Рус.

195

При дворе короля Станислава[44] жил дворянин по фамилии Каламбур, который так худо говорил по-французски, что у него нередко срывались с языка пресмешные двусмысленности. Герцогиня Буфлер составила себе целый лексикон двусмысленностей из речей Каламбура. Уехав после того в Париж, она очень забавляла этим лексиконом французскую королеву. С тех пор при французском дворе вошло в моду всякую двусмысленность называть каламбуром.

Франц., польск.

196

Д'Акоста[45], будучи в церкви, купил две свечки, из которых одну поставил перед образом Михаила-архангела, а другую, по ошибке, перед демоном, изображенным под стопами архангела.

Дьячок, увидя это, сказал д'Акосте:

— Ах, сударь! Что вы делаете? Ведь эту свечку ставите вы дьяволу!

— Не замай, — ответил д'Акоста, — не худо иметь друзей везде: в раю и в аду. Не знаем ведь, где будем.

Рус.

197

Посетив двор стареющего правителя, Жан Лабрюйер, печально произнес:

— Большинство людей проводит первую половину своей жизни так, чтобы испортить вторую.

Франц.

198

Король назначил г-на де Навайля воспитателем герцога Шартрского, впоследствии регента. Через неделю после этого г-н де Навайль умер, и король выбрал ему в преемники г-на д'Эстрада. Тот тоже умер приблизительно через столько же времени, и тогда Бенсерад сказал: «Видно, не образовался еще на свете человек, способный образовать герцога Шартрского».

Франц.

199

Когда вышел памфлет Мирабо о биржевой спекуляции, в котором автор самым суровым образом обошелся с г-ном де Калонном, вдруг пошли слухи, основанные на одном выпаде против г-на Неккера, будто именно г-н Калонн и оплатил книгу, и все дурное, что там написано о нем, — просто маскировка, дабы скрыть сговор. Наслушавшись подобных разговоров, г-н де Л заметил, что все это напоминает ему случай с регентом, который сказал аббату Дюбуа на одном балу: «Будь со мной пофамильярнее, тогда никто не узнает, что это я». Аббат на балу несколько раз пнул его ногой в зад, и, так как последний пинок был слишком уж увесистым, регент, потирая ушибленное место, запротестовал: «Аббат, ты маскируешь меня чересчур усердно!».

Франц.

200

Представляясь в Нешателе принцу Генриху, М сказал, что нешательцы обожают прусского короля. «Еще бы! — ответил принц. — Как подданным не любить монарха, если он живет за триста лье от них!».^{20}

Франц.

201 Аббат Рейналь, обедая как-то в Нешателе у принца Генриха, все время разглагольствовал сам, не давая хозяину вставить хотя бы словечко. Чтобы получить, наконец, такую возможность, принц сделал вид, будто уронил что-то на пол, воспользовался наступившим молчанием и заговорил в свой черед.

Нем.

202

Один писатель, которому вельможа дал понять, какое расстояние их разделяет, сказал ему: «Ваша светлость, я помню о том, о чем обязан помнить; но я не забываю и о том, что быть выше меня куда легче, нежели стать вровень со мной».

Исп.

203

У г-на Шуазеля ужинали бретонские депутаты, один из которых, человек на вид весьма степенный, за весь вечер не промолвил ни слова. Герцог де Грамон, пораженный его внешностью, сказал шевалье де Куру, командиру полка швейцарцев:

— Хотел бы я знать, какие речи можно услышать от такого человека!

Шевалье немедленно обратился к молчальнику:

— Из какого вы города, сударь?

— Из Сен-Мало.

— Из Сен-Мало? Так это ваш город охраняют собаки? Вот странно!

— А что в этом странного? Охраняют же короля швейцарцы! — ответил степенный бретонец.

Франц.

204

Проиграв в карты Людовику XV[46] изрядную сумму, маршал д'Эстро поднялся, чтобы ретироваться.

— Но ведь у вас осталось поместье, — остановил его король.

Франц.

205

Стоит на посту солдат, а на балкон вышла генеральская дочь. Фигурка точеная. Волосы, как лен; по плечам рассыпаны. Засмотрелся солдат и не заметил, как подошел к нему царь Петр I.

— Куда это ты, солдат, засмотрелся?

— Да вот, Ваше Императорское Величество, на генеральскую дочь.

— А что, солдат, хотел бы стать зятем генерала?

— Куда уж мне, солдату!

— Ладно, сейчас уладим.

Приходят царь Петр и солдат к генералу домой.

— Слушай-ка, — говорит Петр, — оказывается, у тебя дочь на выданье, да такая красавица, что мой солдат от нее без ума. Вот и хочу женить его на твоей дочке.

Генерал упал на колени.

— Помилуй, царь-батюшка, за что такое наказанье? Ведь я — генерал!

Тогда Петр говорит:

— А он полковник!

— Да, но…

— А он — генерал!

— Да, но…

— А он — фельдмаршал!

Тогда солдат положил руку на плечо государю и говорит:

— Ну их к едрене фене, Петя! Пойдем лучших поищем!

Рус.

206

Одного лорда, у которого было очень много долгов, спросили, спит ли он по ночам. На что он ответил:

— Я-то сплю спокойно, а вот каково моим кредиторам?

Англ.

207

Ехал Петр I из Олонца[47] в Санкт-Петербург и встретил священника, куда-то направлявшегося верхом на лошади. На груди у него висела сумка, а за спиной ружье. Государь остановил его и спрашивает, кто он и куда едет? Священник, не зная, кто его спрашивает, ответил, что он поп из села такого-то и держит путь в деревню своего прихода со святыми дарами для приобщения больного". При имени святых даров царь встал и поклонился им, а затем снова спросил попа: почему он вооружен?

— Здесь не очень смирно, барин, — ответил священник, — и иногда нападают на проезжих злые люди и грабят, а то и убивают.

— Ну, если ты кого из них убьешь, так ведь не будешь ты тогда и попом.

— Это правда, барин, но как меня убьют, так я не буду уже и человеком, а жив останусь — куда-нибудь да сгожусь.

Рус.

208

В юношеские годы Вольтера[48] за острую эпиграмму на герцога Орлеанского посадили в Бастилию. После освобождения из неволи сам герцог вел с Вольтером беседу, в которой неоднократно подчеркивал свою привязанность к нему.

На это Вольтер ответил:

— Единственное, о чем бы я попросил вашу светлость, так это не беспокоиться в будущем о моем жилье.

Франц.

209

Начальник департамента: «Мне кажется, я вас где-то встречал». Молодой проситель, желающий получить место в департаменте: «Так точно, Ваше Превосходительство: я иногда там бываю».

Рус.

210

Бенджамин Франклин[49], прочитав очередное решение власть предержащих, констатировал:

— В реках и плохих правительствах наверху плавает самое легковесное.

Амер.

211

Инквизицию веселой никак не назовешь. Но, скажите, чем это не анекдот? Прямо из рубрики «нарочно не придумаешь». Речь идет об отчете о казни приговоренных к сожжению.

«Упорствующие шли со странной бледностью в лице, с очами, помраченными и как бы извергающими пламя, с таковым видом, что казались одержимы бесом… Те, что раскаялись, шли с великим смирением, утешением, покорностью и веселием духовным, что казалось — сквозь них сияла благодать Божия. Можно было думать, что они, счастливые, уже были вознесены на небеса. Засим преступники были казнены. Сначала удушены были раскаявшиеся, засим преданы огню упорствующие, которые были сожжены заживо, с немалыми признаками нетерпения, досады и отчаяния».

Исп.

212

Тимуру сообщили, что Молла Насреддин в каком-то собрании говорил о его жестокости. Тимур разгневался и вызвал Моллу к себе.

— Что это такое? — спросил он. — Говорят, ты везде и всюду судачишь о моей жестокости? Может быть, тебе надоело утруждать плечи лишним грузом?