Он закончил:

— Потом его придется восстановить — когда придет время. Им понадобится свобода маневра при появлении с Блалом.

— Но они будут сражаться? — спросила Корлисс.

Дорно невесело улыбнулся.

— Моя дорогая, — начал он, — вот это-то мы не можем оставить на волю случая. Скопеографический фильм расскажет им эту довольно устрашающую историю. А что касается остального, то мы будем просто держать их корабль между собой и демоном Блалом: чудовище почувствует жизненную силу на борту их судна и ввиду своей тупости примет их за нас. Да, я могу дать гарантии, что они будут сражаться.

— Возможно даже, что Блал избавит нас от необходимости впоследствии убивать их, — заметила Корлисс.

Дорно задумчиво посмотрел на нее.

— О да, — вспомнил он, — эти правила! Уверяю тебя, что мы переправим им послание.

Он улыбнулся.

— Когда-нибудь, Корлисс, ты узнаешь их все. Те умные и великие, кто разработал для нас эти правила, предусмотрели все, абсолютно все.

Пальцы Уорделла побелели, когда он сжимал бинокль, рассматривая огромную, с темным блеском горбатую спину, мощно рассекавшую волны в полумиле от судна. Что-то жуткое направлялось прямо к ним. За чудовищем тянулся сверкающий след.

Глядя на ту часть существа, что возвышалась над водой, его можно было принять за огромного кита. Уорделл цеплялся за дикую надежду, но затем…

Тварь подняла брызги — и его иллюзия была сметена прочь, как пушечное ядро пробивает пуленепробиваемый жилет.

Потому что ни один кит на широких просторах океана, созданного Богом, никогда не изрыгал воду таким внушающим ужас образом. В голове Уорделла на несколько секунд возникла яркая картина десятифутовой пасти, конвульсивно захлопывающейся под волнами, а потом выплескивающей захваченную воду подобно огромным мехам.

На мгновение он разозлился на себя за то, что даже на несколько секунд подумал, что это может быть кит. Но гнев его исчез, когда он вдруг понял, что в этой мысли был толк: она напомнила ему, что всю свою жизнь он играл в игру, где страх был отнюдь не первостепенным фактором.

Не спеша и очень осторожно он выпрямился. Потом спокойным звучным голосом крикнул:

— Моряки, хотим мы того или нет, но мы попали в заваруху. Так давайте покажем, что мы, черт побери, отличные китобои!..

Все свои повреждения «Альбатрос» получил в первые две минуты после того, как гарпун вылетел из пушки Арта Зоута.

От жестокого удара это порождение ночного кошмара — лишенная век голова — взметнулась вверх, подняв тонны воды; а потом тварь, безумно молотя по воде лапами, закованными в броню, набросилась на отступавший в страхе корабль.

Но им удалось в конце концов оторваться от чудовища; и Уорделл, с трудом выбирающийся из-под обломков мостика, лишь сейчас обратил внимание на грохот двигателей корабля ящериц и второй гарпун, торчащий в боку чудища, медный блеск туго натянутого каната, тянувшегося от гарпуна к кораблю чужаков, одетому в чешуйчатую броню.

В бестию выстрелили еще четырьмя гарпунами, по два с каждого судна, после чего тварь оказалась растянутой между ними обоими. Еще целый час Арт Зоут всаживал остатки их снарядов в тело, корчившееся в агонии и бессильной злобе.

А затем им пришлось ждать еще долгих три дня и ночи, пока чудовище не подохло, изгибаясь и сражаясь за жизнь в бессмысленной и бесконечной ярости…

И вот настало утро четвертого дня.

Со вдребезги разбитой палубы своего корабля Уорделл наблюдал за другим судном. Там две ящерицы устанавливали какое-то любопытное сверкающее сооружение, из которого потом полился серый призрачный свет. Почти материально ощущаемый туман достиг чудовища, покачивавшегося на волнах моря, и там, где он касался твари, плоть превращалась… в ничто.

На борту «Альбатроса» все замерли. Люди молча стояли как вкопанные, глядя в немом восхищении на то, как стотонное чудовище медленно исчезает под воздействием невидимой силы.

Прошли долгие тридцать минут прежде, чем от твердого и внушающего ужас тела не осталось и следа…

После этого блестящий дезинтегратор разобрали, и снова воцарилась гробовая тишина. На севере у края горизонта появился редкий туман, который наползал на оба корабля. Уорделл ожидал развязки вместе со своими людьми в напряжении, страхе и… изумлении:

— Давайте убираться отсюда, — произнес кто-то. — Я не доверяю этим сволочам, пусть даже мы и помогли им.

Уорделл беспомощно пожал плечами.

— А что мы можем сделать? Того химического порошка, который они подбросили нам вместе с кинопластинкой, хватило только для восстановления полутора баков горючего. Во время маневров мы использовали почти все топливо — осталось только несколько галлонов. Мы…

— Черт бы пробрал этих мерзавцев! — простонал еще один моряк. — Загадочность, с которой они все делают, мне не нравится. Почему, раз им нужна была наша помощь, они просто не пришли и не попросили нас об этом?

Уорделл до сих пор еще не понимал, сколь же велико было его собственное напряжение. Слова моряка вызвали в нем волну гнева.

— Да, конечно, — язвительно заметил он, — я просто представляю себе, как мы приветствуем их… трехдюймовой пушкой.

Только представьте себе: вот они заявляются к нам сказать, что они хотят замерить нашу гарпунную пушку и затем построить такую же у себя, при этом еще и сделать так, что наша окажется в состоянии удерживать двадцать китов за раз, попросить нас: не будете ли вы так добры, чтобы остаться здесь на некоторое время и дождаться появления этой чертовой твари… Ну, конечно, мы бы остались! Да черта лысого мы бы остались!

Но они не настолько глупы. Это было чертовски трудное дело, в котором я когда-либо участвовал, но с ним уже покончено. А остались мы потому, что нас вынудили пойти на это, и благодарности за это мы не получим. Меня беспокоит то, что никогда раньше мы не видели и не слышали об их породе. Может быть, они решат, что только мертвые молчат и не рассказывают историй, но…

Он замолчал, потому что на корабле ящериц снова началась деятельность — там устанавливали еще одно сооружение, но поменьше, не такое блестящее, как первое, оно было оснащено странными, похожими на стволы ружей, газометами.

Уорделл сперва замер, но потом его бас прокатился эхом по палубе:

— Это по нашу душу! Арт, ведь у тебя еще осталось три снаряда. Вставай и приготовься стрелять…

Дуновение сверкающего серебристого дыма оборвало его слова, его мысли, его сознание…

Мягкий шипящий голос Дорно тихо раздался в тишине корабельной рубки:

— Правила устанавливаются, чтобы сохранять моральные устои цивилизации и предотвращать слишком буквальное толкование основных законов со стороны черствых или бестолковых администраторов. Правильно то, что не допускается контакт с планетами, находящимися на низкой ступени развития, и поэтому еще более верно то, что смерть должна ждать тех, кто узнал истину. Но…

Дорно улыбнулся и продолжал:

— Когда галактическим гражданам или официальным лицам оказана важная помощь, все равно, при каких обстоятельствах, моральная необходимость сохранять свою цивилизованность повелевает нам изыскать другие способы недопущения распространения историй о нашем появлении здесь…

— Конечно, — тихо добавил Дорно, — такие прецеденты уже имели место. Ввиду этого я сейчас занимаюсь изменением курса следования корабля. Теперь нам придется побывать у далекого солнца Водеска и удивительные зеленые планеты, с которых началась колонизация Земли.

Нет необходимости держать наших гостей в состоянии анабиоза. Как только они придут в себя после воздействия серебристого газа, дадим им возможность… насладиться путешествием по галактическим просторам.

Исследователи «новых границ» — так называли их перед отлетом на Марс.

После того, как их корабль разбился в марсианской пустыне и в живых остался каким-то чудом только Билл Дженнер, он время от времени выплевывал эту фразу, пытаясь перекричать постоянно дувший песчаный ветер. Он презирал себя за то чувство гордости, которое он испытывал, когда впервые услышал эти слова.