— Теперь все добром не кончится, — сказал Адам. — Это война.

Днем после обеда Адам нанял двуколку из платной конюшни на Мэйн-роуд и взял Розу и меня для поисков оружия и амуниции. Мы были в шляпах и перчатках и одеты в самое лучшее. Адам попросил нас получше одеться, а Розу никогда не надо было просить об этом дважды.

Она выглядела очаровательной, застенчивой, веселой и радостно улыбалась всем, пока мы ехали вдоль Мэйн-роуд. Роза смеялась и раскланивалась со своими знакомыми. Ее поведение производило впечатление своей невинностью и искренностью. Если бы она знала, как это терзало меня!

— От мамы никуда не скроешься. В конце концов я ей сказала, что меня ждет миссис О'Доннелл.

— Она узнает правду, когда мы вернемся назад, — сказал Адам. — Она не одобряет, что я выполняю поручение Петера Лейлора, но они в самом деле очень нуждаются во всем необходимом. У меня есть его письменное свидетельство с просьбой о помощи.

— Какая от нас может быть польза? — Я чувствовала себя как-то в стороне от них обоих, как пожилая дама, сопровождающая молодую девушку во время увеселительной прогулки.

Адам засмеялся.

— Декорация, вот что ты и Роза сейчас представляете собой, Эмми. Вы обе создаете мне прекрасный фон респектабельности. Женщины не станут меня бояться, когда мы будем подъезжать, а мужчины узнают, что я не являюсь каким-то головорезом из Балларата…

Я слегка надвинула шляпку, чтобы защитить лицо от солнца. Было очень жарко.

— Это не твоя борьба, Адам. Ты не шахтер. Зачем тебе нужно заниматься этим?

Он нервно, без нужды, подергал поводьями, хотя обычно правил коляской спокойно, не был лихачом.

— Все является моей борьбой, если это касается Мэгьюри, — сказал он. — Однако я за шахтеров — по крайней мере, против тех, кто в лагере Кемп. Я против всего того, что связано с тиранией. Это новая страна — чистая, свободная — или пытающаяся стать такой. В Америке мы знаем об этом. Мы знаем, что значит пытаться остаться свободными…

Наступило неловкое молчание, — видимо он считал, что существуют идеи, которые можно воплотить в жизнь, но о которых редко говорят.

Роза не дала ему погрузиться в мрачные мысли. Она наклонилась, чтобы увидеть его лицо. Она его очень любила и хотела знать каждую его мысль.

— Мне кажется, Адам, ты становишься австралийцем.

Он не улыбнулся.

— Я останусь родом из Нантакета до самой смерти. Нельзя изменить принадлежность человека. Но мои дети будут австралийцами.

Я подумала о детях Адама. Возможно, и Роза подумала.

Мы собрали много подношений, и перед нашим возвращением в Балларат Адам свернул с дороги еще раз. Вокруг ничего — ни дома, ни палатки, ни даже холодной остывшей золы от стоянки однодневного лагеря, — ничего, кроме нескольких высоких эвкалиптов.

— Зачем, Адам? — спросила Роза.

— Мне кажется, настало самое время вам обеим научиться владеть оружием. В непредвиденных обстоятельствах у мужчин может не оказаться свободного времени позаботиться о вас. Здесь мы испытаем добытое нами оружие — вдали от глаз вашей матери.

Из-под сиденья он достал узел, завернутый в промасленную ткань. Под ней оказался полированный деревянный ящик, отделанный полосками голубого вельвета; внутри лежали два одинаковых изящных пистолета ручной работы.

— Дуэльные, — сказал он. — Я купил их в Мельбурне. Великолепная пара. Посмотрите… — Мы склонились над коробкой, а его пальцы погладили тонко выгравированные буквы: «Ф. Иннес — Эдинбург». — Только один выстрел, после чего следует перезарядить. Но для женщины, вероятно, этого будет достаточно.

Роза взяла один из них. Ее рука внезапно опустилась под его тяжестью.

— Однажды я видела дуэльные пистолеты, — сказала она. — Они были гораздо более красивыми, чем эти. Серебряные, отделанные жемчугом.

— Показные игрушки, — презрительно сказал Адам. — Солнечный зайчик с блестящей серебряной поверхности пистолета попадет тебе в глаз, и ты уже мертвый человек. — Он достал второй пистолет из коробки. — Вот, попробуй, Эмми.

Я отступила назад с ужасом и страхом. Уже видя пистолеты у Адама и Розы, я снова вспомнила тот ужасный пистолет, из которого я застрелила Уилла Гриббона.

— Я не люблю огнестрельное оружие, — голос у меня дрожал.

Адам пожал плечами.

— Как хочешь, но я думаю, что тебе следует научиться ради собственной защиты. — Он отвернулся; Адам разочаровался во мне.

Я знала это, но просто не могла заставить себя коснуться этих пистолетов. В молчании я смотрела, как Адам выбрал эвкалипт, закрепил квадрат белой бумаги. Затем отмерил двадцать шагов назад.

— Тебе не придется стрелять с этого расстояния, если случатся беспорядки, — сказал он Розе, — но тебе не повредит немного потренироваться. Эти пистолеты чрезвычайно точны. Если женщина сможет поднять его и направить на цель, тогда почти невозможно промахнуться… Сохраняй равновесие, — приказал он. — Прекрасно, не так ли?

Но когда она подняла пистолет, чтобы прицелиться, ее рука задрожала под его весом.

— Он слишком тяжелый.

— Он специально так сделан, — объяснил Адам. — Когда ты стреляешь, вес пистолета удерживает его от отклонения и рывка вправо. Тебе не нужно долго целиться, пистолет чувствует цель сам, за тебя.

Они практиковались в прицеливании с полувзведенным курком. Адам стоял очень близко к Розе, показывая, как выдержать линию плеча, руки и глаз. В какое-то мгновение она, отступив, прижалась к нему, и он не отодвинулся.

Первые две попытки попасть в цель были неудачными. Адам перезаряжал пистолет. На третий раз она попала в цель, а на пятый попала близко от центра мишени.

— Еще один раз, — сказала она, смеясь в нервном возбуждении. На этот раз она перезаряжала сама, стремясь показать Адаму, как хорошо усвоила его уроки. Это была как раз одна из тех ситуаций, когда Роза проявила себя наилучшим образом. Она хотела, чтобы Адам восхищался ею, и по праву заслужила это. Роза зарядила пистолет, прицелилась и выстрелила, пользуясь своей интуицией и природными способностями.

Она не могла ждать, пока Адам проверит мишень, и побежала к ней сама, широкая голубая муслиновая юбка развевалась, контрастируя со смертоносным оружием, которое она держала в руках.

— Прямо в центре! — закричала Роза.

Возможно, это было не совсем так, но никто не хотел лишать ее удовольствия от этой маленькой лжи. Она обернулась и рванулась назад к Адаму, красота и грациозность ее бега были прекрасны, все ее тело ликовало.

— Прекрасно! Великолепно! — сказал он, и его рука какой-то момент ласкала ее руку. — Ты стреляешь как заправский стрелок, Роза.

— Дай я еще раз попробую!

— Не сейчас. Мы не можем расходовать патроны. Но позже, когда неприятности закончатся, я покажу тебе, как стрелять из ружья. Женщине следует знать и это. Одна из моих бабушек однажды выстояла против шестерых индейцев в своей хижине, когда оказалась одна с двумя детьми. Она была первоклассным стрелком… Эту историю рассказывают в моей семье в виде шутки, потому что ее муж был квакером и, наверное, не смог бы помочь ей, окажись тогда рядом.

Вдруг я грубо вмешалась.

— Дайте мне попробовать! — Я протянула руку за пистолетом.

Они удивленно обернулись. Я опять потянулась за пистолетом, который держала Роза. Взглянув на Адама, она неохотно рассталась с пистолетом.

Я была нетерпелива, когда Адам опять начал объяснять. Я могла бы процитировать по памяти все то, что он до этого говорил Розе. Я знала только одно — я должна выполнить задачу. Как бы ни боялась и ни ненавидела это, я должна выстрелить, иначе я проявлю себя перед Адамом малодушной. Мне не так просто уступить Розе, позволить ей наслаждаться восхищением Адама.

Я могу ненавидеть этот пистолет, который держала в руках, а также и все прочие пистолеты, но из-за Адама я буду держать его уверенно, не позволяя руке дрожать. Однако он, видимо, почувствовал мой страх, так как объяснял уже без энтузиазма.