О пистолете в данной ситуации, разумеется, не могло быть и речи. А вот яд!.. Как-то вечерком вино в бокале Магали сдобрили несколькими капельками этого зелья, и наутро молодую женщину нашли в ее постели бездыханной. Доктор Гюи незамедлительно написал свидетельство о смерти, оставив при этом графу с именем покойной незаполненной: это должен был сделать сам Сарре, составляя необходимые документы для погребения.

Лучшего адвокату желать и не приходилось. Он заполнил свидетельство о смерти на имя Катрин Дельтрей, и три дня спустя Магали Эрбин тихо и скромно была захоронена под этим именем на городском кладбище, Фи-ломена получила страховую премию, мошенническое трио поделило выручку, и Кетэ под именем Магали Эрбин быстренько упорхнула в Ниццу. Там она вскоре познакомилась с коммерсантом Грегуаром, вместе с которым и проводила время. Вакантное место при Сарре, в Марселе, немедленно заняла сестрица Филомена.

По всей вероятности, Кетэ в недалеком будущем снова сменила бы фамилию, став теперь мадам Грегуар, когда бы не прискорбный случай...

На этот раз «комиссар Случай» явился в образе медицинской сестры, которая ухаживала за Магали Эрбин в марсельской больнице, где свела знакомство также с ее подругой Кетэ. И вот, нарочно не придумаешь, именно эта самая медсестра, как по заказу, попала однажды в тот самый ресторан, где обедала в это время лже-Магали со своим обожателем. Может, все еще и обошлось бы, когда бы не телефонный вызов из Марселя. Звонил Сарре. Зная, где обычно обитает счастливая парочка, он попросил гарсона позвать к телефону Кетэ, и тот громко, на весь ресторан, прокричал: «Мадемуазель Магали Эрбин, к аппарату!»

Имя Магали Эрбин настолько редкое, что медсестра сразу же вспомнила свою прежнюю пациентку. Неужели это та самая Магали Эрбин, что исцелилась столь сенсационным образом, а затем, после смерти своей подруги Катрин Дельтрей, внезапно уехала из Марселя? Нет, она непременно должна ее поприветствовать!

Полная радостного любопытства, она подошла поближе и... застыла в неописуемом ужасе: вместо чудом выздоровевшей Магали Эрбин перед ней стояла схороненная в Марселе Катрин Дельтрей!

Кетэ тоже сразу узнала медсестру и, перепугавшись ничуть не меньше той, бросилась сломя голову прочь. Молниеносно оценив ситуацию, медсестра кинулась следом за ней и с помощью полицейских задержала беглянку.

У Катрин Дельтрей, урожденной Кетэ Шмидт, она же Магали Эрбин, нервы оказались слабыми, запиралась она недолго. Выложив ошеломленным ницким инспекторам всю подноготную о преступлениях трио Сарре, заливаясь слезами, она поклялась уцелевшими костями экс-пастора Шамбона, что она и сестра были не более чем заблудшими баварскими овечками, которых адвокат-преступник Сарре сделал своими сообщницами против их воли.

Кетэ доставили в Марсель. Там старый полицейский инспектор вдруг вспомнил (через восемь лет!) о заявлении месье Кламотта и горько пожалел о своих столь легкомысленно упущенных возможностях. А впрочем, как знать, может еще не все потеряно? С удвоенной энергией он принялся за повторное расследование.

Однако через восемь лет вилла «Эрмитаж» ничего существенного выдать уже не смогла. Куда более результативной оказалась эксгумация трупа Мага ли Эрбин. Улик, попавших в руки уголовной полиции и следственного судьи, оказалось вполне достаточно для вынесения приговора.

Отмечая чистосердечное признание сестер и учитывая смягчающие вину обстоятельства, суд определил им по десять лет тюрьмы каждой.

Александру Сарре в просьбе о снисхождении было отказано.

(Г. Файкс. Большое ухо Парижа. — М., 1981)

Людям «Банды четырех», хорошо обученным и руководимым Чарлй Луканиа, не пришлось испытывать превратности судьбы. Роли были четко распределены. Луканиа взял на себя организацию поставок и их проведение. Мейер Лански — расчеты и финансирова-ние. Франк Костелло — стратегию и тактику построения отношений с другими шайками, в том числе заключение союзов о ненападении. Он был своего рода первым советником Луканиа, а Багси Сигел сопровождал и охранял его. Отлично дополняя друг друга, они смогли нажить много тысяч долларов, не особенно афишируя это и имея дело только с отборной клиентурой...

Повсюду открывались подпольные заведения, где продавались запрещенные законом алкогольные напитки. Поэтому главным оставалось сохранить за собой клиентуру из наиболее обеспеченных кругов общества.

Луканиа и Костелло нашли, впрочем, новый источник доходов. Одеваясь в лучших магазинах готового платья, они довольно быстро обнаружили, что тысячи мелких оптовиков и торговцев готовым платьем в розницу приезжают по крайней мере раза два в год из провинции в Нью-Йорк, чтобы заказать здесь модный товар. Для более крупных оптовиков и изготовителей готового платья они представляли буквально золотое дно. Едва успев устроиться в гостинице, любой такой заказчик обнаруживал, что к его персоне проявляется самый живой интерес. Ему наперебой предлагали посетить театр, мюзик-холл, нашумевшее представление, чтобы закончить все это переговорами в одном из лучших ресторанов города в надежде на то, что на десерт удастся вытянуть из гостя солидный заказ, а также внушительный чек. Если было нужно, его вели в одно из модных злачных мест, где всегда в изобилии имелись самые дорогие редкие напитки. Чтобы он мог по достоинству оценить все это, ему давали один-два ящика с собой. И последний шикарный жест — предлагалась коробка с французским шампанским «Мойэ э Шандон» и сообщалось, что в номере гостиницы его уже ждет самая красивая девушка Нью-Йорка. Так это зачастую и бывало.

Костелло и Луканиа рассказали остальным о своем открытии. И сразу же, действуя уже испытанными методами, они добились от фабрикантов заверения, что только их товар — виски, шампанское, девушки — будет использоваться для обработки покупателей из провинции. А затем они пришли к выводу, что в торговле готовым платьем вообще скрыты неисчерпаемые возможности.

«Я знаю, что нам необходимо», — заявил Мейер Лански. Спустя три дня он представил своим друзьям поразительную личность. Неуклюжий, долговязый, одетый в бесформенное тряпье, отдаленно напоминающее костюм, он вызвал удивленный возглас Франка Костелло:

— Послушай, Мейер, ты уверен, что этот гражданин разбирается в готовом платье?

Пришедший изобразил на лице некое подобие улыбки, которая больше смахивала на отвратительную гримасу. Лански начал волноваться, особенно когда заметил, что Чарли Луканиа не спускает горящих глаз с его «кандидата».

— Слушай, Чарли, конечно, он не Адонис, но что нам мешает проверить его в деле...

— Я все вижу, — бросил в ответ Луканиа. Мейер Лански прикусил губу. Он готов был обидеться. Вмешался Костелло:

— Хорошо! Как же тебя зовут?

Гость вздохнул.

— Луис Бухалтер, но друзья зовут меня Лепке.

Последовал дружный смех. Он воспринял его спокойно, словно ожидал именно такой реакции. С невозмутимым видом он признался:

— Я понимаю, мое имя кажется смешным. Но я им дорожу. Когда я был маленьким, мама мне говорила: «Ты мой Лепкеле». На идиш так звучит уменьшительное от Луиса. Приятели в школе превратили меня в Лепке...

— И все-таки это дурацкое имя... — оборвал Луканиа.

Багси Сигел, который до этого не произнес ни слова, подошел к Лепке, пожал ему руку и примирительно сказал:

— Ну, на свете все бывает. Но хорошо было бы, если бы ты в двух словах рассказал нам о твоем бизнесе с тряпками. Смотря на тебя, выряженного как чучело, многое не поймешь, не так ли?

Бухалтер, в котором заговорила вдруг оскорбленная гордость, заметно оживился: — Мой бизнес не такая уж плохая штука. Конечно, у меня нет такой мощной организации, как ваша, но мои ребята проворачивают дела неплохо. Все, что касается покупателей готового платья, на мой взгляд, ненадежно. Я вам говорю: витрина — это не самое важное. Если клиент несообразителен, то в «примерочной» не составит труда обработать его как следует и объяснить, что именно ему подходит и что от него останется, если вдруг не подойдет. В этом случае фасон и цвет уже значения не имеют...