— Нет, Красовский, все-таки ты Моцарт со справкой!

— Товарищ сержант, — сказал Шурик, — вы бы хоть какую-нибудь музыку включили. Там на частоте две тысячи четыреста есть хороший маячок. А то я засну!

Ишь ты. И частоту знает!

— Нельзя, дорогой, — сказал я. — Подходим к самому опасному месту. Чуть зазеваешься — все пропало.

— Я тебе лучше анекдот расскажу, — сказал проснувшийся Сеня Вайнер.

— Приезжает муж из командировки?..

— Да иди ты со своим мужем! Слушай: дежурный по части ночью совершает обход. Заходит в конюшню, а там дневальный, хлюмпало, — дрыхнет. Дежурный по части тихонечко берет со стены хомут и надевает его на дневального. Потом командует — подъем! Дневальный вскакивает со сна, глаза красные, понять не может. Дежурный спрашивает — ты что делаешь? А дневальный ему — чиню хомуты!

Шурик затрясся за рулем.

— Цены б тебе, Сеня, не было б, — сказал он, — если бы килограмм на сорок похудел!

— А ты, Шурик, про баб меньше мечтай, а то не туда заедем!

— Про баб мечтать дисциплинарный устав мне не запрещает. Я ж ведь силой не хватаю, а по доброму согласию. Вежливо и культурно. А чего? У меня почти на каждых учениях женские приключения бывают. Парень я хозяйственный, там полено расколю, там ведро поднесу, и на этой почве любовь возникает. Вот и сержант не даст соврать!

Пускай потрепятся, пускай. Лишь бы Шурик не заснул, не дай Бог, не засел где-нибудь! Ну и намучился он за эти два дня!.. Машина все ехала по какому-то лесному проселку. В ярком свете фар возникали то черные стволы огромных сосен, то старые замшелые пни, белесыми островами светились березы. Ночь была темная, осенняя, звезды заволакивались краями туч. Мы второй день углублялись в тыл «противника», ехали по ночам, днем маскировались в лесах. Мы должны были выехать к автомобильному мосту через небольшую речку и, тайно обосновавшись там, передавать обо всем, что проходит и проезжает по этому мосту. Шли большие учения, долгие, серьезные и порой жестокие.

Лес, по которому мы ехали, неожиданно кончился. Впереди были видны только несколько мелких елочек, дальше свет фар бессильно терялся, не встречая никакой опоры.

— Свет, — сказал я.

Шурик выключил свет. Повернул ключ зажигания. Стало тихо и совершенно темно. Поле. А может быть, и луг. Или большая поляна. Некоторое время мы сидели молча. Вдруг в темноте совсем близко послышалось гудение мотора, по асфальту завизжали шины. Звук мотора то бросался к нам, то глухо пропадал, отраженный то ли невидимыми островами леса, то ли какими-то пригорками. Потом звук странно изменился, стал гулким и резким, а потом — опять шины по асфальту.

— Это дорога и это мост, — сказал Шурик.

Похоже, что он был прав. С некоторых пор я убедился, что его пророчества, как ни странно, сбываются…

— Вайнер, пойдем, поглядим. Ткаченко, останьтесь здесь.

Если с ними всё «ты» да «Шурик» — совсем на шею сядут. Никакого уважения не будет к сержанту Рыбину, особенно в такой разлагающей обстановке.

— В случае чего сигнальте светом.

— Это в случае чего?

— Ну мало ли что… в общем, не спите. Мы скоро вернемся.

— А если не вернетесь?

— Не возвращаются только с того света.

— Ну ладно, если вас долго не будет, я под утро лесничиху какую-нибудь разыщу и к ней под теплый бочок…

Он просто глядел вперед, мой Шурик.

— Ладно, — сказал я, — только по доброму согласию!

Мы пошли с Сеней по какому-то лугу, по запахам сырой земли, по высокой траве. Мы шли осторожно, тихо, мы были разведчиками. Тут из-за каждого бугра могли выйти ребята с автоматами, и ротный мой впоследствии только горько покачает головой: «Сержант Рыбин со своим замечательным экипажем все перепутал. Он поехал на учения тренироваться в уничтожении сухарей в полевых условиях, а должен был обеспечивать скрытую связь из тыла противника…» Из-за группы черных деревьев выпрыгнул ослепительный луч света. Мы бросились на землю. На секунду луч выхватил строй высоких елок, какой-то темный дом, стоявший на краю поляны, вспыхнул белым пламенем, луч кинулся дальше, зацепив вершины елей, уткнулся в дорогу, в асфальт.

— Выехали, как одна копеечка, — сказал Сеня. — Да, теперь бы нам с тобой хватило бы аккумуляторов!

…Ну спасибо начальнику штаба дивизии полковнику Ульянову, который придумал всю эту операцию! Он послал нас прямо в рай. Но не в тот рай, который на небесах и куда «святые маршируют», а в самый прекрасный земной. Под утро рай, приготовившийся к нашему пробуждению, вымылся коротким дождем и теперь сверкал под солнцем, как и положено подобающему месту.

— Ах, зачем эта ночь так была коротка! — сказал, сладко потягиваясь на шинели, Шурик.

— Баба приснилась, — сказал Вайнер, растапливавший крохотную буржуйку.

— А то кто ж! — сказал Шурик.

— Ох, надоели вы мне, спасу нет, — сказал, в свою очередь, я, натянул сапоги, оделся, побежал умываться на речку, благо она была рядом, метрах в пятнадцати.

Синие тени лежали на воде. Над берегами, как вертолеты, проносились стрекозы, поблескивая слюдяными крыльями. Я посмотрел в воду — щетина, между прочим, отменная и рыжая. Рыжая, ну, сключительно — как сказал бы Шурик. Ладно, побреемся. Я разбил свое отражение зубной щеткой, повертел ею в красноватой воде речки и принялся чистить зубы. Потом намылил лицо и горстями воду на него, горстями! Ох, до чего же хорошо в раю! Снова намылил лицо и шею — сзади кто-то идет. Шурик, наверно, тащится.

— Шурик, — крикнул я сквозь мыло, — тут на карте, кстати, есть отметка — дом лесника. Может, подвалишься к лесничихе?

Шурик молчал. Я обернулся — рядом со мной стояла невысокая худенькая девушка с коромыслом на плече. Мыло вывалилось у меня из руки и с мелодичным бульканьем кануло в реку. Глотая мыльные подтеки, я забормотал — пардон, пардон, пена текла по груди, по животу и, по-моему, пробиралась под брюки. Я быстро вымыл лицо — девушка уже набрала воды и уходила. Ну что ж, вполне понятно. В раю должны быть свои ангелы. Я быстро поднялся на берег — девушка шла с ведрами к одинокому дому, который — точно! — был помечен на карте — «о.д. лес.» — одиночный дом лесника. Надо было бы ей хоть помочь… Да и побриться не мешало б, а то какой я пример подаю подчиненным?..

Шурик постарался на славу: даже находясь в пяти метрах от нас, трудно было догадаться, что перед тобой находится радиостанция на машине, палатка с буржуйкой, где в котелке тайно жарится мясной концентрат с гречневой кашей. Лишь на ветровом стекле ветки были чуть разведены. В этот промежуток отлично просматривались мост, дорога, а заодно и дом лесника. Так уж вышло.

Ну что ж, приступим! Я настроил радиостанцию, коротко вызвал. Я должен работать необычайно скрытно, быстро, часто меняя частоты. Если меня услышат — наверняка запеленгуют. Для этого нужны-то пустяки — пятьдесят секунд. Поэтому работаю предельно быстро. Коротко. Вызвал раз — молчу.

Меня ждали. Очень ждали. Вовик мгновенно отозвался, настучал мне сразу кучу кодов — рад встрече, слышу на пятерку, с вами приятно работать… Вовику-то можно разглагольствовать, мне нельзя. Пискнул — мол, слышу. Все. Я как будто вижу, как Вовик высунулся из фургона и орет — товарищ полковник, Рыбин появился! И полковник Ульянов наверняка говорит своему заместителю: «Вот так. Рыбин появился. Ставьте перед личным составом сложные задачи, приближенные к боевой обстановке, создавайте ситуации, при которых каждый солдат чувствует свою ответственность, — вы сразу будете получать прекрасные результаты. Передайте сержанту Рыбину мою благодарность!»

Ну я точно угадал, потому что Вовик через некоторое время передал код — вас благодарит руководитель! Спасибо. Но я не могу долго и галантно расшаркиваться. Тем более что кто-то уже подстраивается на нашей частоте. Знаем мы этих настройщиков! И Вовик — вот умница! — тоже сообразил, что мне несладко отвечать, тоже услышал чужака, хотя тот-то полсекунды был всего в эфире. Вовик перешел на микрофон и истошно завопил открытым текстом: «Переходи на запасную! Тут мешают! Переходи на запасную частоту!» И наш противник-то — лопушок! — пропал! Поверил! И ушел с нашей частоты, полез искать по шкале. Обманули мы его. Чисто сделали, не подкопаешься. Потому что остались там, где были. Кто ж будет переходить на запасную частоту, если об этом кричал на всю Вселенную? Это все маскарад для вас, дурачков, для таких вот колунов! Выдержка у Вовика — что надо. Он молчал минут пятнадцать, я уж перепугался, не перехитрили ли мы друг друга? Нет. Через пятнадцать минут слышу короткое — ОТ. Это мой Вовик. Для постороннего это, конечно, абракадабра. Для нас с Вовиком — тайный, не расшифровываемый никакими машинами код — ОТ. ОТЕЛЛО. Клеймо фирмы, тайный знак из тайных. Конечно, это нарушение правил станционно-эксплуатационной службы. Но зато точно. И коротко. Ну ладно. Давай к делу. Я без позывных дал раздел и передал шифровку. Расшифровав ее, полковник Ульянов узнает, что за утро через мост прошла колонна самоходных ракетных установок, две штабные машины, четыре бронетранспортера, пятнадцать танков. Из этого полковник Ульянов будет делать некоторые выводы. И какие — скоро узнает наш противник. Это уж точно. Ну пока, Вовик. Все. У нас, как в аптеке. Никого не пропустим. Ни днем, ни ночью. Связь через два часа, но Вовик на всякий случай дал СЛД. Слежу. Ну, спасибо, друг. А мы пока понаблюдаем за дорогой. Что по ней движется и что проезжает… Да… А девушка была хороша. Что-то в ней было от картин Боттичелли… то ли высокая шея, то ли чистый красивый лоб и гладкие льняные волосы, собранные голубой косыночкой… И серые круглые глаза, вобравшие в себя все утро, все лесное детство… Я вдруг понял, что ничего не вижу перед собой — ни веток, ни куска поляны, ни дороги… Спокойно, сержант! Тут, как говорил генерал Дулов, не летний сад!