Его ярость убывала с каждой пройденной милей, и беспросветная тоска по погибшим друзьям превращалась в тупую боль. Постепенно он осознавал, что сделал губительную ошибку.

Он недооценивал скорость, с которой двигалась их ракета. Ему казалось, что понадобится пройти триста миль, чтобы достичь мелкого Полярного моря, которое он с друзьями заметил с орбиты. На самом же деле их корабль, наверное, преодолел гораздо большее расстояние перед тем, как они потеряли управление им.

Дни сменяли друг друга — бесчисленные, как раскаленные красные чуждые песчинки, которые обжигали его сквозь оборванную одежду. Он превратился из человека в пугало, двигавшееся по бесконечной бесплодной пустыне… но он не сдастся!

К тому времени, когда он дотащился до гор, еды давно уже не оставалось. Из четырех фляг сохранилась только одна, да и в ней лишь что-то плескалось на самом дне, так что он мог лишь время от времени смачивать свои потрескавшиеся губы и распухший язык, когда жажда становилась просто нестерпимой.

Когда до Дженнера дошло, что он взобрался довольно высоко и это не просто очередная дюна, вставшая на его пути, он остановился и начал оглядывать гору, которая возвышалась над ним. По коже пробежали мурашки. На мгновение он почувствовал всю безнадежность этой безумной гонки в никуда… но все же он достиг вершины. Он увидел, что внизу тянется долина, окруженная холмами, не менее высокими, чем тот, на который он взобрался. И там, в долине, находилась какая-то деревня.

Он видел деревья и выложенный мрамором двор. С двадцать домов располагались вокруг того, что выглядело, как центральная площадь. По большей части они были невысокими, кроме четырех башен, величественно устремленных в небо. Они сверкали в лучах солнца мраморным блеском.

До Дженнера донесся едва слышный тонкий пронзительный свист. Он то вздымался, то падал, вовсе пропадая, после чего снова поднимался и становился ясно различимым, принося боль ушам. Даже когда Дженнер побежал в направлении этого жуткого и неестественного свиста, он продолжал резать слух.

Спускаться Дженнер начал по гладкой скале. Но во время скольжения он упал, перевернулся, содрав кожу, и полускатился по каменистому склону в долину. Вблизи дома по-прежнему казались такими же новыми и сверкающими. От их блестящих стен отражались яркие лучи солнца. Со всех сторон дома окружала растительность — красновато-зеленый кустарник и желто-зеленые деревья, увешанные пурпурными и красными плодами.

Дженнер со всех ног бросился к ближайшему фруктовому дереву. Когда он подбежал поближе, оно оказалось сухим и ломким. Но огромный красный фрукт, который он сорвал с самой низкой ветки, оказался мягким и сочным.

Поднеся его ко рту, он вдруг вспомнил, что во время подготовки, которую он прошел перед полетом, их предупреждали, что нельзя на Марсе пробовать ничего, пока не будет проведен химический анализ. Но для человека, у которого единственным химическим прибором было его собственное тело, этот совет был бессмыслен.

Тем не менее он, опасаясь возможной опасности, действовал осторожно. Не торопясь, он сделал первый укус. На вкус плод показался ему горьким, и он тут же выплюнул его. Оставшийся во рту сок обжег ему десны, словно огнем, и его стошнило. Мышцы начали дергаться, и он улегся на мрамор, боясь, что рухнет как подкошенный. Ему казалось, что миновало несколько часов, когда наконец это ужасное дерганье его тела прекратилось, и он смог снова видеть. Дженнер с омерзением посмотрел на дерево.

Боль наконец покинула его, и он постепенно расслабился. Тихий бриз шелестил сухие листья. Расположенные неподалеку деревья тихо раскачивались, и внезапно до Дженнера дошло, что этот ветер здесь, в самой долине, — не более, чем тихий шепот того завывания, который он слышал в бесплодной пустыне за горами.

Сейчас не было слышно никаких других звуков. Неожиданно Дженнер вспомнил тот пронзительный, постоянно меняющийся свист, который он услышал перед тем, как начал спускаться в долину. Он лежал совершенно неподвижно, внимательно прислушиваясь, но слышал лишь шелест листьев. Того пронзительного свиста не было. Он подумал, а не был ли это сигнал тревоги, предупреждающий жителей деревни о его приближении?

Встревоженный, он вскочил на ноги и потянулся за пистолетом. Его охватило ощущение беды, когда он в шоке осознал, что оружия не было на месте. Потом ему смутно припомнилось, что он впервые хватился оружия более недели назад. Дженнер в беспокойстве огляделся, но нигде не было никаких признаков жизни. Он взял себя в руки. Ему некуда идти из этой деревни. Если придется, он будет до самой смерти сражаться за то, чтобы остаться в этой деревне.

Осторожно Дженнер сделал глоток из фляги, промочил потрескавшиеся губы и распухший язык. Потом закрутил колпачок и направился между двумя рядами деревьев к ближайшему дому. Он сделал широкий круг, чтобы осмотреть его с разных точек. С одной стороны он заметил низкую и широкую арку, которая вела внутрь. Сквозь нее смутно различался полированный блеск мраморного пола.

Дженнер начал обходить дома, расположенные по внешнему краю деревни, всегда держась на почтительном расстоянии от любого выхода. Он не видел никаких признаков живого. Он дошел до противоположного края выложенной мрамором платформы, на которой стояла деревня, и решительно повернулся. Пора было заняться осмотром самой деревни.

Он выбрал одно из четырех зданий с башнями. Когда до него осталось с дюжину футов, он увидел, что ему придется наклониться, чтобы проникнуть внутрь.

Тут же подтекст, который следовал из этого, заставил его остановиться: эти здания были созданы для каких-то существ, которые, по всей видимости, заметно отличались от людей.

Потом он двинулся вперед, наклонился и медленно прошел внутрь здания, напрягая каждый мускул.

Он оказался в комнате, совершенно пустой. Однако от одной из мраморных стен отходило несколько низких мраморных перегородок. Они образовывали нечто, что выглядело как группа четырех широких и низких стойл. У каждого из стойл у самого пола имелся открытый лоток.

Во второй комнате четыре наклонные мраморные плиты сходились к возвышению. Всего внизу оказалось четыре комнаты. В одной из них спиральный пандус вел, судя по всему, в башню.

Дженнер не стал подниматься по лестнице. Испытываемый раньше им страх, что он обнаружит чуждую жизнь, сменился беспощадной уверенностью, что этого не произойдет. Отсутствие жизни означало отсутствие еды и никакой возможности получить ее. В неистовой спешке он бросался от одного здания к другому, заглядывал в молчаливые комнаты, время от времени останавливаясь, чтобы издать хриплые вопли.

Наконец не осталось никаких сомнений. Он был один, в безлюдной деревне, на безжизненной планете, без еды, без воды — если не считать жалких остатков во фляге, — и без надежды.

Он оказался в четвертой, и самой маленькой комнатке одного из зданий с башнями, когда до него дошло, что поиски закончены. В этой комнатке было одно-единственное «стойло», выступавшее из одной стены. Дженнер устало улегся в нем. Наверное, он в тот же миг уснул.

Проснувшись, он сразу же осознал две перемены, первая когда только открыл глаза: снова раздавался тот свист, резкий и пронзительный; он звучал на пороге слышимости.

А второй переменой оказались брызги какой-то жидкости, капавшей прямо на него с потолка. Одного только запаха этой жидкости было достаточно для Дженнера, который был техником, чтобы торопливо вскочить на ноги и выскочить из комнаты, кашляя и со слезами в глазах, с обожженным лицом.

Он выхватил носовой платок и торопливо вытер обнаженные части тела и лицо.

Добравшись до конца деревни, он остановился и попытался понять, что же произошло.

В деревне, похоже, ничего не изменилось.

Тихий ветерок шелестел листья на деревьях. Солнце поднялось над вершиной горы. Дженнер по его положению догадался, что снова наступило утро и что он проспал не меньше двенадцати часов. Ослепительный белый свет заливал долину. Полускрытые деревьями и кустарником дома деревни сверкали и переливались.