Это к вопросу о мужестве и чувствительности к боли.

Вид у Чарлика был такой (чуть подробнее об этом дальше), что он неизменно вызывал у "собачников" либо сострадание, либо желание "скушать" его. Как-то мы пришли с ним на площадку в служебный клуб. Одна из руководительниц этого клуба, державшая на поводке азиата, с нескрываемой жалостью поинтересовалась, какой возраст у моей собаки и, услышав в ответ: "Полтора, но Вы всё-таки не подходите к нему близко со своей собакой", - со скепсисом произнесла: "Неопытный ещё!". "А Вашему сколько?" - "Два!". "Ну, и почему Вы решили, что он более "опытный"?" - "Он до 8 месяцев был в отаре!" - с нескрываемой гордостью произнесла она... Мне нечего было больше сказать, тем более, что я прибыл в этот клуб вовсе не с целью выяснить, кто из них более "опытный", но я легко могу представить, какой "опыт" могла приобрести в отаре эта собака - наброситься стаей в 10-15 собак на несчастного волка, которые в степях, в отличие от волков сибирского севера, едва ли больше немецкой овчарки. Впрочем, когда в городе была-таки организована "собачья коррида", то эта самая руководительница не сумела найти ни одной ни кавказской, ни азиатской овчарки, чтобы доказать её "опыт" хотя бы в бою с бультерьером. И поступила, конечно, мудро!

Только после этого мы зашли, наконец, на площадку, как новый выпад в наш адрес. Навстречу нам шёл мужчина с огромным ротвейлером ("Ну и мясорубка!" - подумал я про себя) и тут же сходу предложил мне: "Ну, отпускай своего!" Я объяснил, что вообще-то мы пришли сюда не за этим, но на всякий случай поинтересовался: "А что, он у Вас уже дрался с бультерьерами?" - "Да, выпустил уже одному кишки!" Я усмехнулся, но на провокацию не поддался. Впрочем, когда через 30 минут этот любитель острых ощущений увидел, как работает Чарлик с рукавом и как непросто его, в отличие от всех кавказо-азиатских овчарок и прочих "служебных" собак, оторвать, он больше уже не подходил ко мне с подобными предложениями.

Вообще-то, как ни странно это звучит, но Чарлик дрался очень редко, поскольку я по возможности не позволял ему этого, а к тому же он был почти всегда в наморднике и обязательно на поводке. Но что делать, если соперник - серьёзная собака, не оставляющая никаких шансов на мирный исход?

Однажды Чарлик (было тогда ему около года), гуляя в парке во всей своей амуниции (поводок и намордник), приударил за молодой сукой бультерьера. Вдруг неподалёку от них появился взрослый ризеншнауцер. Когда Чарлик счёл "непозволительным" слишком близкое присутствие соперника, он издал глухой рык, который не оставлял никаких сомнений и предлагал сопернику удалиться (самое время для хозяйки собаки взять её на поводок). Ризеншнауцер (сам не робкого десятка и известный задира) мгновенно принял вызов и, зарычав в ответ, приготовился к прыжку. Был он, естественно, без поводка, а такую мелочь, как намордник, у нас вообще не принято надевать на прогулках даже на самых злобных собак. Что мне оставалось делать? Подтянув поводок, я буквально в последнюю секунду успел сбросить с Чарлика намордник и они бросились друг на друга, что называется, лоб в лоб. И почти в ту же секунду раздался жалобный визг и все увидели Чарлика, вцепившегося прямо в морду ризеншнауцера и "буксирующего" его на себя по поляне. Слава Богу, захват оказался не капитальным, а только резцами, так что мне удалось буквально оборвать Чарлика резким рывком поводка от ризеншнауцера. Удивительно, но после этого хозяйка ризеншнауцера высказала мне "недоумение" - мол, зачем это я снял с Чарли намордник (?!). Видимо, пусть бы его кусали, а не он - хотя и в честном бою.

Это к вопросу о быстроте и реакции.

Однако как же всё-таки ведёт себя бультерьер, попавший в нешуточную передрягу? Я поясню это на ещё одном (и последнем на эту тему) примере.

Ранней весной, когда было уже тепло, но лежал ещё снег (в такую погоду грех сидеть дома!), мы направились с Чарли погулять в ближайший парк. Было тогда ему чуть больше полутора лет. Ничто не предвещало беды. Он благодушно уже играл с боксёршей, пока вдруг к ним не приблизился огромный сенбернар. Вообще-то эта порода известна своим добродушием и уравновешенным нравом. Может быть поэтому я поначалу не придал этому должного значения. Если бы это были ротвейлер или овчарка, то я в первую очередь попросил бы хозяина отозвать свою собаку, а если бы и это не помогло, то в зависимости от намерений "пришельца", может быть, и снял бы с Чарли намордник. Но тут... сенбернар! Я даже не расслышал, успел ли Чарли что-то "сказать" ему, как неожиданно сенбернар напал и тут же схватил моего бедного (в смысле лишённого способности защищаться) пёсика прямо за шею, но, слава Богу не за горло, а сверху и сбоку. Что ни говори, но сенбернар был всё-таки хорош! Такую бы хватку да некоторым бультерьерам! Он, похоже, совсем не собирался выпускать "добычу" и всё сильнее сжимал свои челюсти. Бедный Чарлик не издал ни единого звука, хотя можно себе представить, каково ему было, не выразил никаким образом просьбы о пощаде за все те две-три минуты, что находился в пасти сенбернара. Напротив, всё это время он вновь и вновь пытался освободиться и вцепиться в "агрессора", но дурацкий глухой намордник не позволял ему это сделать. Как ни странно, хозяйка сенбернара с поразительным спокойствием наблюдала за происходившим, не вмешиваясь. Сенбернар был настолько велик и силён по сравнению с Чарли, что легко оторвал его, держа по-прежнему в пасти, от земли, так что только задние ноги касались её. Но Чарлик не был бы бультерьером, если бы и в этом положении - на весу! - не отказался бы от борьбы! И всё-таки терпение вскоре лопнуло, но его, а моё: "Снимай собаку или я сниму с него намордник!" (Не знаю, правда, как бы я это сделал, поскольку вся шея маленького буля была в огромной пасти сенбернара, а его губы надёжно закрывали пряжку намордника.) В ответ я лишь услышал: "А всё уже..." Я до сих пор не могу понять, что означала эта фраза - бессилие что-либо сделать или нежелание, вернее желание покончить таким вот простым образом с этим "несуразным существом"? Я достал из кармана палочку, которую всегда специально носил при себе для таких случаев, зная, что Чарлик не умеет добровольно отпускать свою "добычу" - всегда требовалось "оперативное вмешательство". (Впоследствии палочку ввиду её непрочности заменила металлическая рукоятка от плоскогубцев в полиэтиленовой оболочке). Но палочка не понадобилась. Вернее понадобилась, но не хозяйке сенбернара, а мне и чуть позже. От бесконечных попыток Чарлика высвободиться от захвата его намордник неожиданно слетел и "дело" тут же повернулось на 180 градусов. Чарлик мгновенно ухватил сенбернара за губу, да так, что тот, взвизгнув от боли, сразу же его выпустил. Я тут же бросился, но теперь уже на помощь сенбернару (когда я потом рассказывал эту историю знакомым, то меня никто не мог понять: зачем нужно было это делать? Пусть бы Чарлик сам отомстил за себя!). Чарлик ещё долго держал сенбернара, но теперь уже за ухо, пока мне удалось, наконец, раскрыть его челюсти. Потом до меня доходили "жуткие" истории, как гадкий бультерьер изодрал ухо сенбернару... В другой раз мне, может быть, и было бы жалко его, если бы не вид, который имел Чарлик после сражения. Оттого, что он был всё время на весу и непрерывно старался вырваться, рана от клыка сенбернара была настолько широка и глубока, что туда можно было бы как в таксофон запросто забрасывать 15-копеечные монеты. Впрочем, рана через несколько дней затянулась (это одно из свойств бультерьера - почти также было и тогда, когда после неудачной попытки "не дать подраться" он от резкого рывка поводка в развороте угодил кончиком хвоста прямо в пасть ротвейлеру и тут же лишился последнего позвонка), но рядом образовалась огромная (сантиметра два в ширину и добрых шесть сантиметров в длину) гематома. Эту "боевую награду" Чарлик носил на себе, хотя и без особой гордости, поскольку нелегко было выпрямить шею, не меньше месяца.