Тридцать дам городов, а к ним — укреплений немало,

Тридцать дам городов, из которых вовек ни единый

35 Бога иного не станет хвалить, по тебе именуясь;

Много притом городов Артемида разделит с другими,

На островах и на суше; и в каждом городе будут

Роща у ней и алтарь. И еще — все дороги отходят,

Гавани все под руку твою». Закончивши слово,

40 Он покивал головой. И в путь отправилась дева,

Критской взыскуя горы, ища лесокудрого Левка;

После пошла к Океану и нимф получила избранных —

Каждой по девять годов, и каждая в детском хитоне.

Много ликуй, о Кэрата поток, и ты, о Тефиса,176

45 Ибо своих дочерей Летоиде вы дали в подруги!

Но оттоль поспешила к киклопам она, обрела же

Их на острове том, что зовется Липарой, — Липарой

Ныне зовем мы его, но тогда он был Мелигуние, —

У наковальни Гефеста, великое дело свершавших:

50 Чашу ковали они, водопой Посейдоновым коням.

Как устрашилися нимфы, ужасных узрев исполинов,

Высям Оссы подобных! У каждого яро глядело

Из-под бровей единое око, огромностью схоже

С четверокожным щитом; к тому же звон наковален

55 В уши нимф ударял, и кузнечных мехов воздыхавших

Свист громогласный, и тяжкие стоны; охала Этна,

Охала с ней Тринакрия, жилище сиканов,177 а дале

Ахал Италии край, и эхом Кирн178 ему вторил;

Между тем ковачи, вознося над плечами с размаху

60 Молоты, мощно в расплавленный ком железа иль меди

В лад ударяли и ухали шумно сквозь сжатые зубы.

Вот потому-то без слез не могли Океановы дщери

Ни на вид их взглянуть, ни шум ушами услышать.

Не мудрено: всегда ведь дрожат, киклопов завидев,

65 Дщери блаженных, даже и те, кому лет уж немало.

Ежели матери слушать не хочет девочка, тотчас

Мать в подмогу на дочь для острастки кличет киклопов —

Арга или Стеропа; тогда из укромного места

Кто выходит? Гермес, обличье вымазав сажей.

70 Живо он страх нагоняет на девочку; та, присмиревши,

Прячется к маме на грудь и глаза накрывает руками.

Ты же, о Дева, и раньше, трехлетней еще, не страшилась.

Было: Лето на руках принесла тебя в гости к Гефесту,

Что тебя пожелал повидать, одарив для знакомства.

75 Вот на крепких тебя Бронтей лелеял коленях,

Ты же с пространной груди густые власы ухватила

Крепко и дернула с силой… Досель у него безволоса

Вся середина груди, как бывает, когда заведется

У мужчины в висках, оголяя кожу, лисица.

80 Так и на этот раз ты речь повела без смущенья:

«Эй, киклопы! Живей снарядите мне лук кидонийский,

Стрелы в придачу к нему и для стрел вместительный короб.

Ведь не один Аполлон — и я Лето порожденье!

Если же мне приведется добыть стрелою иль вепря,

85 Или зверя иного, то будет пир для киклопов».

Молвила; сделано дело — и ты получила доспехи.

После направилась ты за сворой в Аркадию, к Пану

В сельский приют, и его ты нашла; он резал на доли

Меналийскую рысь, плодовитых сук насыщая.

90 Он, брадатый, тебе подарил двух псов черно-белой

Масти, а трех — огневой, одного ж пятнистого; хваткой

Крепкой впившись в загривок, хотя бы и льва они в силах

Довлачить живого на двор; а к ним он добавил

Семь собак киносурских, что вихрей быстрее и могут

95 Лучше всех затравить и лань, и бессонного зайца,

Без промедленья сыскать оленя иль дикообраза

Логово и, не сбиваясь, вести по следу косули.

Вспять от Пана пойдя (а с тобою псы поспешали!),

Ты повстречала на высях, в предгорьях горы Паррасийской,

100 Скачущих ланей, дивное диво! Паслися на бреге

Чернокремнистой реки Анавра они неизменно, —

Ростом больше быков, а рога их златом блистали.

Тотчас ты изумилась и молвила милому сердцу:

«Вот пристойная дичь Артемиде для первой охоты!»

105 Было всего их пять; четырех ты настигла немедля,

Псами их не травя, и в свою запрягла колесницу.

Но убежала одна, пересекши поток Келадона,179

По замышлению Геры, готовившей подвиг последний

В ней для Геракла; и скрыл беглянку холм Керинейский.

110 О Артемида, о Дева, Убийца Тития!180 Златом

Блещут доспехи твои, колесница твоя золотая,

И золотые уздечки, богиня, вложила ты ланям.

Но куда ты свою погнала впервые упряжку?

К Тему, Фракийской горе, отколе порывы Борея

115 Веют, стужей дыша на тех, кто плащом не укутан.

Где же ты светоч смолистый срубила и где запалила?

На Олимпе мисийском срубила; а неугасимый

Пламень, пылающий в нем, взяла от перунов отцовских.

Сколько раз ты, богиня, серебряный лук испытала?

120 Первый выстрел был в улей, второй в дубовое древо,

Третий зверя лесного добыл; но четвертый не древо —

Град нечестивых мужей уметил, которые много

И над пришельцами зла совершали и над своими.

Горе тем, кого посетишь ты яростным гневом!

125 Сгинет скот их от язвы, и сгинут посевы от града;

Старцы власы остригут, хороня сыновей; роженицы

Будут, стрелой сражены, умирать, а ежели горькой

Смерти избегнут, так явят на свет, что жить недостойно.

Но у тех, на кого ты с улыбчивой милостью призришь,

130 Нивы злаком обильным кипят, отменно плодится

Стадо, и счастлив их дом: притом и в могилу не сходят

Прежде они, чем успеют сполна вкусить долголетья.

Распри семейной не знают они, той распри, что часто

Даже и сильные домы губила; но ставят согласно

135 Рядом сиденья свои за столом золовки и снохи.

К ним же да сопричтется и друг мой, кто друг мне по правде,

Да сопричтусь я и сам, госпожа! Тебя воспевая,

В песнях славя и брак Лето, и тебя неустанно,

И Аполлона, и все деянья твои, о богиня,

140 Также и псов, и колчан, и ту колесницу, на коей

Ты возносишься быстро в небесные домы Зевеса.

Там встречает тебя у ворот Гермес Акакесий181

И принимает доспех; а добычу Феб принимает.

Впрочем, было так прежде — покуда еще не явился

145 Мощный Алкид. Когда ж он пришел, Аполлон распростился

С этой заботой; тиринфянин сам теперь неустанно

Подле ворот сторожит, смотря еще издали, нет ли

Тучной снеди с тобой для него. Несказанный подъемлют

Смех блаженные боги, и теща сама особливо,

150 Видя, как он из твоей колесницы огромного тура

Иль клыкозубого вепря влачит, ухвативши за ногу,

Своекорыстные речи меж тем к тебе обращая.

«Ты поражай вредоносных зверей, дабы человеки

Помощь узрели в тебе, как во мне; а ланям и зайцам

155 Мирно пастись разреши. Ну, что тебе лани и зайцы

Сделали? Нет, кабаны, кабаны — вот пажитей гибель!

Да и в быках для людей — немалое зло. Не жалей их!» —

Молвит, а после спешит разделаться с тушей великой.

Если и богом он стал через дуб фригийский,182 однако

160 Та же прожорливость в нем, и тот же остался желудок,

С коим он встарь повстречался пахавшему Феодаманту.183

Амнисиады184 меж тем от упряжки твоей отрешают