— Три мины!..
— Есть! — И Карнаушенко передал на огневые позиции минометов данные для стрельбы.
Послышались хлопки выстрелов. Харитонов в бинокль наблюдал за целью. Мины рвались возле дома, и было отчетливо видно, как там забегали вражеские солдаты. Когда налет закончился, Харитонов сказал мне, что у него вопросов больше нет, все ясно. И ушел. На этом инцидент был исчерпан.
Мы стали ломать голову над тем, как выбить противника из занятых им построек. Решили атаковать ночью. Подготовили огонь 50-миллиметровых минометов и минометной роты. Нам придали также несколько ранцевых огнеметов. Все продумали, организовали. Штурмовая группа находилась в каком-то разрушенном строении. По-видимому, раньше это был сарай. Один из огне-метчиков поучал и успокаивал другого, более молодого?
— Главное, не бойся… Будешь бояться, пуля обязательно найдет. Как только выскочим, шпарь из огнемета по окопам, им, гадам, не будет видно, куда стрелять. Пехота забросает их в доме гранатами, а мы — за пехотой. И смотри, сразу запас не расходуй. Они ведь снова полезут. Тогда и поддашь. Главное, не дрейфь, смотри, как я буду действовать, и ты так же…
Когда все было готово, гвардейцы поднялись. Фашисты открыли огонь. Заработали и наши пушки и минометы. Раздались взрывы гранат. Гитлеровцы начали освещать местность ракетами.
Неприятеля приходилось выковыривать из каждой щели — так не хотелось ему уходить из поселка в голую, холодную степь, и он упорно сопротивлялся.
Нас начали преследовать несчастья. Осколком нашего же снаряда, залетевшего со стороны войск, окружавших противника, был ранен в ногу лейтенант Иванников. А спустя день или два снова произошел трагический случай. Было это так. 2-я рота овладела очередным домом. Мы с Ильиным пошли туда. Я велел Сафронову здесь не задерживаться, а продвигаться к отдельно стоявшим впереди постройкам. Почти одновременно с нами в роту к Сафронову пришли Карпенко с замполитом, просто так, из любопытства. Ильин, выйдя из дома, стал отдавать связистам какие-то распоряжения. Я отправился в роту Медведева. В этот момент с шуршанием пролетела похожая на чурку мина, раздался сильный взрыв.
Я оглянулся. Дома как не бывало. Исчезли Карпенко и его заместитель. Так нелепо погибли два офицера, прошедшие большой и трудный боевой путь. Нефедьев дал задание бойцам найти хотя бы их останки. Но отыскался лишь карман от гимнастерки Степана Карпенко с орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу»…
Медведев, забыв о нашем уговоре не ругаться, костил фашистов, как только мог, и клялся отомстить за Карпенко и его замполита.
Людей в батальоне оставалось уже совсем немного.
В эти дни к нам все чаще стали залетать снаряды наступавших со стороны Дона войск. Мы получили распоряжение обозначить свой передний край. Справа перед нами была высота. Самчук передал приказание генерала Родимцева установить на ней красный флаг, чтобы соединения Донского фронта знали, где мы. На скатах высоты еще держались гитлеровцы. Несмотря на это, нам удалось водрузить флаг на самой вершине холма. Через некоторое время неприятель сорвал его. Но мы опять поставили. И на этот раз прочно.
26 января гвардейцы 34-го полка соединились с нашими войсками, наступавшими с запада. Незабываемый момент! Окруженная вражеская группировка была рассечена на две части. Все понимали, что до ее разгрома остались считанные дни. Казалось, самым лучшим выходом для оккупантов было поднять руки кверху — так нет же! — они еще на что-то надеялись, переходили в контратаки. Мы вынуждены были уничтожать их. Здесь Медведев, что называется, развернулся, сдержал клятву, данную в момент гибели Карпенко. Он устроился в саманном сарайчике на окраине поселка и без передышки бил по захватчикам из ручного пулемета. Замполит роты гвардии лейтенант Лопатко, старшина Акимов, санинструктор Клава Ковтун и ординарец Медведева снаряжали для него магазины. Медведев уничтожил более ста неприятельских солдат и офицеров. Подступы к строению были завалены вражескими трупами. Но стряслась беда и с Медведевым. Когда он перезаряжал оружие, гитлеровцы обстреляли его. Пуля пробила навылет грудь великана. Лейтенант Лопатко сообщил мне об этом по телефону. В трубке слышались выстрелы. Это продолжал вести огонь старшина роты Акимов.
— До вечера выдержит Медведев, если перевязать?
— Нет, не протянет, тяжелый.
— Посылаю волокушу.
Два санитара из полкового взвода санитаров-носильщиков, которым командовал лейтенант Иван Моисеевич Сугак, пробивались к Медведеву. Обратно волокушу тащили уже трое — санитарам помогал старшина. Когда до НП оставалось несколько метров, Ильин крикнул, чтобы бежали быстрее, здесь пристрелялся снайпер. И чуть ли не в ту же секунду санитар Белицкий упал, а старшина Иван Игнатьевич Акимов с другим санитаром успели дотащить раненого до воронки и укрыться в ней.
— Эй, санитар, живой? — окликнули мы.
— Живой… Ранило в ноги.
— Можешь перевязаться?
— Перевязываюсь.
— Сейчас что-нибудь придумаем, чтобы тебя вытащить.
И придумали. Надели каску на палку, подняли над траншеей, немецкий снайпер стал стрелять по каске, а в это время Белицкого перетащили в траншею.
Мы подошли к волокуше, на которой лежал Медведев. Лицо у него стало землистым, он замерз, ему было плохо.
— Может, выпьешь для согрева? — предложил я ему.
Кузьмич налил ему из фляги полкружки водки, старшина приподнял Медведеву голову, и он сделал несколько глотков.
— Много наворочал, — с трудом проговорил он, — да вот, гад, подметил.
— Ничего, обойдется, — пытался я утешить его, а у самого скребло на сердце: в последние дни потеряно столько людей!
— Вы дайте Кузьмича, — попросил Медведев, — пусть поможет, а то ведь я неподъемный…
Мы простились с Медведевым, и его повезли в сан-роту. Скоро мы узнали: Медведев пережил кризисный момент и врачи говорили, что опасность миновала. Но в полк он не вернулся, и дальнейшая судьба его мне не известна.
В тот же день мы соединились с войсками Донского фронта. Фашисты группами сдавались в плен, правда, нашей дивизии сдалось мало, всего до двух тысяч. До чего же жалкий у них был вид! Большинство прямо-таки утратило человеческий облик. Одного из пленных гвардейцы доставили к нам на НП.
— Кузьмич, дай ему хлеба, — сказал я.
— Я б ему дал! — проворчал Кузьмич, однако протянул краюху.
Пленный с жадностью схватил ее, но разломить кусок не хватило сил. Он начал обгрызать краюху. Изо рта потекла слюна.
— Отведи его в штаб полка.
Собираясь, Кузьмич ворчал:
— И чего его водить? Вон до Банного оврага — и точка.
— Доставишь в штаб и принесешь расписку. Ясно?
— Ладно, принесу.
Пленный направился к выходу из блиндажа. У двери остановился, лопатки на спине сошлись, он ссутулился, стал дергаться. Плакал.
— Ты что?
— Капут, — он указал на Кузьмича и на свой висок.
— Не будет капут, в госпиталь пойдешь (он был легко ранен осколком гранаты в спину).
31 января в центральной части города с противником было покончено. Мы получили задачу атаковать Красные Казармы, где фашисты все еще оказывали упорное сопротивление.
1 февраля после артиллерийской подготовки возобновился штурм Заводского района. 2 февраля снова на всю мощь работала наша артиллерия. Ей помогала авиация.
Потом в бой вступила пехота. Это была последняя атака на берегах волжской твердыни.
2 февраля в 14.00 поступила команда: «Прекратить огонь, приготовиться к приему пленных».
Люди вышли из укрытий и стали поздравлять друг друга с победой. Так закончилась для нас величайшая в истории войн битва.
«Сегодня, 2 февраля, — сообщило в последний час радио, — войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда…»
Мы получили приказ вернуться на свои старые позиции, которые так долго обороняли, очистить их от боеприпасов, разминировать, словом, навести порядок. В свой район 1-й батальон прибыл, не досчитавшись многих и многих солдат и офицеров. В блиндаже, где мы жили с Нефедьевым, на кровати лежал мертвый фашист. В здании тюрьмы сосредоточивали пленных и большими партиями под конвоем отправляли по Волге на север.