Этого-то единения славянских народов, их победоносного шествия к прогрессу, науке и, в конечном счете, к полной свободе пуще всего на свете боялись не только династии Габсбургов и Гогенцоллернов, но и Ватикан. И попутно с организацией политических процессов, ставящих своей целью устрашать славянские народы, и в частности украинцев, загнать их в свои национальные коробочки, прикрытые сверху сапогом австрийского жандарма и польского магната, Ватикан и правящие династии Австрии и Германии подыскивают разъединителей славян, подобных митрополиту Шептицкому.

Все эти меры совпадали также с идеологической подготовкой австрийского генерального штаба и его разведывательных органов к войне с Россией и закреплению германских позиций в Восточной Европе и на Балканах.

Люди, стремящиеся к объединению славян, пусть иногда и находящиеся в плену иллюзорных панславистских представлений, подобные Наумовичу и Головацкому, после судебных и религиозных репрессий изгоняются вовсе за пределы Австро-Венгрии. В то же самое время усиленно поддерживаются украинские националистические группы и партии, которые, вопя о преследованиях украинцев и белорусов царским самодержавием, стыдливо отводят глаза от массовой полонизации и германизации украинской интеллигенции в Галиции. Пускается в обращение выгодная Габсбургам легенда об «австрийском рае для украинцев», создаются басни о Галиции как о «Пьемонте украинской культуры». Финансируются украинские националистические псевдоученые и комбинаторы от науки, которые, подобно пресловутому историку Михайле Грушевскому, ставили своей задачей доказать, что украинский народ враждебен народу русскому, и тем самым в угоду германской военщине рыли пропасть между двумя братскими народами, происходящими от одного материнского корня.

Все старательно разработанные методы идеологической подготовки к первой мировой войне и дальнейшему продвижению («Дранг нах Остен») на Восток преследовали в то же время ярко выраженную цель остановить рост радикализма и социалистических идей и были направлены против призывов к содружеству славянских народов, которые Галиция услышала, в частности, от Ивана Франко, Михаила Драгоманова и Михаила Павлика.

Немало несчастий обрушилось на голову лучшего писателя галицийской земли Ивана Франко, стоило только заявить ему о своей любви к русской литературе и прогрессивным течениям в русском народе.

Наступательные действия против свободолюбивого украинства, и в первую очередь против его прогрессивной интеллигенции, предпринимает руководимая графом Шептицким греко-католическая церковь — верный авангард Ватикана в его продвижении на Восток. Не только папа римский Лев XIII, беседуя с молодым графом, раскрыл перед ним этот замысел католицизма. Он был выражен уже однажды достаточно недвусмысленно и до него — папой Урбаном VIII:

«Надеюсь, что с вашей помощью, мои рутены (украинцы), будет возвращен нам Восток!»

Вот для какой политической миссии родовитый офицер австрийской армии, аристократ Андрей Шептицкий надел монашескую рясу и возвратился вдруг нежданно от салонной, изысканной французской и польской речи к простому языку своих забытых предков. Мы увидим цель этой политической миссии в любом поступке митрополита, стоит только нам повнимательнее, не попадая на крючок его гибких тактических приемов, оценить всю линию жизни Шептицкого и понять, какие силы стояли у него за плечами.

Андрей Шептицкий оставался бессменным митрополитом греко-католической церкви на протяжении полувека, пока 5 ноября 1944 года, осенью, предшествующей окончательному разгрому гитлеровской армии, его гроб не пронесли по улицам Львова. Пышный траурный кортеж духовенства, монахов-студи-тов в черных капюшонах, василиан и василианок, весь этот средневековый церемониал похорон митрополита еще раз возвращал мысли свидетелей погребения к терминам «святоюрщина» и «шептитчина», которые цепко вросли в политическую жизнь Западной Украины и, по существу, были синонимами самой страшной реакции и мракобесия.

Благодаря многолетней тонкой политической тактике графа Андрея Шептицкого руководимая им церковь всячески скрывала свои подлинные цели и часто, чтобы снискать популярность в народе, прикидывалась защитницей его попранных национальных интересов. А в Австро-Венгрии Габсбургов и в Польше маршала Пилсудского граф Андрей Шептицкий, который долгое время был вице-маршалом галицийского сейма, любил выступать в роли арбитра — примирителя угнетенных с угнетателями. Когда ему недоставало политических аргументов, он призывал на помощь авторитет бога и прикрывал свои действия ссылками на волю провидения. Выступая в амплуа представителя Ватикана, который направлял действия тысяч греко-униатских священников, граф Шептицкий силился снискать себе славу «справедливого архипастыря». Он срывался лишь тогда, когда события непосредственно угрожали благополучию его родного класса магнатов. Так было, в частности, и тогда, когда во Львове прогремел выстрел украинского студента Мирослава Сичинского.

12 апреля 1908 года, доведенный до отчаяния притеснениями украинцев, студент Львовского университета Мирослав Сичинский проник на аудиенцию во Львовское воеводство и несколькими револьверными выстрелами убил наместника Галиции графа Андрея Потоцкого, ближайшего друга графской семьи Шептицких.

Когда австрийская полиция схватила Мирослава Сичинского, он заявил, что убил наместника исключительно по политическим мотивам. Стреляя в украшенную австрийскими орденами грудь наместника, Сичинский видел перед собой весь класс польской и австрийской магнатерии, угнетавшей тружеников-галичан.

Выстрелы Сичинского застигли врасплох восседавшего в кресле на Свято-Юрской горе митрополита Андрея Шептицкого. Но не страдания украинского народа заставили его тогда сказать свое слово по поводу случившегося, а прежде всего интересы австровенгерской монархии и ее верных слуг из различных графских фамилий, столетиями мучивших крестьянство. Живой граф выступает в защиту убитого графа и вместе со своими владыками в послании к верующим греко-католикам выступает против «политики без бога» и всячески осуждает поступок Сичинского.

Владелец многих прикарпатских лесов, граф Андрей Шептицкий мечет громы и молнии против тех единомышленников Сичинского, которые, как он выразился в своем послании, хотели бы «служить делу народа окровавленными руками». Митрополит Андрей Шептицкий не видит крови на руках у магнатов, ответственных за смерть крестьянина-бедняка Каганца, ему нипочем, что с окровавленными руками, под звуки полкового оркестра возвращаются во Львов австрийские уланы, расстреливавшие крестьянскую демонстрацию в селе Холоив, на Бродщине. Шептицкий боится только одного: как бы не взялись за оружие против его класса угнетенные украинцы.

В то же время, когда магнаты, заседающие во львовском суде, приговаривают Мирослава Сичинского к смертной казни через повешение, целая армия священников греко-униатской церкви, подчиненной Шептицкому, целая армия его агентов в черных сутанах пытается внедрить в народе слова митрополита о всемерном послушании, о том, что нельзя выступать против поработителей, стрелявших в народ, ибо это будет «политика без бога».

Все честное, прогрессивное в украинском народе еще в те далекие дни 1908 года видит, для кого таскает каштаны из огня Шептицкий. Ему не забудут умиротворительных призывов даже украинцы, живущие за океаном, кого нужда и безземелье погнали за куском хлеба прочь с родной земли в леса Канады и в прерии Соединенных Штатов Америки.

В 1910 году митрополит Шептицкий, объезжая Америку и Канаду, приехал в город Ванкувер, на Тихом океане. На заводах и фабриках Ванкувера работало много украинцев. После первой же проповеди, которую произнес митрополит рабочим-украинцам Ванкувера, они забросали его тухлыми яйцами и криками: «Предатель! На тебе кровь Каганца!» — прервали выступление князя церкви Андрея Шептицкого, не желая слушать его религиозную демагогию.

Тем не менее, стыдливо забывая эти выкрики, клерикалы Канады и по сей день в своих газетах окружают «белую голову» Шептицкого нимбом святого.