Кому сейчас придет в голову хвастаться тем, что купил цветной телевизор или холодильник? Купил, да купил. Обыденность. Но тогда их приобретение по «весу» и значимости было сопоставимо, пожалуй, с покупкой автомобиля сегодня. Правда, ВАЗ «Жигули» — заветная мечта советского человека — сейчас не в счет. Но тогда! Бытовало шутливое замечание: «Чего не здороваешься, машину что ли купил?» А популярное выражение «автомобиль — не роскошь, а средство передвижения» воспринималось с улыбкой, философски. Знаете ли, кому — как.

Моему отцу удалось удачно поработать от «Радиоприбора» в Ираке, «в загранке», как тогда выражались — он был прекрасным специалистом по авиационному радио-навигационному оборудованию. Тогда, в 77-ом, там только что пришел к власти молодой амбициозный Саддам Хусейн, и страна была на подъеме (мои родители чуть не плакали, когда в 2006 году по телевизору показывали казнь бедного иракского лидера). Главным итогом загранкомандировки стала новенькая «Волга» ГАЗ-24, купленная по льготной очереди для специалистов, поработавших за рубежом: иракцы оплачивали труд наших спецов в фунтах стерлингов.

И вот, в самом конце 78-го года, отец пригнал «Волжаночку» из Москвы. У-у-у! Это было событие, точнее, Событие! Событие равнозначное нынешнему приобретению, наверное, «Бентли» или «Майбаха». «Роскошь»! Опасаясь нездоровой реакции соседей, мы долгое время вообще не решались подъезжать на «Волге» к своему дому. Папа настолько ее берег, что почти не пользовался. Когда через 27 лет он продавал ту ставшую старенькой «Волгу», в ней еще пахло новым салоном, а спидометр указывал пробег в «целых» 30 тысяч километров (и то, почти треть из них накатал я), то есть, машина, фактически, успела пройти обкатку.

М-да... Такого отношения к автомобилю сейчас уже не встретишь, каким бы дорогим он ни был — машина, наконец-то, превратилась в «средство передвижения». Ведь и «Бентли», и «Майбах» заменить при желании на другое авто сейчас не проблема. Но в те времена понятия «поменять автомобиль» не существовало. «Железный конь», впрочем, как и квартира (а в абсолютном большинстве случаев и жена!) — одни и на всю жизнь.

Иметь на руках валюту не разрешалось, продать или купить кому-то за рубли запрещалось — на этот «случай» имелась статья в уголовном кодексе. Ее можно было лишь обменять в банке по официально установленному курсу (70 «инвалютных» копеек за один доллар) на чеки Внешпосылторга, которые отоваривались в рублевом эквиваленте в специальных магазинах «Березка» (не путать с валютными магазинами для иностранцев!). Там предлагался различный дефицитный товар, или, с легкой подачи Аркадия Райкина, «дифссыт», недоступный за рубли. За них, родимых, их еще кликали «деревянными», «диффсыт» можно было взять только «по блату», а «с рук» или «из-под полы» — в два-, а то и втридорога. Казань «Березок» не имела, в Москве же к ним бывало трудно подойти из-за толп грузинов, скупавших чеки по курсу один номинал за два рубля. На «барахолке» у тех же грузинов, фарцовщиков или цыган тоже можно было купить вожделенный «дифссыт», но с учетом их немалого «гешефта». И то держи ухо востро, чтоб не обманули или не «впиндюрили» неликвид.

В молодежной среде настоящей культовой вещью были фирменные джинсы. Отец купил мне в «Березке» двое джинсов фирм «Милтонс» и «Ранчер». Я страшно ими гордился. Но самой крутой, как тогда выражались, «джинсой» считались «Вранглер», хотя правильно произносить «рэнглер». Они (по сути, тряпка!) стоили на «барахолке» две средние зарплаты советского человека. Вспомнился и популярный в те годы слоган: «кто носит фирму «Адидас», тому любая баба даст!»

«Дифссыту» неизменно сопутствовала очередь. Вспоминая ее, на ум приходят слова Александра Радищева: «чудище обло, стозевно и лаяй!», правда, адресовано это почти 200 лет назад было не очереди. Но как точно! Что «лаяй»? Всегда и везде одно и то же: «вы здесь не стояли!», «куда без очереди полез!», «ну и что ж, что ветеран!» или «больше одного килограмма (одной пары, двух штук, трёх рулонов и так далее) в одни руки не давать!» Воспетое официальной пропагандой «чувство локтя советских людей» не доставляло удовольствия, если ты ощущал чувство этого же самого локтя... в бок. Но вот, как сухой щелчок бича, звучал из уст продавца «не подлежащий обжалованию» приговор очереди: «вон за той женщиной больше не занимать!» И как-то сразу «чудище» обмякало, сдувалось, стихало, чтоб через несколько секунд вновь мобилизоваться с утроенной энергией.

Торгашей одновременно ненавидели и заискивали перед ними, ценили знакомства в торговой среде и радовались, когда кого-то из них сажали. Причем злобно щелкали зубами представители всех «дружественных» классов бесклассового советского общества: «сажать бы их через одного!»

Вся нелюбовь и презрение к торгашам воплотились в образе незабвенного персонажа Директора Рынка из рязановской кинокомедии «Гараж», вышедшей на экраны в 79-ом году. Помню, моему Славику было лет 9 или 10, когда он подсел ко мне — я в очередной раз пересматривал эту комедию. И как-то незаметно для себя сын попал под обаяние этого нестареющего фильма, тем более, что некоторые актеры ему были знакомы по другим картинам. И вдруг он задал вопрос, по-детски простой и достаточно сложный одновременно: «Папа, а почему директорше рынка нужно непременно построить гараж? Если она такая богатая, почему его попросту не купит?» Мне пришлось потрудиться, чтоб постараться доступно ответить Славику. Ведь купить гараж тогда было практически невозможно — он, слушая, недоуменно хлопал глазенками, пытаясь понять, как такое могло быть?

Блатной также считалась работа приёмщика бутылок, на эту «хлебную» должность было не попасть. Как ни придешь в пункт приёма стеклотары (он был на Комарова, за гастрономом), на двери одно и то же объявление: «Тары нет». Но она мгновенно находилась, если ты предложишь (причем сам!) принять бутылки дешевле, например, «чебурашку» (тип бутылки) вместо 12 копеек — за 10. Иначе греми с бутылками обратно домой.

«Того-то нет» — как символ времени. «Мест нет» в ресторанах и барах, «мест нет» в гостиницах и санаториях. «Пива нет» в пивных ларьках. Такси не поймать, либо оно непременно «едет в парк». Нужна картошка? — Посади. Фрукты-ягоды? — Вырасти. Гараж? — Построй.

Где-то в середине семидесятых Казань стала первым городом в Союзе, в котором ввели «талоны» на нормированный отпуск товара — пока еще только сливочного масла: 1 кг на человека в месяц. Но, как вскоре показало время, «лиха беда — начало».

Очень значимую роль в снабжении семей продуктами и «дифссытом» играли регулярные торговые вояжи в Москву. Во многих трудовых коллективах даже существовал неофициальный скользящий график: каждый работник по очереди на выходные мотался в столицу, собрав заказы и деньги сослуживцев, благо ехать — одну ночь. И вот, на перрон казанского вокзала высыпали толпы встречающих граждан, страждущих своих заказов: под бравурные звуки горячо мною любимого «Марша Сайдашева» прибывал долгожданный поезд-кормилец «Татарстан».

До сих пор перед глазами маячит незабываемый типаж: уставший, вымотавшийся человек с видом исполненного долга тащит в обеих руках огромные сетчатые авоськи с консервами одного вида, а крест-накрест через всё туловище, словно пулеметные ленты революционного петроградского матроса, две вязанки туалетной бумаги. Впрочем, подобный портрет был обычным почти для всех городов РСФСР. Помимо Москвы и Ленинграда, так называемую «первую категорию» снабжения (или «московскую») имели еще закрытые («режимные») и, чтоб привлечь переселенцев, молодые строящиеся города.

Почему-то во всех бывших союзных республиках, в которых мне удалось тогда побывать, изобилие продуктов и товаров было намного богаче. Но, как ни странно, жители братских республик так не считали, всё время недовольно гундели и не раз с пеной у рта доказывали мне, что именно они «кормят Россию» (последствия распада Советского Союза убедительно показали, кто кого кормил).

Но больше всего задевало, что продуктовый дефицит наблюдался именно в Татарстане, где сельское хозяйство всегда было неплохо развито. Народ шепотом объяснял этот феномен так: «Всё идет в Москву». Поэтому бытовала еще одна популярная полушутливая фраза: «Из Казани в Москву товарными вагонами, обратно в Казань — пассажирскими».