сна солнца проскальзывали сквозь густые клубы стелящегося по земле тумана, подобно водопаду ниспадающего в резкую пропасть слева от них. Лорэнтиу окинул склоны гор своим привычным цепким взглядом и, дождавшись пока Вереск сам заберется на свою лошадь и, закрепив на седле сумку с дремлющим совенком, поможет девушке сесть сзади, двинулся позади них. Даша уткнулась лицом в спину Вереска, поэтому не могла видеть, как, на мгновение болезненно прикрыв глаза, Лорэнтиу сдержанно выдохнул и швырнул свой кинжал в простирающуюся сбоку пропасть.

Даша поежилась, плотнее кутаясь в длинные полы плаща. Они провели в пути почти весь день, и, только приблизившись к равнинам неподалеку от границы Диары с Цером, Лорэнтиу спешился, сказав, что пора остановиться на ночлег. О событиях прошедшей ночи Даша старалась не думать, но стоило ей закрыть глаза, как ужасающие картины окровавленного тела лекаря вновь мелькали перед ее внутренним взором. Разговаривать совсем не хотелось, поэтому девушка была глубоко признательна Вереску, бросившему за все это время лишь несколько рубленых фраз, обращенных к Лорэнтиу, лишь молчаливым кивком ответившего на них. Сам посол даже не смотрел в их сторону, захваченный своими внутренними переживаниями, и однозначно не был расположен к беседе.

Сейчас юноша, пристроив свой монашеский посох к одному из росших обособленно от оставшегося позади леса немногочисленных деревьев и отбросив челку с лица, начал разгружать Кайена от поклажи. Вереск помог Даше спуститься и отвел Шерра к послу, после отправившись искать дрова, чтобы разжечь костер. Довольный Бинх перелетел с Дашиных рук на низкую ветвь, сонно наблюдая за неспешными движениями расположившегося внизу Лорэнтиу, а сама девушка устроилась чуть поодаль и достала из мешка книгу сестры, горячо надеясь, что незамысловатые строки помогут вытеснить из ее мыслей мертвое лицо Дзина.

Вскоре вернулся Вереск и, разведя костер, воткнул ветки в землю, повесив над пламенем наполненный принесенной Тином водой котелок. Перетащив поближе сумки с припасами, которые они собрали в оставленном доме лекаря, юноша погрузился в приготовление ужина для них, по-прежнему храня тягостное молчание. Даша тихонько вздохнула: вероятно, его мысли так же терзает вина за случившееся с молодым целителем. Ей самой не раз за это время, после спешного отъезда из дома Дзина, навязчиво лезли в голову мысли, что стоило остаться во дворце, тогда бы удалось избежать стольких бед. Высказать свои терзания вслух девушка не решалась, понимая, что и Лорэнтиу, и Вереск отказались от всего, чтобы ее спасти.

Да и слишком поздно теперь о чем-то жалеть.