- Командир ранен! Командир... - раздался чей-то испуганный выкрик и оборвался, скомканный спокойным приказом Рыбакова:
- Прекратить шум! Санинструктора Петрушу на мостик!
- Ничего, я сам. Ничего... - шептал запекшимися губами Шестаков. - Мне уже лучше... Ничего...
Прибежал Иван Петруша.
- Дайте бинт... Я сам, - слабым голосом попросил Шестаков и снял с головы фуражку. - Идите к раненым, Петруша. Я справлюсь сам. Идите.
- Товарищ командир, разрешите...
- Я приказываю, Петруша... Идите!
Санинструктор оставил Шестакову бинт, склянку с йодом и быстро спустился с мостика.
Шестаков присел на вынесенную из штурманской рубки разножку.
- Теперь совсем хорошо, - перебинтовав голову, облегченно вздохнул командир и поднялся на ноги.
...Фашистские эсминцы охватили «Туман» полукругом. Артиллерийская канонада не утихала. Враг хорошо пристрелялся по лишенному управления, полуразрушенному сторожевику. Снаряды с воем пролетали над кораблем. Падая в воду, они выбивали из моря огромные водяные столбы. Свежая моряна и течение медленно сносили окутанный дымом, изрешеченный снарядами корабль в сторону черневшей на горизонте полоски советской земли. Многие тумановцы были ранены по два - три раза, но до тех пор, пока в теле сохранялось хоть немного силы, ни один из них не покинул своего боевого поста.
«Туман» продолжал биться с врагом. Один против трех больших, хорошо вооруженных немецких боевых кораблей дрался еще недавно мирный траулер. Его единственная уцелевшая пушка посылала снаряд за снарядом в фашистов, и ее резкого, звонкого уханья не мог заглушить адский грохот тяжелых вражеских орудий.
- Леонид Александрович, - обратился командир к Рыбакову, - узнайте точно, сколько людей выбыло из строя...
Договорить он не успел. Снаряд ударил в правое крыло мостика. Шестаков упал замертво, не промолвив ни слова. Рыбаков был ранен в левое плечо и в руку.
- Командира убило! - выкрикнул сигнальщик.
Печальная весть быстро разлетелась по кораблю.
Люди ожесточились еще больше. В их переполненные ненавистью души влилась еще и жажда мести за любимого командира.
Командование кораблем принял на себя лейтенант Рыбаков.
Стрельник узнал о гибели командира на санитарном пункте. Он тут же поспешил на мостик.
«Надо повидать Рыбакова. Поговорить с ним, подбодрить», - решил он и с этими мыслями покинул кают-компанию.
Но увидеться с Рыбаковым комиссару не пришлось. Недолго пережил Стрельник своего боевого друга Льва Шестакова.
Комиссар вышел на верхнюю палубу и здесь был сражен осколком разорвавшегося у борта снаряда. Горячий кусочек иззубренного металла впился ему в висок. Стрельник зажал рану рукой, глянул вокруг затуманившимися глазами и упал на палубу.
Когда вызванный радистом Блиновым Иван Петруша подбежал к нему, комиссар был уже мертв.
Он лежал на выщербленной осколками палубе, подложив под голову ладонь, будто прилег на минуту отдохнуть. Лицо его было спокойным, строгим.
Петруша молча снял фуражку, присел на корточки и закрыл комиссару глаза. По задымленным его щекам медленно скатывались слезы.
- Как комиссар? Что с ним? Ранен? - услышал Петруша взволнованный голос Рыбакова.
Старшина еще сильнее стиснул пальцами фуражку.
- Нет больше нашего комиссара. Убит Петр Стрельник...
Напряжение боя росло. Фашисты просчитались, надеясь первыми же залпами покончить с «Туманом». Разве могли они предположить, что небольшой кораблик, вооруженный двумя маленькими пушчонками, посмеет так ожесточенно и стойко сопротивляться во много раз превосходящей силе. Не случайно подошли они к «Туману» так близко, пытаясь устрашить его команду. Гитлеровцы были уверены, что едва лишь загремит гром их орудий, как по мачте утлого сторожевика книзу поползет корабельный флаг, и они беспрепятственно подойдут к побережью. Ведь так было всегда, даже когда им приходилось иметь дело с прославленными моряками владычицы морей - Великобритании...
Мужество и стойкость советских моряков разрушили планы гитлеровцев. Им казалось, что они все продумали и четко рассчитали. Но в математических расчетах врага отсутствовали неведомые ему поправки на героизм советских людей и на их сыновнюю любовь к матери-Родине.
Сколько уж залпов выпущено по «Туману», а он продолжает жить и сражаться. На его чудом уцелевшей мачте гордо развевается опаленное огнем, пробитое осколками горячего металла корабельное знамя. Даже сквозь дым пожара враг хорошо видит спокойно колышащееся по ветру белое с синей каймой полотнище, на котором ярко пламенеет красная звезда и серп с молотом.
Обозленный неудачами, противник усилил обстрел. Взметнулись над водой новые пенистые столбы. Вместе с брызгами на палубу сторожевика обрушился град осколков.
Крупные пробоины изрешетили борт «Тумана». Машинное отделение быстро заполнялось водой.
- Завести пластырь! - поступила команда с мостика.
Михаил Анисимов, Георгий Михеев, Иван Быльченко и Василий Ширяев быстро закрепили тали, начали заводить концы. Но в это время недалеко от борта разорвался новый снаряд. Тяжелая цепь рухнула в воду. Анисимов и Михеев бросились к пластырю. Он оказался пробитым в нескольких местах. Из трюма достали новый пластырь и тросы. Началась повторная заводка. И снова взрыв над палубой. Снаряд перебил тросы. Его осколками были ранены Михеев и Анисимов. Но моряки не отступились. Приказ должен быть выполнен.
Вскоре пластырь был заведен. Однако вода продолжала прибывать. В борту было слишком много пробоин.
Широкая водяная струя с шумом ворвалась в угольный бункер через сквозную пробоину в борту. Первым бросился к ней старшина Семен Годунов. Погрузившись по плечи в черную от угольной пыли воду, моряк спиной заслонил пробоину.
- Держись, товарищ старшина, я сейчас! - поспешил на помощь Годунову Лавренко.
Он подал старшине аварийный материал и сам прыгнул в воду. Вдвоем действовать было сподручнее. Взрыв снаряда, упавшего близ борта, разворотил пробоину еще больше. Подоспевшие машинисты Василий Ширяев и Иван Ломтев вытащили старшину и матроса из бункера. Семен Годунов был тяжело контужен. Василий Лавренко ранен в грудь.
Вызвали санитаров.
- Товарищ комиссар... - шептал, умирая, Лавренко. - Я хочу... Я все понял... Я...
Давление пара в котлах резко упало. Свет в электросети слабел, лампочки краснели все больше и больше. Люди работали по пояс, по плечи в воде. Две помпы не успевали откачивать ее.
Вода быстро подступала к топкам котлов, угрожая взрывом.
Инженер-механик «Тумана» воентехник 1 ранга Яков Михайлович Кошев приказал старшине Смирнову доложить обстановку командиру корабля.
Когда старшина поднялся на верхнюю палубу, он увидел страшную картину разрушения. Родной корабль был неузнаваем.
- Боцман, что с тобой? - бросился Смирнов к Саблину, сидевшему у разбитой лебедки. Лицо боцмана было обожжено, глаза плотно закрыты. Разорванная на груди тельняшка набухла кровью. Саблин молчал. Смирнов пощупал пульс. Рука боцмана уже начала холодеть.
В тот самый момент, когда Смирнов докладывал Рыбакову о положении в машинном отделении, на корабле погас свет. Динамо-машина остановилась.
- Держитесь, пока сможете! - выслушав старшину, приказал Рыбаков.
В машинном отделении непроницаемая темнота. Люди молчат. В этой жуткой тишине взрывы вражеских снарядов звучат особенно громко. Бурлят взрывающиеся через пробоины водяные струи, постепенно заливая машинное и котельное отделения.
Воентехник Кошев чиркает о коробок отсыревшими спичками, но ни одна из них не зажигается. Машинисты продолжают работать в темноте. Машина дает минимальное число оборотов, мотыли еле-еле вращаются. Механизмы все больше уходят в воду, заполняющую отсек.