Гриббон каждый вечер закрывал на замок нижнюю часть трактира. Я проделала ту же операцию. Закрыла кухню ключом, висевшим на гвозде перед дверью. Потом выкинула ключ в самое глубокое место ручья.

Мне оставалось лишь взять сумку и отправиться в дорогу. Уходя, я ни разу не обернулась. Я никогда не забуду отель «Диггерз Армс», но не хочу вспоминать, как он выглядел в то утро.

Через несколько миль у меня порвался шнурок на ботинке. Я шла за кустами параллельно дороге, стараясь никому не попадаться на глаза, пока не догоню ту семью, к которой я собиралась примкнуть. Но вскоре устала идти по неровной земле в спадающем с ноги ботинке и вышла на дорогу. Два раза мне пришлось прятаться от людей, проезжающих в противоположную сторону. Увидев небольшой дом у дороги, я постаралась незаметно обогнуть его, так как оттуда доносился собачий лай. Я молилась, чтобы они — хозяин или хозяйка — не спустили на меня собак.

Это место, увы, не самое приятное из английских колоний. Оно слишком велико и пустынно. Широкие травяные луга тянулись до пастбищ, на которых не было скота, за исключением одиноко пасущейся коровы рядом с домиком. Было начало сентября, что для этой страны можно считать весной. Мне много рассказывали об этом уголке, где растения быстро засыхают под палящим солнцем. Иногда здесь бывает так холодно, что утром вода в бочках замерзает, а в более высоких местах выпадает снег. Но холод сентябрьского утра исчезает с восходом солнца.

Под серыми австралийскими деревьями клубился туман. Запах эвкалиптов был очень свеж и сильно отличался от воздуха в «Диггерз Армс». Казалось, я никогда не вдыхала такой чистый воздух. Возможно, это был воздух свободы. Когда солнце поднялось чуть выше, я увидела распускающиеся красные листочки, нежно блестевшие на солнце. Такую картину можно наблюдать лишь австралийской весной.

Я догнала их после полудня. Либо их фургон двигался быстрее, чем я рассчитывала, либо я провела в «Диггерз Армс» больше времени, чем предполагала. Приблизившись к путникам, я почувствовала, что вся покрыта толстым слоем пыли и сильно вспотела. Интересно, когда они заметят, что я иду за ними? Я уже очень устала и глаза мои сами собою закрывались. Я знала, что повозка движется впереди меня, и попыталась догнать ее. Когда споткнувшись я подняла глаза, то увидела, что фургон остановился, не иначе в ожидании меня.

Когда я подошла к ним, вся семья уже спустилась на дорогу — все, кроме матери. Я выглядела очень странно: в стоптанных ботинках, с шалью в одной руке и сумкой в другой. По их взглядам я поняла, что вид у меня был достаточно потрепанный. Ничего удивительного, ведь я шла следом в облаке пыли. Отец, мать, три взрослых сына, дочь, которая так покорила меня своей красотой, и мальчик-подросток в ожидании смотрели на меня. А я ждала только знака, означающего, что могу присоединиться к ним.

В конце концов я спросила:

— Вы направляетесь на прииски? В Балларат?

Отец заговорил первым:

— Да. Можем мы вам помочь?

От радости я чуть не расплакалась. Эти слова сняли усталость от долгого пути, почти изгладив ужас того, что мне пришлось пережить. У него были доброжелательные спокойные глаза, какие бывают у физически сильных мужчин. Я почувствовала, что могу на него положиться.

— Пожалуйста, сэр… Можно мне доехать с вами до Балларата? Я целый день на ногах, с самого утра…

— С утра! Вот, когда я видела тебя! — вмешалась девушка, — теперь вспоминаю. В «Диггерз Армс».

Было бесполезно отрицать это.

— Ты жила там? — спросила мать семейства.

Это была привлекательная женщина. Она даже слегка улыбнулась. Модное платье и капор, завитки волос вокруг ушей очень молодили ее. Да, она приковала бы взгляд любого мужчины, даже здесь, где это было совсем неуместно.

— Мой отец заболел, и нам пришлось там остановиться, — ответила я. — Денег было немного, и, когда они кончились, я работала у хозяина, чтобы заплатить за нашу комнату и стол.

— Где сейчас твой отец? — спросил один из сыновей.

Я решила, что это старший. Он держался более независимо и вопрошающий взгляд юноши словно требовал доказать то, что я сказала.

— Он умер три дня назад… — ответила я, решив ничего не говорить о Джордже.

Отец сочувственно покачал головой.

— Бедное дитя, ты теперь одна?

— Теперь — да. Я ждала, что проедет какое-нибудь семейство, которое позволило бы добраться с ним до Мельбурна или Балларата. Видите ли, мне надо найти работу… Я совсем без денег.

Они выслушали в молчании, и я заметила, как отец взглянул на свою жену, будто ждал указаний.

— Ты англичанка? — неожиданно спросил один из сыновей.

Он произнес это так, словно его язык был покрыт волдырями, и я сразу поняла: он не любит англичан, что не было редкостью среди ирландцев.

— Успокойся сейчас же, Пэт! — закричала мать. — Оставь человека в покое на пять минут.

Он хотел возразить. Но тут вмешалась его сестра.

— Мы что, будем здесь стоять, пока вы будете спорить? — спросила она. — Надо взять ее! Мы не можем оставить девушку здесь — на дороге.

— Ты была одна в «Диггерз Армс», не считая того мужчины? — спросила мать.

Я знала, что никак не смогу избежать подобного вопроса. Тут я была беспомощна и кивнула:

— После смерти моего отца — да.

Я невольно поморщилась точно от боли:

— Но я не могла там оставаться… Я подумала, если только вы возьмете меня до…

Женщина кивнула.

— Да, я понимаю. Твое лицо все в синяках. Думаю, не от того, что ты упала с кровати.

Я ничего не ответила. Только оглядела окружавших меня людей и увидела, что их лица изменились. Мать была более искушенной, чем ее муж, и более опытной, чем ее сыновья, она просто заставила их самих задуматься над этим. Реакция окружающих соответствовала характеру каждого из них.

Отец слегка покачал головой, вероятно, сочувствуя мне; старший сын нахмурил брови, задумчиво поглаживая подбородок. Тот, кого они называли Пэт, посмотрел на меня более внимательно, будто только сейчас обнаружил, что я была женщиной, к тому же англичанкой. А рядом младший сын взирал на меня в робком замешательстве. Терпение девушки кончилось. Она облизала губы кончиком языка, собираясь заговорить, но поймала взгляд матери и лишь пожала плечами. Один только ребенок не понимал, о чем мы говорили.

Мать решительно заявила:

— Давай поедем, Дэн — меня мутит от голода, и если мы не отправимся, то не скоро будем в Балларате.

— Да, Кэйт, — сказал он, — поедем.

— А как насчет нее? — спросила Роза.

— Неужели мы оставим ее здесь, на дороге… — усмехнулась ее мать.

Мальчик подошел и взял из моих рук сумку. Его улыбка была похожа на улыбку матери.

— Я рад, что ты едешь, — произнес он робко. Казалось, они и не ждали, чтобы я что-нибудь сказала.

Все сразу полезли в фургон, а Роза подождала, пока братья помогут ей.

Я ждала своей очереди, чтобы мне тоже помогли сесть в фургон, как будто уже была одной из них. Старший сын нагнулся, чтобы взять мою руку, и я почувствовала руки того, кого называли Пэтом, взявшие меня за талию с улыбкой.

— Зеленоглазая, — сказал он, — зеленоглазая, как тебя зовут?

Тогда я назвалась моим новым именем в первый раз. Это было странно и неудобно.

— Эмма Браун, — сказала я, — меня зовут Эмми.

Отчасти это было правдой.

Пока мы ехали, сидя на тюках с постелями они назвали мне свои имена Вернее, это сделала девушка.

— Я Роза Мэгьюри, — сказала она, — это Ларри, мой старший брат. А это Пэт… и Син.

— А я Кон, — сказал мальчик.

— Малыш, — добавила Роза.

Она сказала так для забавы: посмотреть, как вспыхнет раздражение на его лице. Но это было бессознательным уколом, который лишь напомнил о разнице в возрасте между ней и братом и о том, что долгое время она сама была младшей в семье, да еще девочкой.

— Мне одиннадцать, — почти закричал он, обращаясь скорее к Розе, чем ко мне.