Это длилось не долго.
— А ты бы и не поверил, если б это тянулось долго. Секунда-две — вполне достаточно, чтобы повернуть голову и подумать, что пора уносить ноги. Здесь есть и другая сторона вопроса. Угол зрения человека по горизонтали составляет примерно сто восемьдесят градусов. Если что-то происходит за пределами твоего зрительного восприятия, то самая важная информация в этом случае — звук. Ты поворачиваешься к источнику звука и слышишь, как он приближается прямо на тебя, — реальность очень убедительна.
— Кто-то следил за мной.
— Должно быть. Это необходимо было рассчитать. Ты понимаешь, надо быть готовым выйти в эфир, когда машина начинает выруливать на выездную дорожку.
— Но я не думаю, что за мной следили. По-моему, следили за тобой.
Алистер ответил:
— Похоже, что они в самом деле кретины. Я же совсем не похож на тебя!
— Может, они кретины. Или, может, они просто не знали, что твои наушники надел я. Как хорошо ты знаешь Сэма Нотона?
— Оставь Сэма в покое! — приказала Сьюзен. — Сэм — нормальный парень.
— Послушайте, а что, если я проверю, готов ли у Мерри чай? — предложил Алистер. — Это займет какое-то время.
Глава 17
— Еще кусочек? — это спрашивает Том Каслмен тоном монарха Британской империи. Не голос, а чистое золото под бархатным плисом. Звуками своего голоса он в прежние времена завораживал банкиров Нью-Йорка. Предложенный кусочек был от морского окуня — такой сочный, гладкий и светлый, что можно было и не заметить, что он слегка пережарен.
— Да нет, спасибо, я больше уже не могу, — поблагодарила Сьюзен, наклонившись вперед и выбирая себе порцию. На ней было короткое шелковое летнее платье цвета морской волны, с низким вырезом, а сквозь вырез видны были ее полные груди.
— Тогда вы тоже присоединяйтесь, Форрест! Честное слово, жалко выбрасывать такую прелесть. Его привезли сегодня утром рейсом «Эр-Мексико». Может, еще вчера плавал этот окунь где-нибудь у берегов Вера-Крус. — Он извиняющимся жестом развел руки. — Если б я позволил, они б каждый день заваливали меня такими вещами. Как-то я внедрял один проект по рыболовству вместе с маленьким чудесным человеком по имени Ренальдо Рамирес, бывшим в то время министром сельского хозяйства Мексики, и вот с тех пор он время от времени шлет мне угощения как скромный жест благодарности. Проект этот все еще в начальной стадии, но когда он заработает… — Том развел руками, показывая, какими обильными обещают быть прибыли. — А как насчет еще одной креветки, Сьюзен? Они очень вкусны, не правда? Хотя я сам предпочитаю те, что поменьше. Давайте, давайте, Эверс, несколько кусочков не повредят. Иначе Маргарет выбросит их на свалку.
Вы бывали в Мексике? — спросил он, переключая все внимание на Сьюзен. — Не верьте ничему, что о ней услышите. Если серьезно, это самая замечательная страна в расцвете своего развития. Настоящий экологический рай! Вам надо обязательно побывать там. Может, как владелец команды вы, Сьюзен, могли бы объяснить мне, почему в наш век люди все еще любят глазеть, как машины носятся по кругу и жгут органическое топливо? Или почему такие мужчины, как Форрест, садятся в них и набивают синяки на боках. Это мне вообще представляется бессмысленным!
— Мне бы очень хотелось побывать в Мексике, — ответила Сьюзен. — Но мои дети вряд ли захотят остаться одни.
— У вас есть дети! Серьезно? Я даже и не предполагал! Наверное, их не много, да? Я бы вам дал не более двадцати пяти.
— Двадцать восемь, — сказала Сьюзен. — И двое детей.
— Ну так что же, возьмите их с собой! В моем доме всегда бегают дети. — Том Каслмен улыбнулся своей неторопливой довольной улыбкой. Так улыбаются перед тем, как ударить. Я все никак не мог решить, сколько же ему лет. У него была все еще стройная атлетическая фигура, слегка выпуклые карие глаза, похожие на оптические линзы, под густыми бровями. Но животик вот округлился, а плечи начали сутулиться. На тыльных сторонах рук виднелись пигментные пятна — признак возраста, а прилизанные волосы стали седеть и выпадать. Словно половина шевелюры ушла на пенсию.
Мне бы стоило догадаться, что он предложит пообедать. В старые добрые времена у него никогда не было времени на обед. Как-то несколько лет назад, когда он нанял меня по контракту по всяким спонсорским делам и я предложил переговорить за обедом, он ответил:
— Если хочешь пообедать, пригласи одну из моих бухгалтерш. Она сможет тебе рассказать все, что я хочу.
Внизу за пределами типичного английского парка, с его строгими газонами в обрамлении аккуратно постриженных кустарников, несла свои воды сквозь английскую глубинку Темза. Был теплый солнечный день, и мы сидели на террасе перед Бернхемом — английским загородным домом Каслмена. Таким же, как его дома в Бель-Эр, или в Мауи, или в Нью-Йорке, или в Киото, или как тот грандиозный дворец, который он строил последние пять лет на тихоокеанском побережье Мексики.
Каслмен откинулся в кресле, держа в руке бокал белого вина.
— Здесь чудесно, не правда? Вы знаете, вам повезло. Если бы меня не было здесь, вам бы сюда не попасть. Национальный трест допускает в Бернхем посетителей каждый февраль, после дождичка в четверг во время обеда. И только по предварительной договоренности. — Он засмеялся своей шутке.
— Величавые английские особняки, — пропела Сьюзен, размахивая своим бокалом, — как они прекрасно демонстрируют, что высшие классы все еще что-то значат.
Каслмен рассмеялся:
— Да, мне это всегда нравилось. И это одна из причин, почему я здесь. Во всяком случае, летом. В Британии все это так хорошо разложено по полочкам, не так ли? Высшие классы располагают всеми деньгами и не платят никаких налогов. Средние классы выполняют всю работу и платят все налоги. А низшие классы наводят страх на средние классы. Великолепно! — подвел он итог, осушив бокал монтраше. — Вам взаправду повезло, что застали меня здесь. Наверное, думаете, как все это старомодно? Пережиток тех дней, когда я считал, что создаю империю. Мне следовало бы переделать эту махину в отель, чтобы максимально использовать, хотя, надо сказать, бассейн совсем не плох, если вы в состоянии платить за то, чтобы в нем можно было плавать. Я всерьез подумываю превратить дом в отель. Пусть американские туристы по выходным разыгрывают из себя герцогов и герцогинь. — Он наклонился к нам, делясь секретом: — Правительство может быть весьма щедрым, если способствует развитию туризма. Могут гарантировать окупаемость и освобождение от налогов. — Он показал жестом на креветку в тающем льду. — Серьезно не хотите?
— Нет, нет, благодарю. — Мне хотелось побыстрей покончить с этой волынкой. Может, Каслмен и собирается довольствоваться пенсией, но мне всегда приходилось следить за содержимым кошелька, когда я бывал рядом с ним. Он никогда не делал поблажек. Он лишь выплачивал долги. С минимальным по возможности процентом. К его небольшому афоризму о классовой структуре Британии он мог бы добавить афоризм о себе подобных: класс стервятников, парящих над классом хищников, выжидая момент, когда можно будет подобрать куски прибыли от растерзанной туши налогов от среднего класса.
— Вы помните «Тексон»? — спросил я.
— Естественно! Это самое первое, что ты упоминаешь каждый раз, когда мы встречаемся. Как ты навел меня на них. И как они дали мне восемьдесят пять миллионов, чтоб я исчез. — Он доверительно улыбнулся Сьюзен. Мужчина, у которого по всему свету были разбросаны жены, любовницы, корпорации, дома и доходы. Как будто Сьюзен могла бы быть приятным дополнением к этому. Потом повернулся ко мне, и улыбка сменилась гримасой. — Я чуть не погиб тогда, Эверс, и все еще жду достойного конца. Мне не надо говорить тебе, чем была нефть, добываемая из шахт последние пять лет, но, похоже, ты считаешь, что я должен быть вечно тебе благодарен. Чего же тебе надо на этот раз?
— Как я читал, не только в «Тексоне» вы держите тридцать процентов акций.