Я сбавил скорость. Спешить некуда. Меня особенно никто не ждет. Времени вполне достаточно, чтобы подивиться, с какой это стати я думаю о Вирджинии-Джейнис, словно мне больше думать не о чем. Она испорченная, эгоистичная женщина, преодолевшая вершину и ныне быстро катящаяся под гору. Она шумная, беспечная и бестактная. Моток проволоки и проводов вместо сердца. Я постоянно возвращался к этим театральным поцелуям, к ее теплу и ее капризным претензиям на внимание и интерес. Бледно-голубая жилка чуть видна под кожей массивной впечатляющей груди. Меркнущая звезда.

Что же с огнями поворота? Их почти не видно. Маленькая выжженная душа. О Боже, Эверс, ты — идиот! Таким я и был, если отвлечься от безмозглой романтики. Ведь она сильна, как бык, и она — одна из самых богатых женщин на Западе. Как может мужчина болтать о свободе, когда все, что надо сделать женщине, это коснуться его члена, и он последует за ней, виляя хвостом? И все-таки я не мог забыть об этом. Мне хотелось увидеть ее снова. Я с нетерпением ожидал новой встречи. Которая удивит меня. Вблизи, а мы определенно было близко, я не чувствовал такого влечения. Как бы там ни было, но меня тянуло к ней, она была словно одна из потухших звезд в далеких галактиках, черные дыры которых засасывают.

Интересно, не опрыскала ли ее «Шанталь» женским эквивалентом «Формулы-1», средством, против которого мужчине не устоять? С позиции маркетинга вполне обоснованно. Организовать в первый год всю шумиху и полемику вокруг варианта для мужчин и запустить вариант для женщин на следующий год. И назвать это, может, «Формула-2»? Или «Гран-при»? Человеческая раса совокупляется сто миллионов раз в день. Что бы случилось, если бы человечество приобрело непреодолимые сексуальные аттрактанты? Мужчины и женщины стали бы заниматься любовью до изнеможения, триста, четыреста, пятьсот миллионов раз в день. Отупевшие улыбки и потухшие взгляды, пронизанные отчаянием. Нет больше «этнических чисток» в Югославии, люди слишком заняты сексом в кустах и за стенами домов. Ладно, подумал я, сейчас самое время расслабиться и почувствовать себя школьником, прогуливающим занятия.

Времени навалом, чтоб притормозить у дорожного кафе в Беркли. Прежде я никогда не завтракал по-английски. Никто в Англии не завтракает по-английски. Кроме тех случаев, когда возвращаешься домой и видишь здоровенное блюдо с жирными коричневыми сосисками, консервированными бобами, фаршированной половинкой помидора со сморщенной шкуркой, двумя перевернутыми ножками вверх грибами, изогнутым кусочком мяса и жидкой яичницей — и все это плавает в теплом прозрачном сверкающем жире и позволяет тебе вновь ощутить себя дома, в Британии. Можно пару кусочков холодного белого тоста, чтобы обмакнуть в желток. К черту эту вечную диету Эверса из пшеничной мякины и родниковой воды! Я здесь в кафе — просто еще один водитель, баранкой зарабатывающий на жизнь.

Полчаса спустя я въехал на нашу полосу в Пьюри-Энд и, намереваясь подрулить к дому в своей обычной форрестовской манере, резко дал по тормозам, послав облачко гравия в новую черную «БМВ-850» — ту самую, что снаружи побольше и потяжелее «форда-гранада», а внутри поменьше, чем «хонда-сивик». Совершенно верно, я был раздражен, что какой-то увалень перегородил проезд. Раздражен тем, что это чужой, а не мой проезд, хотя и привык считать его своим. И никогда не был моим.

Проблемой водителя этой нафаршированной приспособлениями германской коробки на колесах, как я увидел, когда вышел из машины, был шеренга авто, припаркованных перед входом и загораживавших проезд. Солидные машины, уткнувшиеся друг в друга. Площадка перед зданием была занята еще двумя большими черными «БМВ», «фордом-транзит-вэном» и дымчатым «бентли-континенталь-купе» с номерным знаком SNI. Из двери вышел Лорель, сопровождаемый Харди, заметил меня, слегка кивнул и вернулся в дом. Странно. Двое мужчин в костюмах в узкую полоску, блестящих ботинках, с аккуратными прическами с мрачным видом также вышли из двери, оглядели меня, вычислили, кто я такой, перевели взоры на ангары и с тем же хмурым видом ушли за угол дома по направлению к главным мастерским. Судя по всему, страшно были рады меня видеть.

Они оставили входную дверь открытой, и я вошел. В ближнем офисе услышал голоса.

— Сьюзен, — позвал я.

— Здесь, — отозвалась она из кабинета.

Она склонилась над моим столом, просматривая на мониторе какие-то данные. Из-за плеча выглядывали три молодых лица.

— Привет, Форрест! — сказала она, не отрываясь от экрана. — Я только что вместе с Дэвидом, Дженни и Викторией просматривала твои файлы. — Она выпрямилась, изогнув спину, давая понять тем самым, какое это неблагодарное дело. — Мы не можем разобрать, где у них начало, а где конец. Ты не мог бы сказать нам, какой системой ты пользовался?

— Нет.

Дженни, Дэвид и Виктория встали, на их лицах читалось легкое удивление. Виктория выглядела изможденной, как будто ее морили голодом. Дженни была хорошенькой, хотя и корчила из себя недотрогу.

— Да ладно, Форрест! — сказала Сьюзен. — Не будь таким обидчивым. Мы же все из одной команды.

— А я и не обидчивый, Сьюзен. Просто никогда не приходило в голову дать моей системе название.

— Похоже, что все находится в главном каталоге, — сказала Виктория, изобразив некоторое удивление от моего ответа. У нее были прямые длинные светлые волосы и длинное бледное лицо. Английский завтрак явно не для нее. — У вас письма, заявки и графики все записано в одном месте?

— Правильно, — согласился я.

— Вы не разделяете на отдельные файлы поступления, текущие и дополнительные счета? — спросил Дэвид.

— Дело в том, что я не отвечал за ведение бухгалтерии.

— Ничего страшного, — сказала Дженни с приятной профессиональной улыбкой. — Мы разберемся. Работы не много.

— Почему бы вам ею не заняться, — предложил я, — пока я поболтаю с Сьюзен.

— Отпусти, — сказала Сьюзен, когда мы вышли из офиса в холодный вестибюль, — отпусти мою руку!

— Это я просто чтобы убедиться, что ты — это ты, — объяснил я. — Все вокруг выглядит не по-настоящему.

— Сэм не желает ждать. Что ты хочешь, Форрест?

— Может, того, чтобы кто-нибудь сказал: «Здравствуй, Форрест, как здорово, что ты приехал!» Или вот это: «Форрест, старый пес, мы по тебе скучали!» Или: «Слушай, ты отлично сработал в Канаде, Форрест! Давай я тебе расскажу, что тут произошло, пока тебя не было».

— Мы ничуть по тебе не скучали, если хочешь знать правду.

— А я не хочу знать правду, Сьюзен. Я хочу, чтобы ты наврала мне. Скажи, что ты рада встрече со мной. Что тут происходит?

На Сьюзен была одна из белых рубах Фила, полы завязаны в узел впереди, а рукава закатаны, под ней голубая футболка и узкие выцветшие синие джинсы. Типичная домашняя рабочая одежда, правда, все сикось-накось, чтобы выглядеть заправской домохозяйкой.

— Сэм внедряет некоторые свои корпоративные системы, а это требует времени. Мы вводим все наши данные в его главный компьютер, и это позволит нам работать более эффективно.

— Наверняка это выглядит эффективно. Только сейчас у нас примерно раз в шестнадцать больше суетится народу, чем было неделю назад.

— По крайней мере, они все здесь, а не раскатывают по другую сторону Атлантики, с некоторыми списанными звездами.

— Я постараюсь держаться поближе к дому, Сьюзен.

— Делай, что хочешь. У меня не было менеджера, на которого я могла бы рассчитывать, а теперь есть. — Ее трясло от бешенства или от усталости, а может, от того и другого.

— Теперь у тебя есть. А потому обними своего старого дружка-гонщика, — сказал я, обняв и прижав ее к себе.

Она ответила слабым объятием.

— Извини, Форрест. Не хотела быть такой сукой. Помню, что сама просила заняться этим. Но просто не сработало. И я должна была принять такое решение. — Она оттолкнула меня. — Мне надо увидеть Сэма. Очень много дел.

— Если увидишь его, передай, что я тоже хотел бы переговорить с ним.

— Он тебе назначил на 10.45, — ответила она через плечо.