— Рванем?
Николай Евгеньевич усмехнулся: «Бурбон и есть бурбон», однако выпил с охотой. Виски привычно обожгло горло, он запил боржоми, неторопливо закусил:
— Ну, и что это ты ко мне эдаким манером ворвался?
— Пустяковое дело, — хохотнул Крылов, губы его были так густо обрамлены волосами, что он, закусывая, широко раскрывал рот и глубоко совал туда вилку, все же делал он это опрятно — крошки не падали на бороду.
— С пустяком можно было бы и по телефону.
— Э-э, нет, — опять хохотнул Крылов, — тут такой пустяк, что чужих ушей не любит.
— Так ты же к такому телефону добрался.
— Ого, иначе ты бы и трубку не снял. Знаю твой норов. А уши у каждого телефона есть.
Николай Евгеньевич нахмурился, он таких разговоров не любил.
— Ну, давай свой пустяк.
— Да вот, понимаешь, понять хочу, почему ты итальянцев невзлюбил?
Николай Евгеньевич понял сразу: у него в столе давно лежал проект контракта с серьезной фирмой, но он все тянул с ним; собственно, ему дали не один контракт, а два и с разными условиями, и получилось, если он подпишет оба, то образуется разница в суммах, и непонятно было, для чего эта разница нужна, куда она пойдет.
Он-потому и держал у себя контракт, чтобы разобраться — для чего все это делается. До сих пор он один знал, как следует добывать для себя валюту, которая не подотчетна ни финансовым, ни контрольным органам, так сказать — свой тайный банковский капитал, иностранные фирмачи охотно шли на это, а может быть, наши их приучили. Тайная валюта обеспечивала и некоторую независимость, а она нужна хотя бы для деловых встреч, для разного рода сувениров, нынче строгости, но то, что хранится сокрытым от всех, за рубежом развязывает руки. Но тайна только тогда тайна, когда ее знает один — эта старая истина принималась Николаем Евгеньевичем как закон. Так при чем тут Крылов?
— Я тебя понял, Иван Сергеевич, — сказал Николай Евгеньевич, медленно поворачивая рюмку в пальцах, указательный у него был сбит — когда-то целую фалангу оторвало на станке, и так продолжал размышлять: то, что пришел к нему Крылов, а не кто-либо другой, понятно. Среди тех, кому Николай Евгеньевич верил и кто выручал его при нужде, Крылов, пожалуй, занимал первое место, он был и хитер, и ловок, и инженерный ум у него был поставлен прекрасно. Его внешность, казалось бы, должна отпугивать людей, крепкий, как баклажан, с синими прожилками нос, мохнатые брови и юркие зеленые глаза, однако же было в нем нечто залихватское, чуть ли не разбойное, и это нравилось кое-кому.
Николай Евгеньевич думал о людях, с кем был накоротке: значит, они ничего не знали о валютных сейфах и решили завести свои, вот прислали Крылова, ведь дело скользкое, на таком легко оступиться… Валюта, конечно, нужна не только Николаю Евгеньевичу, спору нет, но… Мало кто знает, как рискованны хозяйственные дела; случалось Николаю Евгеньевичу не раз пускаться на авантюры, иначе бы он не сделал свою отрасль столь необходимой другим, но авантюра должна быть проработана, обставлена всякими подпорками, да и необходим замаскированный выход: в случае чего можно в него нырнуть и уйти от беды. А этот контракт — дело прямое; если контролерам с серьезными полномочиями удастся открыть тайну, то виновником станет Николай Евгеньевич… Крылов свой-то свой, да не подставляет ли ножку?.. Сейчас время непредсказуемых поведений. Вот же в прошлом году нынешний премьер, как только дело коснулось его, быстро отдал тех самых китов, к которым благоволил, встречался с ними на дачах, одаривал хорошими подарками, да и те не скупились. Бывало, и киты сплачивались, если нужно было, стеной вставали на защиту премьера, казалось, никогда меж ними никакой бреши не возникнет. Николай Евгеньевич не знал, как уж они там расставались: попрекали ли друг друга или нет, правда, годы у всех были серьезные, но почему-то никто сам не хотел уходить на покой. Пришли новые люди… Наверняка завязывались и новые отношения, а Николай Евгеньевич вроде бы был в стороне, но с его продукцией сейчас, особенно сейчас, он, конечно, оказался нужен многим… Где гарантия, что Крылов пришел не от своих? Нет такой гарантии.
— Значит, ждать решения? — настороженно спросил Крылов.
— Жди, Иван Сергеевич, жди, — улыбнулся Николай Евгеньевич и с удовольствием выпил, сразу же заметив, как метнулись юркие глаза Крылова.
— Долго?
— Могу рассердиться, — спокойно предупредил Николай Евгеньевич.
— Я это к тому, — сразу же спохватился Крылов, — что итальянцы более двух недель ждать не будут.
Николай Евгеньевич не спрашивал Крылова: а ему-то какой резон лезть во все это? Он директор завода, а тут дела общеминистерские, спрашивать было бесполезно — конечно, резон у того был.
— Обдумаю.
— Ну и чудесно, — облегченно вздохнул Крылов.
И чтобы не дать ему возможности снова повести этот разговор, Николай Евгеньевич стал расспрашивать о семье, а тот женился уже в третий раз, были у него по этому поводу неприятности, но Николай Евгеньевич знал: своими расспросами он угождает Крылову, тот уж очень гордился новой красавицей женой, бороду вот распушил, грудь выпятил.
Они еще немного выпили, поговорили, и Крылов исчез. Николай Евгеньевич прошел к себе, опустился в кресло, и ему стало тревожно. Все же он не смог разгадать, что пряталось за приходом Крылова; ведь сам-то контракт, если взглянуть широко, пустяк, на нем не сорвешься. И даже то, что он не чист, дает возможность обрести на счету в зарубежном банке валюту, тоже дело такое, от которого можно уйти. Нет, конечно, суть не в контракте, даже не в валюте, скорее всего, нужен был сам Николай Евгеньевич, его завлекали в сети, с кем-то хотели объединить в связку. Но с кем? У Крылова широкие связи, наверняка есть и такие, о которых Николай Евгеньевич не знает… Да, теперь надо понять: кому нужен он сам. За ним не первый раз охотились, он это легко разгадывал, но умело изворачивался, а сейчас сделалось беспокойно, ведь одним из охотников был Крылов, он слишком много знал о его делах, даже о таких, о которых никто знать не должен.
Он стал думать, что зря кичился своей свободой, немного и занесся, став вроде бы необходимым и несъедобным, но все же почва была зыбкой. «Э, черт, — подумал он, — все время живешь в неуверенности. А почему?.. Вот Крылов уверен… А так ли? Если бы был уверен, не пришел бы торговаться. Конечно, его заставили, а он петушился, распустил бороду».
Николай Евгеньевич обостренно чуял надвигающуюся беду, почувствовал он ее и в этом вечернем визите незваного гостя…
Он стал министром пять лет назад, а до этого был директором того самого завода, которым сейчас руководит Крылов. Бородачу досталось мощное хозяйство, Крылов был подходящей фигурой, чтоб вести его дальше.
Пять лет назад, еще когда Николай Евгеньевич ходил в директорах, он уже знал, что внесен в список претендентов на руководителя отрасли; министр был стар и болен, стары его заместители, а отрасль надо было освежить, и Николай Евгеньевич готовился к новому рывку в своей жизни. Он ведь вылепил себя сам и уверовал: для него не должно существовать преград. Однако же, постигнув кое-какие тайны коридоров власти, понимал: без необходимого толчка стать во главе отрасли не сможет, ведь в списке есть и другие претенденты. Вести же какую-либо борьбу не было смысла. У него созрел совсем иной план.
Вот почему он и оказался в нужное время в европейском уютном городе, куда прибыл и помощник главы государства за неделю до приезда Хозяина. Они были знакомы, но не очень близко, но Николай Евгеньевич знал, какой реальной силой обладает этот человек.
Они вместе позавтракали в посольстве. Помощник был немолод, однако в нем ощущалась спортивная выправка, лицо темное, с впалыми щеками, он легко выпил за завтраком стакан коньяка, но при этом его колючие черненькие глазки не изменились.
Он посмотрел на пустую рюмку Николая Евгеньевича, строго спросил:
— Брезгуешь?
— Нет. У меня через час деловая встреча.
— Встречу перенеси, — строго сказал помощник. — Поедешь со мной. Меня зовут фирмачи посмотреть автомобиль, приготовленный в подарок Хозяину. Надо из двух выбрать один. Поможешь.