Она мечтала приобрести специальность по душе, работать с полной отдачей сил и интересом. Казалось, мечта сбылась. Благополучно складывалась и ее семейная жизнь. Но пришла война. Муж, прокурорский работник, служивший в Брестской крепости, одним из первых встречает врага на родной земле. А она? Она заменяет его в тылу.

Как просто сейчас говорить и писать об этом: «заменила», «поручили», «стала». Но в то суровое военное время, ох как трудно было работать на следствии в райпрокуратуре молодой женщине, имея к тому же грудного ребенка. С работниками милиции она бывала в засадах и облавах,, помногу часов проводила на допросах обвиняемых. С кем только ни приходилось ей встречаться: и с мелкими жуликами, и с крупными растратчиками, и с матерыми уголовниками. Иногда работала по 16—18 часов в сутки, а ведь сын тоже требовал заботы и ласки. И на все нужны были время, энергия, обыкновенные человеческие силы, которых не всегда хватало. Однако Нина Александровна не сломилась, выстояла.

В 1962 году в районе было совершено тягчайшее преступление: шестнадцатилетний Геннадий К. убил своего друга и одноклассника. Но не только сам факт убийства повлиял на решение Н. А. Жарких заняться всерьез подростками. Она, конечно, разоблачила убийцу, однако не ограничилась, как обычно, передачей дела в суд. Она пошла в школу, в райком комсомола, подняла всю общественность района. После суда «слушание дела» продолжалось и на расширенном заседании бюро райкома, и в коллективе предприятия, где работал отец преступника.

Кропотливая работа с общественностью открыла ей глаза на многое. Выявились серьезные просчеты в воспитательной работе педагогического коллектива школы, неприглядное положение в отдельных семьях, что, в конце концов, и привело к столь трагическому случаю. На всех собраниях и обсуждениях Н. А. Жарких принимала самое деятельное участие. Она выступала искренне, взволнованно, с душевной болью и беспокойством за происшедшее.

И с тех пор она всю свою энергию и профессиональное мастерство отдает борьбе с правонарушениями несовершеннолетних. Ее плодотворную работу давно уже отметила и по справедливости оценила общественность. Деятельность ее неоднократно освещалась в печати. Она, одна из немногих лучших следователей, награждена орденом Трудового Красного Знамени.

П. ЯКУШЕВ.

В душную июльскую ночь сорок четвертого года сержант Космачев оставался в группе прикрытия вместе с пулеметчиком. Вдвоем они и встретили группу лейтенанта Межевикина: разведчики приползли с «языком».

Радуясь удачному возвращению товарищей, Иван Космачев невольно завидовал тем, кто допрашивал пленного. «Ведь и я смог бы...» — волнуясь неизвестно отчего, думал он. Смог бы, потому что, несмотря на молодость, до войны уже имел дело с правонарушителями, вел допросы и расследования. Вспомнились далекие годы в Казахстане, когда он, бывший учетчик тракторной бригады, по путевке комсомола прибыл в органы прокуратуры Тельмановского района Карагандинской области... Тогда-то летней ночью на фронте он и решил, что если вернется живым-здоровым домой, то не променяет свою профессию ни на какую другую.

Так и сделал, когда был демобилизован из армии, С этого дня и началась его мирная жизнь...

Впрочем, мирная ли? Работа требовала большого профессионального мастерства и напряжения не меньше, чем иной раз на фронте. И о войне он вспоминал не однажды, когда в суматохе «обыденных» дел уставал от нервного напряжения и перегрузок. На любого, даже самого крепкого человека, это действует — отрицательные эмоции, постоянная необходимость рассматривать и анализировать примеры серьезных жизненных ошибок и духовного падения людей.

Сколько разных случаев бывает, например, в уборочную страду! Люди живут одной мыслью — быстрее и в срок сдать хлеб, скорее вывезти его на элеваторы, раньше, чем соседи, доставить зерно к месту назначения. Сотни машин, комбайнов, десятки тысяч людей заняты большим делом. Там, где недостает порядка, случаются и ЧП.

Космачев вспоминает не одну уборочную. Ворошит в памяти годы: где, когда, каким делом приходилось заниматься.

...Это тоже случилось в уборочную. Недалеко от Осакаровки. Искореженный «газик», его брезентовый тент пропорот березовой доской. Водитель и пассажир без сознания...

«Видимо, «газик» сбит грузовиком типа ГАЗ-93 или ГАЗ-585, — думает следователь. — На них обычно наращивают борта в этот период. Но в уборочную таких машин сотни! Только не торопиться...»

Поврежденную машину уже хотели отбуксировать в село, но Космачев попросил подождать. Еще один последний осмотр.

Пожалуй, осколки стекла не вызывают его любопытства. Все понятно. Только вот почему они на заднем сиденье? Осторожно сгребает их на белый лист бумаги. И теперь он чувствует: у него возникает уже интуитивный интерес — на некоторых кусочках стекла следы краски. А ведь эти-то осколки стекла от другой машины...

Вся эта бело-голубая стеклянная каша тщательно изучается, складывается в несколько вариантов характерных рисунков. Разумеется, найти в этой каше целый номер машины, которая совершила наезд на ГАЗ-69, — такое может быть лишь в детективах, но составить или собрать две с половиной цифры этого номера вполне можно: осколки оказались от рассеивающего стекла фары, где водители нередко пишут номера своих машин. Грузовик и виновника катастрофы нашли на одном из хлебоприемных пунктов области.

— Повезло... — устало и односложно отвечает Космачев на вопросы товарищей.

— Повезло, — соглашаются старые работники, — но потому, что и сам догадлив...

Когда Космачев говорит «повезло», он, конечно, думает не о везенье, а скорее о том, что удалось «вот за что-то зацепиться и размотать весь клубок неясностей». А иногда «зацепиться» не за что. И причины преступления не ясны и даже ничем не мотивированы. И логика здраво и правильно рассуждающего следователя не облегчает поставленной задачи.

...Погиб пожилой человек — сторож пионерского лагеря. Корысть преступников? Но что можно взять в пустующем пионерлагере? Враги? Их не было у старого человека.

На всякий случай работники прокуратуры сняли гипсовые слепки следов на месте происшествия, расспросили всех, кто знал сторожа. Оказывается, старик однажды пожаловался директору на каких-то молодых парней, которые превратили территорию пионерлагеря в свою вотчину — пьют, дебоширят, грубят ему...

Первые догадки, подозрения. Опросы местных жителей. Присмотрелись к обуви семнадцатилетнего Типсаева и его дружка из соседнего села: уж больно похожи следы обуви. И по отдельным показаниям жителей на них падали обоснованные кое в чем подозрения. Но опять же, полсела в таких ботинках ходит — целую партию недавно в магазин завезли.

И все-таки, по рассказам, парни в лагере бывали частенько. Да и сами они не отрицали:

— Да, вообще-то были, но это давно, когда еще смена была, а нынче осенью и не заходили...

Уверенность в том, что он идет по правильной дорожке, не покидала Ивана Артемьевича. Однако как узнать, были или не были парни в лагере в день убийства?

Кто приезжал в лагерь и уезжал из него? В такое время, пожалуй, немногие. Но как много очевидцев надо расспросить об этом! Кто, например, ездил по этой исхлестанной гусеницами тракторов и колесами вездеходов колее? Как заставить «заговорить» дорогу?

Десятки хозяйств были проверены, десятки людей опрошены. Нашлись и очевидцы: все тайное когда-то становится явным, нужно только приложить старание. Видели подозреваемых в тот день и даже по доброте душевной подвезли их на прицепе, чтобы они обувь не испачкали.

А они и убили — это неопровержимо доказало следствие...

Сейчас Иван Артемьевич, прокурор следственного отдела областной прокуратуры, осуществляет надзор за следствием и дознанием в органах милиции. Он, как и раньше, — на посту. И остается солдатом.

Г. МАТЕЦКИЙ.