Десять минут спустя ее труп уже плавал в серной кислоте. Не прошло и недели, как предприимчивое трио аккуратно захоронило в саду все, что осталось от парочки, которая занималась вымогательством. Ни у Шамбона, ни у Ноэми Балландру родственников или знакомых, которые обеспокоились бы их отсутствием, не было. Ни один человек, как установила впоследствии полиция, не знал, куда они поехали в понедельник, и не предполагал, что они могут быть убиты, не говоря уже о том, кто бы их мог убить.

Лето прошло, и в Эксе уже начали осыпаться с деревьев листья, когда дружная троица решила, наконец, переселиться с виллы «Эрмитаж» в Марсель, где легче было переждать зиму, да и возможностей для пополнения кассы имелось больше.

Криминалистам хорошо известен тот своеобразный факт, что преступник постоянно придерживается методов, которые однажды принесли ему успех. Этот «почерк» столь характерен, что уголовные полиции всего мира наряду со сведениями о преступнике пунктуально регистрируют и его «способ работы».

Мошенническое трио Сарре не являлось исключением, а потому и решило, пользуясь старой методикой, «вскрыть вены» еще одной страховой компании.

Однако сначала они отдали обратно ключи владельцу виллы месье Кламотту и даже заплатили вперед за целый месяц сверх прожитого. Это насторожило Кламотта, и он не стал дожидаться, пока истечет этот месяц, на что как раз и рассчитывал Сарре, а буквально на следующий же день нагрянул на виллу, чтобы рассеять свои подозрения и убедиться, что все в порядке.

Обойдя помещение, хозяин поначалу успокоился: все было на своих местах. Его только раздражал какой-то пронзительный запах, идущий из ванной комнаты и из всех сливных труб. Когда же он повнимательнее осмотрел пол и обнаружил на лестнице, в коридоре, ведущем в сад, и даже возле раковины в кухне, а также в столовой множество пятен, похожих на те, что возникают от капелек крепкой кислоты, то снова занервничал.

Затем он обследовал сад, где тоже отыскал несколько мест, которые, определенно, были перекопаны совсем недавно и источали столь же отвратительную вонь, что и ванная комната. В кладовке для инструментов мосье Кламотт нашел пару мужских ботинок с перерезанными шнурками и одну дамскую туфлю, с которой кто-то срезал застежку. Все это еще больше укрепило его в подозрениях к щедрому съемщику, и он, не теряя времени, сообщил обо всем прокурору, который направил его в полицию, пославшую, в свою очередь, вместе с ним на виллу «Эрмитаж» инспектора и нескольких жандармов.

Пренебрежительно пожимая плечами, полицейские повертели в руках обувь, с отвращением обнюхали садовую землю и сливные трубы, посмотрели на загадочные пятна. Наконец, инспектор со страдальческой миной поднял руки вверх.

«Ничего по нашей части нет, мосье Кламотт! Если вам желательно возместить ущерб, то обратитесь сами прямо к своему съемщику. Мы, к сожалению, ничем вам здесь помочь не можем!»

С этим они и распрощались. На заявлении мосье Кла-мотта появилась резолюция, из которой с полной определенностью следовало, что заявитель действовал только из своих личных денежных претензий; на вилле «Эрмитаж» не обнаружено ни малейших признаков какого-либо уголовно наказуемого деяния, а следовательно, для полиции нет никаких оснований продолжать заниматься этим делом.

Тем все и кончилось. Полиции настолько все было очевидно, что она вообще не сочла нужным хотя бы поинтересоваться у Сарре, чем же он, собственно, так провонял всю виллу. Дружная троица о полицейском визите на виллу «Эрмитаж» даже и не подозревала, все ее помыслы целиком были поглощены разработкой очередного набега.

В одной из марсельских больниц сестры отыскали больную туберкулезом совершенно одинокую мадам Лоренци, которую никто никогда не навешал и которой (как некогда и Дельтрею) врачи предсказывали скорую смерть. Достойная всяческого участия женщина не знала, что и подумать, когда у ее постели появились, откуда ни возьмись, две милые дамы и наперебой принялись ухаживать за ней. Ей было так приятно живое человеческое участие, да еще в этой юдоли скорби, где страдания, долгие хвори и смерть притупляли все чувства, где каждый был занят только самим собой. А ведь какое это счастье — ожидать посетителей, принимать маленькие знаки внимания и доброты!

С жизнью мадам Лоренци мысленно давно уже простилась, ничего доброго для себя она уже больше не ждала, и вдруг появляются эти милые, добрые сестры, и оказывается, что жизнь вовсе еще не кончена, излечение возможно (скажем, в одном из новейших швейцарских санаториев) и это чудо не будет стоить бедной женщине ни единого су.

Как ни странно, сильнее всего верят в чудо, как правило, самые разнесчастные, больше всех обиженные судьбой люди. Такова была и мадам Лоренци, с готовностью вручившая Кетэ свои документы, чтобы та могла все подготовить для поездки в Швейцарию.

На этот раз Сарре послал к страховому врачу свою кухарку. Договор о страховании был заключен, и сестрам оставалось только уговорить мадам Лоренци составить завещание, в котором она отказывала все то немногое, что имела (не зная, разумеется, о высоком страховом полисе), своим дорогим подругам Катрин Дельтрей и Филомене Шмидт. Все, о чем ее просили, мадам Лоренци выполнила в точности.

И тут вдруг случилось непредвиденное. Мадам Лоренци умерла слишком рано, всего через десять дней после того, как Сарре сделал первый страховой взнос.

В страховых обществах привыкли ко всякому, однако чтобы женщина, которую медицинская комиссия признала абсолютно здоровой, вдруг умерла через десять дней после этого от чахотки — такое и там было в диковинку. Компания задержала выплату страховой премии и назначила расследование.

Сарре отлично знал, к чему могут привести это неприятное дознание, наведение справок в других страховых компаниях и строгие допросы, поэтому он, со своей стороны, немедленно подал заявление об отказе от премии. Опечаленные сестры, как известил он страховое общество, ни в коем случае не желают извлекать для себя из смерти своей любимой подруги Лоренци материальную выгоду. Компания со спокойной совестью может оставить себе как премию, так и сделанный взнос.

Инцидент был исчерпан, жульническое трио снова ускользнуло от суда. Однако, как видно, выводов для себя они из этого не сделали, ибо тут же начали подыскивать следующую кандидатуру.

Новую жертву звали Мага ли Эрбин. Двадцати четырех лет от роду, одна на всем белом свете, она лежала в марсельской туберкулезной больнице и, по заключению врачей, жить ей оставалось не более полугода. Спектакль, разыгранный сестрицами с мадам Лоренци, повторился во всех деталях.

Однако на сей раз Сарре решил действовать наверняка. Перед врачами должна была предстать сама Кетэ. На ее же имя был заключен страховой договор, причем на столь высокую сумму, что для выплаты взноса за полис Сарре вынужден был залезть в долги.

Магали Эрбин переселилась из больницы в квартиру милосердной троицы. Уход за ней взял на себя домашний врач Сарре доктор Гюи. То ли больничные врачи ошиблись в диагнозе, то ли доктор Гюи оказался очень хорошим врачом, так или иначе, но отправляться в мир иной Магали Эрбин вовсе не торопилась. Более того, состояние ее здоровья с каждым днем заметно улучшалось, так что через несколько недель она могла уже выходить с сестрицами на прогулку. Сарре опять просчитался!

У другого на его месте руки бы опустились, да только не таков был Александр Сарре! Провал? Ну, уж нет! В соответствии с его новым планом Кетэ и Филомена с усердием принялись таскать Магали с одного увеселительного мероприятия на другое в надежде, что уж те-перь-то болезнь наверняка доконает ее. Вотще: ночные гульбища явно шли ей только на пользу, и растроганная Магали не знала, как благодарить своих добрых, бескорыстных подружек.

Горемычный адвокат проклинал врачей и их неверный диагноз. Магали Эрбин благоденствовала, а Сарре с ужасом думал о том, что на очередной страховой взнос денег у него, пожалуй, не хватит. Деваться было некуда — надлежало действовать и, не мешкая, собственными руками спасать честь медицинской диагностики.