Около 11 августа 1854

«Увы, что нашего незнанья…»

Увы, что нашего незнанья[18]
И беспомо́щней и грустней?
Кто смеет молвить: до свиданья
Чрез бездну двух или трех дней?

11 сентября 1854

«Пламя рдеет, пламя пышет…»

Пламя рдеет, пламя пышет[19],
Искры брызжут и летят,
А на них прохладой дышит
Из-за речки темный сад.
Сумрак тут, там жар и крики,
Я брожу как бы во сне, —
Лишь одно я живо чую:
Ты со мной и вся во мне.
Треск за треском, дым за дымом,
Трубы голые торчат,
А в покое нерушимом
Листья веют и шуршат.
Я, дыханьем их обвеян,
Страстный говор твой ловлю…
Слава богу, я с тобою,
А с тобой мне – как в раю.

10 июля 1855

«Так, в жизни есть мгновения…»

Так, в жизни есть мгновения —
      Их трудно передать,
Они самозабвения
      Земного благодать.
Шумят верхи древесные
      Высоко надо мной,
И птицы лишь небесные
      Беседуют со мной.
Все пошлое и ложное
      Ушло так далеко,
Все мило-невозможное
      Так близко и легко.
И любо мне, и сладко мне,
      И мир в моей груди,
Дремотою обвеян я —
      О время, погоди!

Июль 1855 (?)

«Эти бедные селенья…»

Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.

13 августа 1855

«Вот от моря и до моря…»

Вот от моря и до моря
Нить железная скользит,
Много славы, много горя
Эта нить порой гласит.
И, за ней следя глазами,
Путник видит, как порой
Птицы вещие садятся
Вдоль по нити вестовой.
Вот с поляны ворон черный
Прилетел и сел на ней,
Сел и каркнул, и крылами
Замахал он веселей.
И кричит он, и ликует,
И кружится всё над ней:
Уж не кровь ли ворон чует
Севастопольских вестей?

13 августа 1855

«О вещая душа моя!…»

О вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Так, ты – жилица двух миров,
Твой день – болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые —
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.

1855

«Молчи, прошу, не смей меня будить…»

(Из Микеланджело)

Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный…
Отрадно спать, отрадней камнем быть.

1855

«Не богу ты служил и не России…»

Не богу ты служил и не России[20],
      Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, —
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
      Ты был не царь, а лицедей.

Не ранее февраля 1855

1856

Стоим мы слепо пред Судьбою,
Не нам сорвать с нее покров…
Я не свое тебе открою,
Но бред пророческий духов…
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, —
И вот – в железной колыбели,
В громах родился Новый год…
Черты его ужасно строги,
Кровь на руках и на челе…
Но не одни войны тревоги
Принес он людям на земле.
Не просто будет он воитель,
Но исполнитель божьих кар, —
Он совершит, как поздний мститель,
Давно задуманный удар…
Для битв он послан и расправы,
С собой принес он два меча:
Один – сражений меч кровавый,
Другой – секиру палача.
Но для кого?.. Одна ли выя,
Народ ли целый обречен?..
Слова неясны роковые,
И смутен замогильный сон…

31 декабря 1855

«Все, что сберечь мне удалось…»

Все, что сберечь мне удалось[21],
Надежды, веры и любви,
В одну молитву все слилось:
Переживи, переживи!
вернуться

18

Экспромт из французского письма к жене. К концу 1854 года Эрнестина Федоровна уже свободно читала и говорила по-русски, но семейная переписка, как и встарь, велась по-французски.

вернуться

19

Обращено к Е. А. Денисьевой.

вернуться

20

Эпиграмма-эпитафия Николаю Ι, умершему 18 февраля 1855 г.

вернуться

21

Обращено ко второй жене поэта Эрнестине Федоровне. Написано в день ее рождения.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: