А в отношении угроз, брошенных мисс Холмс, я скажу перед судом, что меня на них спровоцировали и что они вырвались у меня в порыве гнева. А может быть, откажусь от них. Линда и я хотели пожениться. Это была разумная девушка, пока ее не заразила своими бредовыми идеями эта вонючая лесбиянка...

— Может быть, вы возьмете эти слова обратно? — спросил я не без иронии.

— Зачем? Ведь свидетелей здесь нет. Я могу потом отказаться от своих слов.

— Вы всерьез считаете, что мисс Холмс — лесбиянка?

— Считаю? Я уверен в этом!

— Значит, Линда...

— Не спешите с выводами,— с жаром перебил он меня,— Линда совершенно нормальная женщина. Просто она очень впечатлительная и легко попадает под чье-либо влияние.

— Другими словами,— пришел я ему на помощь,— она представляет собой эмансипированную наивность.

— Откровенно говоря, мне уже надоели ваши шутки. Я буду писать независимо от того, возбудят против меня процесс или нет. И газета моя полностью меня поддержит. Понятно?

Он поставил пустой стакан в бар и шагнул в мою сторону.

Я пожал плечами.

— Много шума из ничего,— презрительно бросил я.— Почему бы вам не написать парочку статей о хиппи и оставить женщин в покое? Может быть, тогда мисс Холмс забудет об этом инциденте?

— А я не хочу, чтобы она забывала. Ее радикальные взгляды приносят одни неприятности. Уверен, что она разлучила не только меня с Линдой. И я считаю необходимым сделать все от меня зависящее, чтобы пресечь происки этой твари.

— Может быть, Линда скорее прозреет, если вы пойдете другим путем? Ведь сейчас вы только озлобляете ее своими действиями. Почему бы вам не проявить больше терпения?

— У меня свои принципы,— заметил он сухо. После этого он взял меня под руку и повел к двери.

— Что ж, отлично,— ответил я,— ведь дело идет только о миллионе.

— Она никогда не выиграет этот процесс! — воскликнул он с издевкой.— И вы сами это хорошо знаете. Тем более с таким адвокатом!

Я счел это оскорбление излишним и никак не прореагировал на него. Судя по всему, борца за мужское превосходство из меня не выйдет, придется стать почетным членом общества «Гневных амазонок».

— А как все-таки называется статья, над которой вы сейчас работаете?— поинтересовался я.— Только имейте в виду, спрашиваю из чистого любопытства.

— Я думаю, мне придется начать другую,— заметил он с мрачным юмором,— и название ее будет приблизительно такое: «Журналиста запугивают судебным процессом».

— Великолепная, наверно, будет работа,— сказал я и с горечью подумал, как же мог хитрейший адвокат Рэндолл Робертс настолько поглупеть, чтобы подбросить Моргану идею этой статьи?

— Я тоже надеюсь, что она вам понравится. Не беспокойтесь, вашего имени я не упомяну.

— Премного буду обязан,— ответил я.

Он выпроводил меня за дверь и запер ее. В лифте я проклинал себя на чем свет стоит и вместе с собой могущество прессы.

Дорогой меня утешала мысль, что из окон моей конторы открывается более красивый вид, чем из апартаментов Моргана. И находится она в более роскошном квартале.

В приемной за огромным письменным столом сидела Мэндел Уормингтон — сидела на своей миниатюрной попочке, которую мне все время хотелось ущипнуть. Три двери вели в разные кабинеты, и Мэндел Уормингтон связывала их между собой. Дверь, в которую я только что вошел, открывалась в комнату для посетителей. Дверь с правой стороны вела в кабинет моего отца, с левой — в мой кабинет. Очень удобно. Только Мэндел не хотела этого признавать.

Она сидела, закинув ногу за ногу, и читала газету. Перед ней, рядом с пишущей машинкой, стояла чашка с кофе.

Я присел на край ее письменного стола, но она даже не подняла глаз.

— Пришел шеф,— сказал я.

— Нет, шефа нет и не будет сегодня.

— Но я же пришел... И насколько я помню, мне нужно подписать еще несколько писем,— буркнул я.

— Ах, да! Я их уже напечатала, мистер Робертс. Они на вашем письменном столе. Но я не вас имела в виду.

— Не меня?

— Когда я сказала, что шефа нет, я имела в виду вашего отца.

— За последние несколько часов мне пришлось выдержать две битвы — сначала с фанатичной амазонкой, потом с рассвирепевшим журналистом,— простонал я.— И вот еще мятежная секретарша.

Она подняла голову, и на меня посмотрели голубые глаза со стальным блеском. Я знал, что эта сталь могла плавиться и превращаться в море страсти. Только повода для ожидания таких метаморфоз она мне ни разу не давала.

— Самой плохой вашей чертой, Рэндолл Робертс,— сказала она,— является то, что вы отводите женщинам подчиненную роль. И считаете, что я, как секретарша, должна все время чем-то питать ваше мужское тщеславие. Но вы ошибаетесь. Я не только женщина, но и человек. Говорю это на тот случай, если вы еще этого не заметили.

— Во всяком случае, то, что вы женщина, Мэндел, я заметил,— сказал я довольно уверенно.— И верю на слово, что вы человек. Мне совсем не надо, чтобы вы подчинялись. Мне нужно только ваше тело. Но вы остаетесь неблагодарной. На свете очень немного таких снисходительных шефов.

— Вот-вот, в этом все дело! — воскликнула она.— Вы снисходительны. А кто вам дал право быть ко мне снисходительным? Это опять яркий пример того, что мужчины считают себя хозяевами женщин!

— Мэндел,— пролепетал я.

— Я слушаю вас, мистер Робертс? — ответила она.

— Вы читали в газете что-нибудь подобное?

— Да, вот эту статью.

— И она наверняка написана Чарльзом Морганом,— сказал я с несчастным видом.

— Нет... Линдой Лазареф. И мне кажется, что в основном это очень разумная статья.

— Я думаю, мне лучше пойти подписывать письма,— поспешно сказал я и скрылся в своем кабинете.

Подписав письма, я откинулся на спинку вращающегося кресла, посмотрел из окна на бухту Сан-Франциско и подумал, что Чарльз Морган был бы прав, отправив к праотцам Ланетту Холмс. Ведь нужно обязательно что-то предпринять — иначе отношения между мужчиной и женщиной могут перейти в открытую вражду.

В этот момент зазвонил телефон.

— Вас спрашивает некая мисс Холмс,— сказала Мэндел,— говорит, что по очень важному делу.

— Передайте ей...— начал я с жаром, но в следующую минуту уже взял себя в руки.

— Я вас слушаю.

В трубке сразу же послышался голос самой гневной из «Гневных амазонок».

— Мистер Робертс?

— Я только что собирался позвонить вам, мисс Холмс. К сожалению, Чарльз Морган оказался несговорчивым человеком.

— Ну и пусть его... Мы им займемся позднее. А сейчас я прошу вас срочно приехать во владения «Гневных амазонок». Дело очень важное.

— Так ли? Ведь у меня есть и другая работа.

— Кто-то стрелял в одну из наших девушек. Я не хочу сообщать об этом в полицию, но я нуждаюсь в совете... Ну как, приедете?

— О’кей! — сказал я недовольно.— А револьвер свой сдам при входе. 

— Вызовите полицию,— сказал я уверенным тоном.

В кресле рядом с письменным столом, съежившись, сидела черноволосая девушка с заплаканными глазами. Она выглядела настолько испуганной, что я не сомневался: ей нужна защита.

— Никакой полиции! — набросилась на меня Ланетта Холмс.— Мы достаточно хорошо защищены.

— Как же тогда произошло, что в эту даму стреляли?— спросил я с сарказмом.

— Только потому, что мы не ожидали этого. Я никак не думала, что Морган настолько хладнокровно может осуществить свою угрозу.

Статная блондинка нагнулась и через край письменного стола взглянула на съежившуюся фигурку в кресле.

— Не знаю... Может быть, он спутал ее со мной?

— Вы в это и сами не верите,— сухо ответил я, тоже бросив взгляд на маленькую фигурку.

Мисс Холмс развела руками, и прозрачная зеленая блуза натянулась на ее груди.

— О, боже ты мой! — воскликнула она.— Да подумайте сами! Взвесьте все «за» и «против». Возможно, он и не хотел убивать Дорис, а попытался запугать нас. Вы понимаете, что сейчас творится в его душе? Он хочет, чтобы Линда вернулась к нему. И считает, что, если ему удастся достаточно напугать нас, Линда сама бросится в его крепкие мужские объятия,— последнюю фразу она произнесла с саркастической улыбкой.