Арм.

129

Важная особа сидела за рулем автомобиля, высунув руку из окна машины и гордо поглядывая на улицу. Ехал мимо Касед, стукнулся о машину богача и сильно повредил ему руку. Тот выскочил и поднял крик:

— Осел, тварь безголовая, как ты едешь!

— А не надо было руку из машины высовывать, — спокойно ответил Касед.

— Сейчас же извинись передо мной!

— Да кто ты такой, чтобы перед тобой извиняться?!

— Как, ты меня не узнаешь? Я, милейший, депутат парламента!

— А что это такое? — спросил с недоумением Касед.

— Ну, депутат, то есть политик, понимаешь?

— А что такое политик?

— Каждого, кто похитрее обманет, называют политиком.

— Откуда мне знать, что ты политик?

— Можешь меня испытать.

— Хорошо, — сказал Касед, — вот я кладу ладонь на антенну машины; если ты сумеешь попасть кулаком по моей руке, то станет ясно, что ты в самом деле политик.

Депутат согласился, стукнул кулаком по руке Каседа, но тот вовремя убрал ее, и политик угодил в антенну. Он опять начал скандалить. Касед же с невозмутимым видом упрекнул его:

— Получается, что ты еще не стал хорошим политиком.

Депутат замолчал, резко повернулся, сел за руль и прямым ходом направился в Решт. Он прибыл туда как раз в то время, когда там начались выборы. Депутат включился в избирательную кампанию, чтобы снова попасть в парламент. И вот на одном из предвыборных собраний на площади он взобрался на табурет и стал говорить. Тут ему вспомнилась проделка Каседа, и он обратился к народу:

— Люди, выбирайте меня снова, потому что я очень хороший депутат. Чтобы подтвердить свои слова, я покажу вам только одну из своих политических способностей.

Тут политик стал искать что-нибудь выдающееся, острое и заметное и вспомнил о своем длинном носе. Он приложил к носу ладонь и сказал стоящему поблизости верзиле:

— Подойди-ка ко мне и попробуй кулаком попасть мне по руке.

Верзила подошел, взмахнул кулачищем и опустил его на ладонь депутата. Но тот успел убрать руку, и удар пришелся по носу. Брызнула кровь, народ захохотал, а депутат говорит собравшимся:

— Все видели, как я его околпачил! Неужели теперь вы не выберете меня депутатом на новый срок?!

Перс.

130

Один граф зашел как-то в трактир. Следом за ним — мужик; привязал коня, вошел и велит налить себе кружку пива. Пан граф — тоже. Вот уселись они оба за столик. Пан граф глянул в окно, увидал коня, и этот конь страсть как ему понравился. Ну, в лошадях-то он понимал толк, надо думать!

«Сколько, — говорит, — возьмешь за своего коня?» «Да сколько? Только что водил я его ковать, вбил ему тридцать два подковных гвоздя. За коня не прошу ничего. А за первый гвоздь дайте мне крейцер, за второй — два, за третий — четыре, и так оно и пойдет: за каждый следующий — вдвое. После сочтем все эти крейцеры, сколько там золотых набежит, а подковы отдам в придачу задаром».

Ударили по рукам, стали пить магарыч. Заказывает граф — еще да еще. А хозяин трактира стоит за стойкой и подсчитывает эти крейцеры. Когда насчитал уже две тысячи золотых, кивнул пану графу, чтобы вышел с ним на минуточку на улицу.

Вышли они, хозяин и говорит: «Я еще до половины гвоздей не дошел, а уже две тысячи набралось! Этак всего графского поместья не хватит за коня рассчитаться!»

Граф быстро расплатился за пиво, шляпу — в карман и пробкой вылетел из трактира. Заплатил за мужика и коня ему оставил. Бегом оттуда убежал.

Чеш.

131

Наставник поучал учеников:

— Если о тебе говорят плохо, будь доволен, что тебя не оскорбляют. Если тебя оскорбляют, будь доволен, что тебя не бьют. Если тебя бьют, будь доволен, что тебя не убивают. Если тебя убивают, будь доволен, что ты покидаешь так скверно устроенный мир.

Перс.

132

Один остроумный человек, мой знакомый, спросил у монаха, что угоднее Богу — слово или дело. Монах ответил, что дело. «Значит, — заметил тот, — больше заслуги перед Богом у того, кто делает четки, чем у того, кто их перебирает, творя молитву».

Латин.

133

Говорят, Тимур, желая узнать, насколько храбр Молла, приказал своим палачам: «Повесьте его сейчас же!» Палачи поволокли Моллу, который не промолвил ни слова. Когда его дотянули до дверей, Тимур спросил: «Если у тебя есть, что завещать, сделай это — настали твои последние минуты». «Никакого завещания у меня нет. Есть только одна маленькая просьба». «Какая?» — спросил Тимур. «Мне щекотно, когда дотрагиваются до моей шеи, — ответил Молла, — и прошу тебя приказать, чтобы меня повесили не за шею, а за пояс».^{7}

Азерб.

134

Во время войны флорентийцев против папы Григория XI Пичентинская область и почти все владения римской церкви отпали от папы. Посол от жителей города Реканати, прибыв во Флоренцию, благодарил приоров за то, что усилиями флорентийцев его родине возвращена свобода, и в сильных выражениях поносил папу, его советников и особенно синьоров и тиранов. Он громил их дурное управление и их преступления, не обращая никакого внимания на Ридольфо, синьора Камерино, который в то время был кондотьером на службе Флоренции, присутствовал поэтому на приемах послов и давно привык к их выходкам. Ридольфо обратился к послу и спросил его, к какому цеху или к какой ученой специальности он принадлежит. Тот ответил, что он доктор гражданского права. Ридольфо снова спросил, сколько лет обучался он своей науке. Посол сказал, что больше десяти лет. «Мне бы хотелось, — заметил тогда Ридольфо, — чтобы ты хоть один год поучился сдержанности». Он дал понять, что было глупо в его присутствии поносить так сильно синьоров.^{8}

Латин.

135 В одном обществе рассуждали о том, как свалить дурного министра, запятнавшего себя множеством низостей, и один из его отъявленных врагов неожиданно предложил: «А что, если подбить его на какой-нибудь разумный шаг или честный поступок? Вот уж тогда его наверняка прогонят!»

Австрал.

136 Я спросил г-на Р, человека весьма умного и одаренного, почему он никак не проявил себя в дни революции 1789 года. Он ответил: «За тридцать лет я столько раз убеждался в порочности людей, взятых поодиночке, что уже не жду от них ничего хорошего и тогда, когда они собираются вместе».

Франц.

137 Влиятельный министр, который, изучив высшее общество, предпочел покинуть его и уединиться, объяснял это тем, что если вдуматься в светские условности и в отношения людей высокопоставленных с людьми незнатного происхождения, то сразу станет ясно: хотя первые дураки, у них всегда преимущество над вторыми. «Я похож, — добавлял он, — на отличного шахматиста, которому наскучило играть с теми, кому всякий раз приходится давать ферзя вперед. Что за охота играть безукоризненно и вечно ломать себе голову над каждым ходом, когда больше экю все равно не вы играешь!»

Швейц.

138 Когда Людовик XV был еще совсем ребенком, он повадился рвать кружевные манжеты у придворных. Отучить его от этой привычки взялся г-н де Морепа. В один прекрасный день он является к королю в на редкость красивых манжетах. Людовик XV тут же подходит к нему и разрывает одну из них. Г-н де Морепа невозмутимо рвет другую и замечает: «Странно! Мне это не доставило никакого удовольствия». Король смешался, покраснел и с тех пор не трогал чужих манжет.

Франц.

139

Как известно, Бомарше не пожелал драться с герцогом де Шоном, когда тот грубо обошелся с ним. Вот почему, получив однажды вызов от г-на де Ла Блаша, он ответил ему «Я и не таким отказывал».

Франц.

140 Пытаясь одной фразой выразить, как редко встречаются в свете порядочные люди, граф N сказал, что порядочный человек — это редчайшая разновидность человеческой породы.

Бельг.

141

Однажды, когда в Академии шел какой-то бурный спор, г-н М предложил: «Господа, а что если мы попробуем говорить не больше четырех человек сразу?»