Как я усвоил, наиболее распространенное слово, которым пользуются менеджеры команд с небольшим бюджетом, — слово «нет». Я находился сейчас в мастерской вместе с механиками и техниками, которые готовили машины к отправке. Пол был выкрашен в ослепительно белый цвет и так блестел, что можно было разглядеть на нем синие и зеленые отражения трех машин нашей команды, как на фотоснимке «техниколор». Машины были установлены на узкой платформе из легированной стали — ни дать ни взять колесница Бен Гура. Этакий археологический курьез для будущих исследователей.

— Хорошо, если тебе неинтересно меня слушать, — воскликнул Алистер, зная, что мое внимание он уже утратил, — тогда посмотри сюда. Мне вовсе не хотелось первым сообщать тебе такое, но деваться некуда. И тебе необходимо знать, какие гадости ожидают тебя впереди.

Он подал мне номер «Эклипс» — газеты, которая чередует сплетни о королевской семье с «клубничкой» и убийствами. Нам оставалось всего часов шесть, чтобы подготовить три машины (две для гонок и одна запасная), инструменты, запасные части, компьютеры и радиооборудование — более пяти тонн имущества гоночной команды — к перевозке и погрузке на транспортеры до Хитроу, разгрузке там и погрузке на два грузовых лайнера, вылетающие в Монреаль, и декларацию на 32543 предмета на 347 страницах. Каждую мелочь проверить и перепроверить.

Я замотался с работой и уже неделю не читал газет, поэтому предположил, что «Эклипс» просто выдернула некоторые сомнительные кадры из съемок для «Шанталь». Газета была сложена пополам на пятой странице. Быстрый взгляд на нечеткие фигуры на снимке — и я понял, что здесь большая грязь, чем я предполагал. Я ощутил, как вокруг стало тихо: лица присутствующих обратились ко мне.

— Я и не собирался показывать, — сказал Алистер. — Но потом мне в голову пришла мысль, что все же тебе лучше увидеть это до нашего отъезда, иначе этот топор так и будет висеть над тобой.

Расплывчатое лицо на снимке определенно было моим. Должно быть, фотографировали не менее чем с полумили.

И я вспомнил то утро. Мы сидели в конторе — переделанная столовая с высокими потолками на дубовых балках. В одном углу комнаты Карен, наш бизнес-менеджер, занимала исцарапанный сосновый стол с принтером и ксероксом. Наши два секретаря — Джилли и Чарльз — сидел за столами у стены. Стол Сьюзен стоял перед окном, выходящим на фермерские поля, а я сидел за расшатанным столом, ранее принадлежавшим Филу.

Сьюзен разговаривала по телефону с «Лаунстон спотсвэа», объясняя секретарю исполнительного директора, что места располагаются напротив ангаров. «Не в ангарах, — терпеливо объясняла она в трубку, — напротив ангаров — это хорошие места». Последовала пауза, и Сьюзен посмотрела на меня, подняв брови, и изобразила улыбку в голосе, говоря, что она знает значение слова «ангары» и если друзья сына исполнительного директора желают другие места, она, возможно, сумеет это устроить, но ангары в автогонках — это места, где машинам меняют покрышки и делают мелкий ремонт, а их места будут находиться напротив линии «старт-финиш». «Там, где начинаются гонки», — добавила она.

Я просматривал счета Фила на экране компьютера. Как Сьюзен заявила, она занималась бизнесом, а Фил — гонками, но не все было так просто. Повсюду фигурировали огромные суммы на различных счетах. Если верить словам Сьюзен, мы тратили больше, чем получали. Но если учесть два субсчета Фила, один из которых предназначался для незапланированных побочных доходов, а другой — для «менеджмента», то казалось, что денег полным-полно. «Казалось» — это самое подходящее слово, потому что деньги на счетах Фила были переведены в какие-то коды, смысла которых я не понимал. Другими словами, команда работала себе в убыток, а кто-то неизвестный получал от этого доходы. Я проверил поступления по отчету менеджмента и обнаружил, что некоторые гонщики, причем двое в «Формуле-1», платили Филу по несколько тысяч фунтов в месяц. Один из гонщиков был моим товарищем по команде — это Рассел Симпсон. Есть о чем порасспросить Рассела. Если, как это утверждает счет, Фил платил Расселу за вождение, то почему Рассел отстегивал назад Филу треть своего заработка? И куда шли деньги, после того как попадали к Филу? В его карман, на какой-нибудь секретный счет в Швейцарии?

Я вернулся к зарплате Расселла. Она у него, как у гонщика, в первый год выступления в «Формуле-1» за команду «Джойс» составила 750 тысяч фунтов в год. Вроде бы справедливо для одаренного парня в начале его взлета. Но вот чеки, свидетельствующие о том, что с Рассела Симпсона удерживалось по 35 тысяч фунтов в месяц. Плата шла в «Фил Джойс энтерпрайз». Фил вел бухгалтерские записи с какой-то чертовской изобретательностью, удерживая компанию на плаву тогда, когда она могла пойти ко дну. Но почему так много денег удерживалось с Рассела? Кто непосредственно платил Филу? У Рассела были свои спонсоры: табачная компания, один иностранный банк, японская компания электроники и некий консорциум, занимающийся недвижимостью и имеющий виллы в Португалии и Бразилии. Это по крайней мере удваивало доходы Рассела. И у Фила было несколько посторонних источников дохода. Один из них — личное руководство.

Я взял на заметку спросить у Рассела о заработках Фила за менеджмент, когда в офис вбежала Сью Вторая со слезами на глазах. Она не произнесла ни звука, просто подбежала к ноге матери и прижалась к ней. Сьюзен шлепнула дочь по мягкому месту и сказала в трубку: «Я перезвоню попозже», — затем положила трубку и обратилась к дочери: «Давай-ка, принцесса, идем в туалет», — и, подхватив ее на руки, вышла.

Со времени похорон Фила у Сью Второй наблюдалось недержание мочи. И девочка молча переживала свою беду, поскольку была уже достаточной большой, чтобы стыдиться этого. Спустя несколько минут я услышал, как Сьюзен крикнула сверху: «Вернись!» Послышался топот бегущей трехлетней девочки, и Сью Вторая, совершенно голая, но с улыбкой ворвалась в кабинет и ринулась прямиком ко мне. Я подхватил ее и держал на руках, когда Сьюзен спустилась по лестнице. «Ты не возражаешь, — спросила она, — если она у тебя побудет несколько минут».

«Я погуляю со Сью, а отчеты просмотрю в любое другое время», — ответил я и, держа девочку на руках, вышел наружу, посмотреть, что творится в саду в этот солнечный день. И вот в этот самый момент, должно быть, и был сделан этот снимок. Заголовок гласил: «Новая обнаженная Эверса».

«Постельный попрыгунчик, он же гонщик „Формулы-1“ Форрест Эверс, известный тем, что за пределами трассы разъезжает быстрее, чем на ней, завел себе новую подружку. Эта юная любовница — Сьюзен Джойс, дочь хозяина команды Фила Джойса, который трагически погиб две недели назад в Монако. Среди соседей ходят слухи о его ночных заездах в спальню сногсшибательно сексуальной мамочки маленькой Сьюзен — вдовы Джойса, по имени Сьюзен, — в доме Джойсов в Нортхэмп-тоншире стоимостью 2,2 миллиона фунтов».

Это было низко, мерзко, грязно. Конечно, я оставался там на ночь. На этом настаивала сама Сьюзен. Она заявляла, что чувствует себя так безопаснее и что нет смысла тратить по несколько часов в день на дорогу туда и обратно, когда у меня так много работы. Я спал в другой части дома на другом этаже в комнате, где всегда останавливался до этого. Но эта деталь в «Эклипс»[14] была затемнена.

— Сьюзен видела это? — спросил я.

— Сомневаюсь, — ответил Алистер. — Не думаю, что «Эклипс» одна из ее любимых газет.

— Я сейчас вернусь, — бросил я на ходу, направляясь к дверям.

— Успокойся, Форрест! Удели мне еще две минуты перед тем, как уйдешь! Мне нужно тебе показать кое-что. Поверь, это крайне важно!

— Я приду через две минуты! — ответил я.

Сьюзен сидела за своим компьютером, склонившись над «редактором».

— Секундочку, Форрест! — сказала она. — Я хочу написать письмо в газету и распечатать его до того, как уйдем. Собиралась черкануть что-нибудь про Фила, но все получается типа: «наш мужественный руководитель, покинувший нас…» Не знаю, то ли смеяться, то плакать.