— Ничего, Адам знал, что Лэнгли был здесь.

На минуту я возненавидела старого Лэнгли.

— Даже не пожал капитану руку, — сказала я с горечью. — Обращается с ним, как с лакеем!

— Так же, как и с каждым, — успокоил меня Ларри. — Пойдем, Эмми. Старый Джон видел, что я здесь, и к полудню пришлет запрос, почему повозка еще не загружена.

Недели без Адама текли очень медленно. Все, что намечалось сделать в трех комнатах, было вскоре сделано. Печь выкрашена, оставшиеся шторы для окон сшиты, медь начищалась через день. Я чувствовала пустоту и безнадежность.

В магазинах Лэнгли был день продажи, и я купила муслин и немного кружев для рукавов. В порыве расточительности я выбросила свое старое серое платье, которое слишком напоминало мне Элихью Пирсона, и сшила нарядное платье по самым модным выкройкам, которые смогла найти. Днем я прогуливалась по Коллинз-стрит, как модная дама, зонт над головой защищал меня от солнца, а перчатки плотно облегали руки даже в жару. Первые два дня это занятие меня развлекало, я пролистывала книги, которые и не собиралась покупать, проходила мимо витрин магазинов, притворяясь, что никакие товары меня не интересуют. Затем мне это наскучило, и даже стало интересно, как некоторым женщинам удается вот так проводить всю свою жизнь да еще заставить других им завидовать.

Ларри заходил навестить меня всякий раз, когда бывал в Мельбурне, его визиты были осторожными и непродолжительными, чтобы не возникало никаких сплетен. Это все очень отличалось от той свободы, которая была на приисках. Наши встречи стали почти официальными, Ларри сидел на краю кресла, чопорно держа чашку с чаем и блюдце. Я настаивала, чтобы он рассказывал новости из Балларата и обо всех на Эрике.

— Все то же самое, — говорил он с видом человека, который не знает, что ничего неизменного не бывает.

После этих коротких встреч я становилась более одинокой, чем до них, скучая по Мэгьюри, по товарищам из Эрики. Я снова ощущала пустоту, вспоминая, насколько полными и занятыми были прошедшие дни. Я очень хотела, чтобы в дверь вошел Бен Сэмпсон и уронил тяжелый пласт земли на мой отчищенный стол. Мне нужен был мужчина, который разрушил бы упорядоченный аккуратный мир, в котором я пребывала. Я хотела, чтобы Адам скорее вернулся ко мне. Я лежала в постели, полусонная от жары, которая, казалось, никогда не покинет этот дом, окруженный высокими зданиями. Казалось, все замерло. Кошки запрыгнули на кровать, и мне жалко было их прогонять. Черныш ткнулся в меня своим носом, напоминая, что время завтрака уже прошло; Диггер была более спокойна, мирно лежала на солнышке, от которого уже успела нагреться постель. Я лениво потянулась и услышала голоса погонщиков в переулке, громыхание тяжелых повозок, громкие крики людей, которые грузили тюки с сеном. Еще один день без Адама.

Затем я услышала другой голос, знакомый, любимый. Я сбросила простыни, свалив удивленных котов на пол, и босиком побежала к двери.

— Кэйт!

Я кинулась в ее объятия и ощутила запах одеколона, завитые щипцами волосы.

— Ну, Эмми! Что ты плачешь! Разве ты не рада видеть меня?

Она оттащила меня от двери и закрыла ее перед любопытными взглядами наблюдателей во дворе.

— Я вижу, у тебя есть друзья, — сказала она. — Они как сторожевые псы. Я немного испугалась, проходя мимо них. Представь себе, они спросили, что я хочу от тебя…

— О, Кэйт, я так рада видеть тебя! Как я скучаю по всем вам! Какие новости ты принесла? Вы отказались от Эрики? Ларри ничего не сказал…

И теперь волнение, которое было у нее внутри, вырвалось наружу.

— Золото, Эмми! Вот что она принесла нам!

Я опустилась на пятки.

— Я не верю этому!

Она засмеялась.

— Веришь или нет — это так. Самородок — один из самых больших, которые когда-либо находили на Эрике. Тысяча пятьсот двадцать унций. Они заплатили три гинеи за унцию. И тогда выкупили участок за тысячу пятьсот фунтов. И мы богаты!

Она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Несколько минут мы плакали вместе, как обычно это делают женщины, всхлипывая и пытаясь говорить. Она достала сильно надушенный носовой платок и протянула его мне.

— После того, как ты ушла, мы сделали новое погружение. Это было… В некоторой степени это было мучительно. У Розы проблемы. Я сказала, что мы должны разработать участок, записанный на имя Сина. Дэн не хотел делать этого, но Пэт настаивал на своем. С самого начала все шло хорошо. Перед тем, как найти самородок, мы положили в банк три сотни фунтов. Тогда я сказала: «Это все, Дэн». Поэтому он продал участок. И теперь мы здесь.

Ее глаза вновь наполнились слезами.

— Конечно, у меня не было времени привыкнуть ко всему этому — я плохо себя чувствую… путешествие и все волнения. Приезжали из газеты, чтобы узнать об этом. Они спросили, как мы собираемся назвать его, — ты же знаешь, как называют большие самородки, — ты помнишь «Добро пожаловать» и другие. Я сказала, что он называется «Самородок Сина Мэгьюри». Он это записал, Эмми, и опубликовал в газете. Прошлым вечером приходили двое, как только мы добрались до гостиницы, и задавали вопросы. Я даже не помню, что говорила им во всей этой суете.

— Что вы теперь будете делать? — спросила я.

Она казалась растерянной и смущенной.

— Что мы всегда и намеревались. Купим гостиницу.

Кэйт поставила свою чашку, и я в первый раз поняла, насколько она постарела. У нее было очень уставшее лицо, складки, идущие от уголков рта, стали глубокими, морщины вокруг глаз появлялись теперь не только от смеха. В волосах добавилось седины. Посередине корсажа виднелось жирное пятно.

— Все теперь так изменилось. Иногда кажется, что наши усилия того не стоили. Теперь с нами только Кон.

— А Пэт? — спросила я. — Что с ним?

Ее губы задрожали, но она справилась с собой.

— Он отделился. Получил свою долю и отделился.

— Зачем?

Она пожала плечами.

— Кто знает? Он только сказал, что остается, вот и все.

— А Ларри?

— И Ларри получил свою долю. Она уже лежит в банке. Мы все положили в банк в Балларате и берем деньги оттуда. Ларри заставил нас это сделать. Он сказал, что мы не для того работали все эти месяцы, чтобы отдать наши деньги какому-нибудь бродяге.

Она глубоко вздохнула, ее лицо снова выражало недоумение и неуверенность, как будто бы она внезапно стала слишком стара, чтобы понять все происходящее.

— Я думала, Ларри приедет с нами в Мельбурн, знаешь, немного отпраздновать и помочь нам купить гостиницу. А он говорит: «Остановитесь в Мельбурне в отеле Даггана и ждите меня там. Никому ничего не говорите и до моего приезда ничего не покупайте». И затем уехал по своим делам, как будто ничего не случилось. Но мы все сделали, как он сказал. Он моложе нас, лучше знает эту страну и как нам правильнее поступить.

Я принесла с кухонной плиты воду в спальню, чтобы умыться и одеться, потому что хотела пойти с Кэйт в гостиницу. Мое сердце жаждало видеть Кона и Дэна, и я была рада надеть муслиновое платье, как свидетельство того, что эти месяцы были счастливыми для нас с Адамом. Пока Кэйт ждала меня, она выпила еще одну чашку чая, который я приготовила для нее, зонтом не подпуская к себе котов, и мы разговаривали через открытую дверь. Она избегала любого упоминания о Розе, как будто щадила мои чувства. Наконец, я вынуждена была спросить:

— А Роза? Она приехала в Мельбурн?

— Моя прекрасная Роза все еще в «Паласе» и сердится, потому что великий и могущественный Джон Лэнгли не прислал за ними. А он просто игнорирует их. Ох, да, она ведь беременна.

Я ожидала увидеть семью Мэгьюри, ведущую расточительную, полную радости городскую жизнь. Они пытались — даже для того, чтобы убедить самих себя, что ничего не изменилось, — они пытались, но было заметно, что это только попытки. Дэн снова носил дублинскую одежду и даже выглядел еще более привлекательным, но его лицо теперь было темным и казалось постоянно загорелым, а руки оставались мозолистыми. Он говорил о Балларате со всеми, кто только слушал его. Он говорил, как человек, тоскующий по родине. Кэйт ходила по магазинам, избегая магазинов Лэнгли, но больше для того, чтобы чем-нибудь занять себя, чем ради того удовольствия, которое они ей раньше доставляли.