— Ну-ка, ну-ка, вдохните еще раз поглубже,— попросил я, сам задерживая дыхание.

Через тонкий белый полувер просвечивала кожа. На ней не было бюстгальтера — упругие груди не нуждались ни в какой поддержке. Над левой грудью виднелась татуировка — рука и обнаженная сабля.

— Что с вами, мистер Робертс?— спросила она, бросив на меня презрительный взгляд.— Что вас испортило? Постоянное чтение «Плейбоя»? Или вы похотливы от природы?

— Просто я мужчина,— скромно ответил я.

— Ну, это еще можно простить.

Блеск ее бездонных зеленых глаз подсказывал мне, что «простить»— это не совсем то слово, которое было бы здесь уместно. Но я решил на первых порах не вдаваться в подробности, поскольку знал, что амазонки борются против диктатуры мужчин. Однако не сомневался, что мне удастся выразить златовласке искреннее восхищение ее женскими чарами — только в подходящий для этого час и в подходящем месте.

Золотисто-рыжие волосы вольными прядями падали на плечи. Не утаивала женских прелестей синяя модная юбка, обтягивающая бедра. Короче говоря, это была здоровая нормальная женщина в полном соку, хотя и разыгрывала роль мужененавистницы.

— Меня зовут Линда Лазареф,— неожиданно сказала она.— Я журналистка и пишу для амазонок. Возможно, вы даже читали кое-какие мои статьи.

— Возможно... Не вы ли провозгласили, что мужчина является потенциальным Гитлером, пока женщина позволяет ему командовать собой?

— Мысль эта исходила от Либби, но я с ней согласна.

— От Либби?

— Мы все так ее называем... Ланетту Холмс. Председателя нашего общества.

Я ждал, что меня встретят фанфары и возгласы ликования, но вместо этого услышал лишь ясный сухой голос:

— Линда, это ты там с этим проклятым адвокатом?

Линда бросила на меня взгляд, провоцирующий на бестактное замечание.

— Да,— крикнула она.— Мы как раз идем в дом.

— Тогда поспешите. Надо как можно быстрее закончить дело и избавиться наконец от этой свиньи в человеческом образе.

Я не имел ни малейшего представления о том, кто подразумевается под свиньей в человеческом образе, но зато хорошо понял, как она к нему относится.

Я последовал за Линдой в просторный холл. На полу лежал большой толстый ковер серого цвета. Вешалка на стене казалась реликвией тех далеких времен, когда здесь еще принимали мужчин. Теперь они в этом доме не появлялись. Либби, по-моему, придерживалась мнения, что мужчин как таковых вообще не существует на свете.

В холле никого не было. Я вопросительно посмотрел на Линду.

— Первая дверь направо,— сказала она тихо и с большим уважением.— Можете входить не стесняясь,— она улыбнулась, как римский центурион, приглашающий христиан выйти на арену.

Неожиданной для меня оказалась внешность Либби. Перед массивным письменным столом из красного дерева стояла высокая, статная и красивая женщина. Короткие волосы вились, а бледно-голубые глаза в тени больших темных ресниц смотрели сурово и испытующе.

— Перейдем сразу к делу, мистер Робертс,— сказала она решительно.— Я связалась с вашей конторой, потому что слышала много лестного о ней от одного из моих хороших знакомых. Мне хотелось бы расправиться с одним человеком за злостные сплетни и клевету...

— Прежде чем мы его распнем на кресте,— вставил я,— хорошо бы знать, что он, собственно, натворил?

Она с холодной задумчивостью посмотрела на меня. Сшитые в обтяжку брюки и высокие сапожки на каблуках хорошо смотрелись на ее крепких и полных ногах. Под оранжевым пуловером скрывались груди, такие же полные и округлые, как и все остальное в ней. Держалась она небрежно и в то же время самоуверенно, а глаза излучали недюжинную внутреннюю силу. Нетрудно было понять, почему она решила назвать свое общество «Гневные амазонки», а не как-нибудь иначе. Я не мог еще ничего определенного сказать о других членах общества, но его основательница Ланетта Холмс была похожа на гневную амазонку как внешне, так и внутренне. Тем не менее я был рад отметить, что она не ампутировала себе правую грудь, как это делали истинные амазонки, чтобы легче было натягивать тетиву лука. Я даже хотел поздравить ее с таким благоразумием, но предпочел промолчать. Ведь она могла расцепить мое поздравление по-своему.

— Он нам угрожал... Всему обществу и мне в частности,— заявила она своим громким голосом.— И даже организовал против нас поход...

— Может быть, это злобное существо в обличье мужчины имеет все-таки какое-то имя?-— осторожно осведомился я.

Она бросила на меня воинственный взгляд, подозревая, видимо, в моих словах иронию, но я постарался придать своему лицу совершенно невинное выражение.

— Чарльз Морган,— ответила она.— Он интересуется одной из наших женщин. Интерес его самый что ни на есть примитивный и животный. Вы только что познакомились с этой женщиной.

— Линдой Лазареф?

— Раньше между ними были интимные отношения. Морган, разумеется, никогда не смотрел на Линду как на человека и совершенно не считался с ее взглядами. А когда она пришла в наше общество, он взбесился.

— Разозлился на Линду?

— В первую. очередь он обратил свой гнев на меня. Но когда увидел, что его нападки на меня никак не действуют, и понял одновременно, что Линда может иметь собственное мнение, тогда Морган начал поход против всего нашего общества. Он систематически обливал нас грязью, пытаясь выставить на посмешище.

— Он открыто нападал?

— Да, конечно. Он журналист, так же как и Линда. Они работали раньше в одной газете — до тех пор, пока Линда не покончила со своим подневольным положением.

Она подошла к письменному столу и выдвинула один из ящиков. Через мгновение на столе вырос целый ворох газетных вырезок.

Я взял верхнюю статью. «Долой бюстгальтеры — да здравствует равноправие!»— гласил заголовок. В статье говорилось о причудах «Гневных амазонок», которые требовали у калифорнийского конституционного суда в Сакраменто пересмотреть «Билль о правах». Статья была выдержана в ироничном тоне, а между строчками можно было прочесть, что эти требования исходят как раз от тех женщин, которых супруги не заключили в достаточно жесткие объятия.

Я положил вырезку обратно на стол.

— Можно понять, что вам не нравится тон статьи,— сказал я без искреннего сочувствия,— но клеветой это назвать нельзя.

— Это не все,— коротко ответила она.— Далеко не все. Он угрожал лично мне и Линде. Как при встречах, так и по телефону. И если всего материала, который я представлю, вам окажется недостаточно, то вы совсем не такой адвокат, каким мне вас представили знакомые, она презрительно посмотрела на меня, и я сам себе сразу показался не мужчиной, а кем-то вроде свиньи в образе человека. Я поправил галстук, мило улыбнулся ей, но она все еще скептически смотрела на меня.

— Надеюсь, вы не чувствуете никакой симпатии к этому человеку?

— Каким образом он вам угрожал?— спросил я, пытаясь уклониться от прямого ответа.

—- Угрожал даже убить меня,— ответила она,— и обозвал меня, совершенно нормальную и здоровую женщину, агрессивной и холодной мужененавистницей. Сказал, что за свои преступления я заплачу жизнью. А когда я ответила, что преступники мужчины, а не женщины, он даже хотел перейти от слов к делу. Это все происходило в присутствии Линды.

— Линда его удержала?

— Ну что вы! Вы же видели Линду! Она маленькая и слабенькая. С детства была воспитана так, чтобы подчеркивать свою женственность как признак неполноценности. В отличие от меня она никогда не тренировала свое тело.

— Короче говоря, вы отдубасили этого Чарльза Моргана и выпроводили его за дверь.

Она довольно улыбнулась.

В четырнадцать лет я уже владела приемами дзюдо, в двадцать — карате. Я без труда выпроводила его за дверь — обратно к его пишущей машинке, к его единственному оружию, которое он может направить на меня. После нашей встречи Морган ограничивается лишь телефонными угрозами, но нет сомнения в том, что он на этом не остановится,— она холодно улыбнулась.— Меня все больше и больше удивляет, мистер Робертс, как легко можно задеть мужское самолюбие.