Реакцию он развивал беспрестанной погоней за всем, что было способно двигаться, даже если это были неодушевлённые предметы. В ветреную погоду гулять с ним было одно наказание - все листики, бумажки, абонементы и прочие летящие по ветру предметы неизменно, вернее неминуемо, оказывались в его пасти. Он мог без устали щёлкать зубами, бросаясь то в одну, то в другую сторону, ловя все стремительно несущиеся мимо него предметы. И отвлечь его от этого занятия было очень нелегко. Это и было его хобби. Впрочем, так же, как и ловля себя за хвост - этим он мог заниматься часами.
Конечно, если предмет был одушевлённым, то тут интерес и азарт были ещё больше. Когда он был ещё 7-8 месячным щенком и ещё отпускался, хотя и в наморднике, временами с поводка, то мог без устали по 20-30 минут и более гоняться за одной и той же овчаркой или доберманом и при этом, не отставая от них ни шаг (!) и не отвлекаясь ни на одну другую собаку, находившуюся поблизости, делать свои бесконечные броски и прыжки (разумеется, только в голову!), стараясь поймать, наконец, добычу, но намордник не позволял ему этого, а охотничья натура, в свою очередь, не позволяла ему отказаться от погони ввиду её безрезультатности.
Он был настолько ловкий, быстрый и стремительный, что не раз почти играючи перебарывал (находясь, конечно, в наморднике - иначе это была бы уже не борьба!) и догов, и кавказцев, и ротвейлеров. Если собака была намного крупнее его, то он, подобно пушечному ядру, влетал ей под ноги, тут же стремительно разворачивался, ударяя всем своим корпусом по ногам, так что собака, естественно, слегка теряла равновесие и мгновенно снова атаковал, но уже куда-нибудь в бок или в грудь, что окончательно сбивало "гиганта" с ног. Речь, конечно, шла о молодых и не очень агрессивных собаках, которые не могли его, обезоруженного, всерьёз повредить зубами.
Если на горизонте маячила "добыча", то он был способен на поистине цирковые трюки - лишь бы её достать. Он мог, находясь на корте, в один прыжок с места преодолеть ограждение 120-130 см высотой, причём, не касаясь его лапами. Если поверх барьера шла металлическая сетка, не позволявшая ему выпрыгнуть наружу, то он мог, подпрыгнув, в одно мгновение оказаться и удерживаться как кошка всеми четырьмя лапами на бортике шириной едва ли в 10 см. А однажды, увидев на противоположной стороне своего врага-ротвейлера, прыгнул прямо на металлическую сетку и повис, вцепившись в неё зубами. Как-то Чарлик был на балконе и что-то, видимо, привлекло его внимание - он, не раздумывая, а, может быть, и вполне сознательно (ведь у настоящих бультерьеров инстинкт самосохранения почти на нуле) вскочил всеми четырьмя ногами прямо на балконное ограждение (шириной не более 10 см и более 1 метра от пола) и неизвестно, чем бы это кончилось для него (до земли-то было более 20 метров), если бы рядом не оказалась жена...
Надо сказать, что он, как будто зная своё истинное предназначение, вырос как раз таким (по размерам и по комплекции), чтобы при случае максимально эффективно суметь реализовать свой потенциал. Он был всего 48 см в холке и только 21 кг веса (да и то в лучшие времена). Он был, конечно, атлет, но не тяжёлоатлет, а скорее многоборец. У него не было ничего лишнего. Для буля, каких мы привыкли видеть теперь, но не какими они были прежде, он был даже слишком худым и время от времени на его боках проглядывались рёбра. Но, с другой стороны, я видел очень мало бультерьеров с такой рельефной мускулатурой плечевого пояса и груди, как у него. С более массивной мускулатурой - да, но с более рельефной и более тренированной - нет.
На фоне этого, может быть, излишне стройного тела его голова была особенно впечатляющей (46 см в обхвате - по отношению к росту пропорция почти как у английского бульдога). Это была не голова, а настоящий "таран", одного удара которого часто оказывалось достаточно, чтобы противник либо был сбит с ног, либо неподдельно взвизгнул от боли. Под стать этой голове были и зубы (клыки почти 2,5 см длиной!), по размеру ничуть не уступающие овчарочьим. Среди дилетантов, пытающихся хоть как-то объяснить для себя почти невероятные способности этих, таких маленьких по размеру собачек, очень распространены всевозможные сказки насчёт того, что у бультерьеров "зубы растут в два ряда", "челюсти в 22 атмосферы" и т. п. Челюсти у бультерьеров, конечно, очень сильные, но, думаю, что не сильнее, чем у многих других крупных собак. Алиса, например, с костями равной величины расправлялась, как правило, быстрее, чем Чарли, а вцепившись в поводок и будучи раскрученной, способна описывать круги в воздухе, не выпуская поводка, а ведь весу в ней всё-таки в два с лишним раза больше, чем в том же Чарли. Но дело в главном, а не в деталях: вцепившись, буль, благодаря своему характеру, уже никогда не выпускает свою добычу, а всё сильнее и сильнее сдавливает челюсти, а собака любой другой (не бойцовой) породы, поначалу даже очень крепко вцепившись, вскоре отпускает свою жертву, поскольку не знает, что с ней делать дальше, тем более, если хозяин командой "фу" или "дай" приказывает ей отпустить. У неё просто отсутствует инстинкт "держать".
Как известно, у бультерьеров различают четыре типа телосложения (см., например, книгу Т. Хорнера): "бульдог", "терьер", "далматин" и так называемый "промежуточный" тип. Это всё настолько условно, что, думаю, в чистом виде ни один из них не встречается, а все бультерьеры принадлежат всё-таки к промежуточному типу, но у одного больше бульдожьих признаков, а у другого - терьеровских и т. д. Чисто внешне (особенно у дилетантов) больше ценится тип "бульдога" (он более мощный, но он же менее проворный, не такой ловкий, как это необходимо для этих собак, и не такой выносливый); в функциональном отношении лучше всё-таки тип "терьера" (он не такой тяжёлый, как "бульдог", но более ловкий, стремительный и выносливый), именно "терьеров", как уже упоминалось, предпочитают "бульдогам" в таком серьёзном деле, как охота на кабанов; идеальным же с точки зрения выставочного эталона является "промежуточный" тип.
Чарли был, конечно, не "бульдог", а скорее "терьер". И это, к счастью, не раз спасало ему жизнь во время его безрассудных выходок (я, например, не представляю себе "бульдога", балансирующего на балконном ограждении на 20-метровой высоте, как и не представляю себе "бульдога", бегущего 20 км за велосипедом да ещё со скоростью 12 км/час).
Последняя история о Чарли, которую я хочу вам поведать, надеюсь, подтвердит мою правоту.
Как я уже говорил, Чарлик был в душе "охотником". И вот однажды в нашем подъезде появилась... кошка. Первая встреча с ней состоялась на лестнице, когда мы направлялись с Чарли на прогулку. При виде кошки он настолько "обомлел", что лишился "дара речи" (как выяснилось потом, и покоя - тоже). Он весь напрягся, прижался к ступенькам, готовясь к броску, но прочно натянутый поводок не позволял ему это сделать. Кошка, впрочем, нисколько не впечатлилась такой храбростью и решимостью - она и не собиралась уступать нам дорогу! Мне стоило немалых усилий заставить её всё-таки отпрыгнуть в сторону и пропустить нас без того, чтобы предоставить Чарлику возможность самому расчистить нам дорогу.
Когда мы возвращались, кошки на нашем пути не было, хотя Чарлик очень хотел продолжить с ней "знакомство" и отчаянно выискивал её глазами и вынюхивал воздух. Вскоре кошка вновь дала о себе знать, облюбовав почему-то для себя место прямо на площадке перед нашей дверью. Когда в очередной раз мы направились на улицу и я едва успел открыть дверь, как Чарлик пулей вылетел на площадку, но мелькнувшая перед ним кошка успела проскочить сквозь решётку, закрывавшую лестницу, ведущую на чердак, а Чарлик с разгону проскочил сквозь решётку головой, но застряла его более широкая грудь.