Поиск
* * *
То явь иль сон: мне разобраться трудно.
У конвоиров выучка строга.
За проволокой лагерною тундра
Или стеною вставшая тайга?
Что знаешь ты, страна, о нашем горе?
Быль не дойдет ни в песне, ни в письме.
Нас тысячи невинных — на Печоре,
На Енисее и на Колыме.
На рубку леса ходим под конвоем,
Едим баланду. Каторжный режим.
И в мерзлоте могилы сами роем
И сами в них, погибшие, лежим.
С лица земли нас, лихолетьем стертых,
Немало в человеческой семье.
А мародеры обокрали мертвых
И славу их присвоили себе.
Порой труднее превозмочь обиду,
Чем пытки, голод и невольный труд.
Фашисты продвигаются к Мадриду,
А нас сюда везут все и везут.
Везут сюда и молодых, и старых
С партийным стажем до октябрьских лет.
И, просыпаясь на барачных нарах,
Они встречают затемно рассвет.
Ты в здравом ли уме, усатый повар,
Любитель острых и кровавых блюд?
Антанта снова совершает сговор,
А нас сюда везут все и везут.
* * *
— Скажи, земляк, в чем кроется причина
Того, что в Магадан твой путь пролег?
— Родился сын, и в честь рожденья сына
Послал я, горец, пулю в потолок.
Но пуля, подчиняясь рикошету,
Иного направленья не найдя,
Пробила,
отлетевшая к портрету,
Навылет грудь великого вождя.
И вот я здесь под властью конвоиров,
Как тот рабочий, чья душа чиста,
Которого пред всем заводом Киров
За трудолюбье целовал в уста.
Скажи, чекист, не потерявший совесть,
Зачем забрел в печальный этот лес?
Оставь пилу и прыгни в скорый поезд,
Сейчас ты людям нужен позарез.
Антонову-Овсеенко и с громом,
И с музыкою рано умирать.
Он зарубежным будущим ревкомам
Еще обязан опыт передать.
Лес пожелтел, и небо в звуках трубных,
И в первый класс направился школяр.
Зачем вы здесь, зачем, товарищ Бубнов?
Вас ждут дела, народный комиссар!
Вдали от лагерей,
у молодежи
Широк и дерзок комсомольский шаг.
Но вас, товарищ Косарев, ей все же
Так не хватает, пламенный вожак!
Придется многим отдохнуть сначала,
Чтоб вновь нести забот державных груз.
Пускай взойдет Крыленко, как бывало,
С Беталом Калмыковым на Эльбрус
И, облака вдыхая полной грудью,
Глоток целебный цедят за глотком,
Чтоб одному — вернуться к правосудью,
Другому — в обезглавленный обком.
Борис Корнилов, друг ты мой опальный,
Читай стихи и не забудь одно,
Что на странице книжной и журнальной
Их ждут твои поклонники давно.
Бойцам запаса посланы повестки,
Пехота немцев лезет напролом.
Поторопитесь, маршал Тухачевский,
Предстать войскам в обличье боевом.
Пусть гений ваш опять блеснет в приказе
И удивит ошеломленный мир.
Федько пусть шлет к вам офицеров связи
И о делах радирует Якир.
Но их, приговоренных к высшей мере,
Не воскресить и богу,
а пока
В боях невозместимые потери
Несут осиротелые войска.
И повеленьем грозного владыки —
Как под метелку до одной души,
Чеченцы выселяются, калмыки,
Балкарцы, карачаи, ингуши.
Бросают на тюремные полати
Мужей ученых,
к торжеству ослов.
Вавилов умирает в каземате.
И Туполев сидит. И Королев.
Еще года расплаты будут долги
И обернутся множеством невежд,
И горьким отступлением до Волги,
И отдаленьем брезжущих надежд.
Везут, везут.
Хоть произвол неистов,
А страх людские затыкает рты,
Советский строй мой, невиновен ты,
И в нас не уничтожить коммунистов,
Признания высокого черты.
За проволокой лагерная зона,
Прожекторов насторожился свет.
Пускай товарищ Постышев законно
Здесь соберет Центральный Комитет.
И наши руки,
обернувшись бором,
Взлетят до неба огражденных мест.
Все по уставу. Полномочный кворум,
И впереди еще двадцатый съезд!
* * *
О, вера в тюрьмы заключенных
И сосланных на край страны!
Еще немало заключенных
Ему — Иосифу — верны.
Не избежавшие посадок
В душе надеются:
«Вот-вот
Узнает Сталин и порядок
В НКВД он наведет».
И долгожданная свобода —
Мы говорим об этом тут —
Нас встретит радостно у входа.
«И братья меч вам отдадут».
Живет нелепо, как химера,
Как неразумное дитя,
Почти языческая вера
В непогрешимого вождя.
И коммунист у стенки станет
И закричит не для газет:
— Да здравствует товарищ Сталин!
И грянет залп ему в ответ.
Потом ни холмика, ни вехи,
И место выровнят само…
Перед расстрелом пишет Эйхе
На имя Сталина письмо.
Когда умелец дел заплечных
В больной впивался позвонок,
Он, человек,
нечеловечных
Мучений вынести не смог.
И, головы густую проседь
Склонив над пузырьком чернил,
У Сталина прощенья просит,
Что сам себя оговорил.
Был следователь только пешкой,
Но Эйхе это не учел.
И Сталин с дьявольской усмешкой
Письмо посмертное прочел.
Звезда сорвалась с небосвода
И канула в ночную тьму.
Пишу и я вождю народа,
Железно преданный ему.
И с журавлиною станицей
Посланье шлю, как сын родной…
Проходят дни.
Чугуннолицый
Встает полковник предо мной.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: