На вершине Херем, по обыкновению, с вечера собрались алтайцы молиться милосердому Бурхану.
Несколько сот богомольцев стояло вокруг Чета в благоговейном молчании.
Чет призывал доброго бога:
И жег ароматичный арчил на жертвеннике.
Около Чета стояла алтайская знать с зайсангом Эрльдеем во главе. Тут были все друзья Чета, его родственники и последователи.
Безмятежно плыла полная луна по темному небу.
Все было тихо.
Вдруг неистовые крики тысячи голосов потрясли ночь. На гору со всех сторон лезли русские.
Ревели:
— Бей их, собак немаканных!..
— Бей их!..
— Го-о-о!..
Растерявшихся, ничего не понимающих, алтайцев окружили.
И началось избиение.
Безоружные, алтайцы сразу же дрогнули и бросились бежать врассыпную, даже позабыв про зарытые в земле ножи.
Лишь небольшая группа, с Четом во главе, осталась на горе и отчаянно защищалась у жертвенника.
Свирепее всех боролся Айнтай.
С блестящими глазами, с развевающимися седыми волосами, грозно крича, старик хватал с жертвенника камни и бешено швырял ими в русских.
В его воодушевлении сказалась вся многолетняя ненависть к пришельцам.
Но это продолжалось недолго.
Мрачный сотский Поликарп, больно ушибленный камнем старика, рассвирепел, вскинул винтовку и выстрелил.
— Вот тебе, старый черт!..
Айнтай взмахнул руками и без стона упал на жертвенник около Чета.
Чет нагнулся, чтобы поддержать его, но на него самого навалилось десяток тел, и Чет упал.
Юноша Санаш, защищавшийся почти рядом с Четом, увидел, что Чета повалили на землю, и бросился на помощь к своему названному брату, визжа от ярости и махая кулаками направо и налево. Ловкий алтаец подоспел вовремя и нанес страшный удар в голову Кириллу, занесшему над Четом топор. Кирилл упал, но тотчас же вскочил, окровавленный и ужасный, и Санаш с разбитым черепом, едва крикнув, повалился на землю.
В этот момент трое дюжих мужиков вторачивали Чета в седло чьей-то лошади, и Кирилле нельзя было уже покончить со своим врагом.
Кирилл выл от ярости и размахивал топором направо и налево.
Но алтайский пророк был спасен от смерти.
Зато выстрел в старика Айнтая как бы послужил сигналом.
Раздались еще выстрелы, стоны и предсмертный хрип умирающих.
Но у жертвенника все еще защищалась горсть алтайцев: Канакуэн с сыном Сапышем и братом Тунгаем, племянники Айнтая — Боднот и Чолтуш, молодой алтаец Сапыр, сильный кривоногий Балышток и еще несколько алтайцев.
Невооруженные, лишь с камнями в руках, они все же сдерживали напор русских. Кривоногий богатырь Балышток был ужасен. Схватив толстый березовый ствол, служивший подпоркой навеса над жертвенником, алтаец размахивал им, как дубиной, свирепо рыча, с перекошенным от ярости лицом. Кровь воинов Чингиз-Хана заклокотала в нем, и тяжелый стяг со свистом рассекал воздух, не подпуская русских, старающихся разъединить алтайцев и перевязать их в одиночку.
Несколько выстрелов, тяжело ранивших старика Канакуэна и теньгинского Сапыра, сразу разделили обороняющихся. Скоро и Балышток, раненый в руку, упал на землю, но под десятком насевших на него дюжих мужиков, воя от ярости, алтаец все еще сопротивлялся, извивался, как змея, и сбрасывал с себя врагов.
Раненых друзей Чета тут же связали и приторочили к седлам. Всего взяли «в плен» человек тридцать.
Сапыр и Тунгай тоже болтались в тороках.
Боднот и Чолтуш бежали.
За ними погнался Кирилл с ватагой мужиков, стреляя в них на бегу.
Остальные алтайцы, робкие пастухи, уже давно разбежались.
За ними гнались русские, дико гикая и ухая им вслед.
Скоро по долине там и сям запылали алтайские аилы, и зловещее зарево кровавым блеском упало на горы.
Все это произошло в несколько минут.
На вершине Херем, где только что молились сотни мирных алтайцев, осталось лишь несколько трупов.
На жертвеннике вверх лицом лежал старик Айнтай со спокойным лицом, точно спал. Около него лежал молоденький Санаш с разбитым черепом и искаженным предсмертной мукой лицом.
Все стихло на вершине горы. Только из долины доносился еще дикий рев разнузданной толпы, пьяное гоготанье и вопли привязанных к седлам пленных алтайцев.
Но скоро на тихой вершине Херем показалась фигура всадника без шапки, с развевающимися по ветру бородой и волосами.
Это был кам Пустелянга.
Облитый лунным сиянием, он остановился на опустевшей вершине Херем, огляделся вокруг и вдруг захохотал:
— О, Эрлик, ты отомстил!.. О, молодец ты, черный, могучий Эрлик.
Зарево пожаров бросало на лицо шамана красные блики, а он, глядя на трупы, приходил все более и более в исступление.
И далеко несся бешеный хохот и крик его.
— Ты победил, о Эрлик, ты отомстил!.. Ок-пуруй, Ок-пуруй!..
Лиловые скалы долины Карлыка только что подернулись вечерней дымкой.
Солнце закатилось.
Аил Чета был пустынен — все мужское население отправилось на Херем молиться.
В юрте Чета слышался тихий разговор.
Говорила Тутанхэ со своей теткой Бабадай.
Старушке-алтаянке все еще не верилось, что пала прежняя вера в злых духов, что надо молиться по-новому, и она в сотый раз расспрашивала Тутанхэ о видении Ой-Рота.
— Ты сама его видела?
— Сама.
— Какой же он? Расскажи еще раз…
— Блещет лицо его, как луна. В белой одежде он, как снег Белухи, и на белом коне сидит…
— На белом коне?..
— На белом. Зажмурилась я от света, испугалась, и хорошо мне стало, а он мне говорит…
— Что говорит?..
— Говорит: «Пусть сожжет Чет идолов шайтана. Пусть Белому Бурхану молятся калмыки».
— Белому Бурхану?…
— Да, Бурхан-бог! Он один все может сделать. Здоровья дать, стада большие дать, счастье дать… Все дать может он…
Но Тутанхэ не договорила.
Внезапно странные крики и топот лошадей послышались издалека, приближаясь к аилу.
В этих криках почудилось что-то дикое и страшное.
Тутанхэ и старуха замерли в юрте.
Крики приближались, и скоро топот лошадей раздался около юрты. В юрту вбежали Боднот и Чолтуш и бросились к пологу Чета, ища оружие.
У юрты раздался опять топот лошадей, и в дверь ворвался взлохмаченный, без шапки Кирилл с винтовкой в окровавленных руках, остервенело крича:
— Н-ну, баба!.. Теперь ты моя!.. Не хочешь?..
За Кириллом вломилось еще несколько мужиков.
Тутанхэ вскочила и схватилась за нож.
В это время из-за полога выбежали Боднот и Чолтуш с длинными ножами в руках, бросились на Кирилла, но раздались один за другим два выстрела, и братья, как подкошенные, повалились на пол юрты.
Тутанхэ остолбенела.
Кирилл одним прыжком кинулся к ней, выбил из ее рук кинжал, и через минуту Тутанхэ, второченная в седло, с Кириллом впереди, как труп, болталась на коне, несшемся вскачь по долине.
Длинные волосы алтаянки развевались по воздуху.
А в опустелой и разграбленной юрте Чет-Челпана старуха Бабадай выла на трупах своих сыновей Боднота и Чолтуша.