Брайт слегка приподнял брови.

— Причина заключается в том, что он преданный поклонник культуры и ему не нравится, что члены такой великолепной организации, как Гарвард-клуб, используют развалюху для печатания своих трудов. Я принес новейшую модель фирмы «Ундервуд», купил ее полчаса назад. Я принес ее сюда и оставлю здесь вместо этого старого хлама, который я заберу с собой, только и всего. Если меня кто-то заметит, меня это нимало не волнует. Я всего лишь озорник, любитель невинных шуток. Клуб получает то, что ему необходимо, а мистер Вульф то, что он хочет.

Брайт, улыбаясь, потягивал свой вермут.

— Ну, что ж, мне надо возвращаться в офис. Заканчивайте свою шуточку.

Все это было до смешного просто. Я отнес «Ундервуд» и поставил его на столик, где прежде стояла старая машинка. Общественный стенографист находился в каких-то десяти футах от меня, смазывая свою машинку, но я был настолько занят, что у меня не нашлось ни одной секунды, чтобы посмотреть в его сторону. Накрыв блестящую машинку прежним футляром, я вышел из алькова.

На улице, у входа в клуб, Брайт пожал мне руку и произнес:

— Передайте, пожалуйста, Ниро Вульфу мои лучшие пожелания и скажите, что я не переменю к нему отношения, даже если меня с позором выставят из Гарвард-клуба за похищение пишущей машинки.

Я понес свою добычу к тому месту, где оставалась моя машина, положил ее на сиденье рядом с собой и поехал к дому.

Соседство машинки благотворно подействовало на мое настроение, мне уже стало казаться, что мы сдвинулись с мертвой точки.

Я вернулся домой без нескольких минут одиннадцать, поставил машинку на тумбочку в холле и стал раздеваться. На вешалке висели чье-то пальто и шляпа.

Они не принадлежали Фаррелу. Мне они показались незнакомыми. Я взял машинку и двинулся в кабинет. Не успев перешагнуть за порог, я буквально замер на месте: там сидел со скучающим видом Поль Чапин, лениво перелистывая страницы книги, его тросточка была прислонена к стене.

Со мной такое редко случается, но на этот раз я потерял дар речи. По-видимому, все дело в том, что у меня в руках была та самая пишущая машинка, на которой он напечатал свои стихотворения, хотя, разумеется, он не мог ее узнать в таком блестящем футляре. Однако он сразу бы увидел, что это пишущая машинка. Я стоял и с дурацким видом пялил на него глаза. Он поднял голову и вежливо сообщил:

— Я жду мистера Вульфа.

— Он знает, что вы здесь?

— Да, его человек сообщил ему об этом сразу же, как я пришел. Я тут уже,— он глянул на часы,— тридцать пять минут.

Вроде бы он не обратил внимания на то, что я принес. Я подошел к своему столу и опустил свою ношу на дальний край, после чего подошел к столу Вульфа, просмотрел конверты утренней почты, уголком глаза все время наблюдая за нашим посетителем. В душе я ругал себя за то, что придумываю предлоги, чтобы не идти на свое место, потому что в этом случае я сидел бы спиной к Чапину. Пересилив внутреннее сопротивление, я пошел и все-таки сел к себе за стол, достал из ящика совершенно не нужный мне каталог растений и стал его изучать. Чувствовал я себя весьма странно. Сам не знаю, что в этом калеке так меня взвинчивало.

И все же я упрямо листал страницы справочника и не оборачивался до прихода Вульфа.

Я много раз видел, как Вульф входит в кабинет, где его ожидает посетитель, и с любопытством следил за тем, изменит ли он свои привычки ради того, чтобы произвести соответствующее впечатление на Чапина. Он не изменил. Как всегда, остановился в дверях и произнес: «С добрым утром, Арчи». После того он повернулся к Чапину и слегка наклонил туловище и голову, что было одновременно внушительно и элегантно: «С добрым утром, сэр».

Затем он подошел к своему столу, поставил в вазу свежие орхидеи, уселся в кресло и просмотрел почту. Далее следовали звонок Фрицу и проверка авторучки. Появился Фриц, ему велели принести пиво.

Вульф посмотрел на меня:

— Вы видели мистера Брайта? Задание выполнено удачно?

— Да, сэр. Я все принес.

— Прекрасно. Будьте добры, поставьте мистеру Чапину стул поближе к моему столу. Прошу вас, сэр, присядьте... Как для проявления дружеских чувств, так и для враждебных расстояние слишком велико.

Он откупорил бутылку пива.

Чапин поднялся, взял свою трость и доковылял до стола. Он не обратил внимания на предложенный ему стул точно так же, как и на меня самого, а остановился, опираясь на палку, перед Вульфом. Его впалые щеки сильно побледнели, губы подрагивали. Он мне почему-то напомнил беговую лошадь, нервничающую перед скачками.

Чапин произнес не без вызова:

— Я приехал за своей шкатулкой.

— Разумеется, мне следовало бы сразу догадаться.

Вульф говорил изысканно вежливым тоном...

— Если вы не возражаете, мистер Чапин, мне бы хотелось знать, почему вы решили, что она находится у меня?

— Не сомневаюсь... Я потребовал пакет в том месте, где я его оставил, и мне объяснили, при помощи какого трюка он был украден. Мне стало ясно, что наиболее вероятный вор — это вы, и я в первую очередь явился к вам.

— Благодарен, весьма благодарен.

Вульф опустошил стакан, откинулся на спинку кресла, приняв удобное положение.

— Я раздумываю о трагической бедности словарного состава нашего языка. Возьмите, к примеру, тот способ, при помощи которого вы приобрели содержимое данной шкатулки и все остальное. Наши действия можно назвать воровством, так что мы оба с вами воры. Эти термины подразумевают осуждение и презрение. И однако, ни один из нас не согласится, что он их заслуживает. Так что вот как надо быть осторожным в выборе слов.

— Вы сказали «содержимое». Но вы ведь не открывали шкатулку?

— Мой дорогой сэр! Даже сама Пандора не устояла бы перед таким искушением (позднее я выяснил по словарю, что в древнегреческой мифологии Пандора была послана Зевсом в наказание людям за то, что Прометей похитил для них огонь. Пандора открыла сосуд с бедствиями и выпустила их на волю. По всей вероятности, она предварительно поинтересовалась, что именно находится в этом сосуде).

— Вы сломали замок?

— Нет. Он в целости и сохранности, это же очень простой замок, открыть его было крайне просто.

— И... вы открыли шкатулку. Возможно, вы даже...

Он умолк, не находя слов от негодования. Впрочем, я так решил только потому, что голос у него стал каким-то невероятно тонким и слабым, что касается физиономии, то она оставалась бесстрастной.

Он продолжал:

— В таком случае... я не желаю ее даже видеть... Но это немыслимо. Конечно, она мне нужна. Я должен получить ее назад.

Вульф, глядя на него из-под полузакрытых век, сидел совершенно неподвижно и ничего не говорил. Так прошло несколько секунд.

Совершенно неожиданно Чапин потребовал хриплым голосом:

— К черту все церемонии, где шкатулка?

Ниро Вульф погрозил ему пальцем.

— Мистер Чапин, сядьте и успокойтесь.

— Не хочу!

— Дело ваше, но только коробку вы не получите, я хочу оставить ее у себя.

Чапин посмотрел на стул, который я придвинул для него, сделал три шага и уселся. Теперь голос у него звучал резко.

— В течение двадцати лет я жил милостыней. Я презирал подаяния, но я жил на них, потому что голодный человек ест то, что у него имеется. Потом я нашел другой источник существования, я ел хлеб, заработанный собственными руками. Мистер Вульф, я не хотел больше милостыни. Проявленное ко мне сочувствие, точнее — жалость, действовало на меня, как на быка красный цвет. Просить милостыню я не стану ни у кого!

Он замолчал.

Вульф спокойно сказал:

— Безусловно, если только вас не заставит это сделать крайняя необходимость... А что касается жалости...

— Я в ней нуждаюсь. Час тому назад я узнал, что вы забрали мою шкатулку, я стал обдумывать, каким образом я смогу получить ее назад. И пришел к выводу, что я могу вас только умолять. Шкатулка моя, ибо я ее купил. Ее содержимое тоже мое, за него я... принес большую жертву. Я прошу вас вернуть мне ее назад.