— Мне очень хотелось туда поехать, но помешали какие-то дела.

— Вудстокский фестиваль рок-музыки — событие незабываемое. На поляне, где проходил фестиваль, около четырехсот пятидесяти тысяч человек разбили палаточный городок. В нем принимали участие самые знаменитые рок-группы и исполнители. Я помню Джимми Хендрикса, он произвел фурор виртуозным и авангардистским исполнением на гитаре гимна США. Помню Карлоса Сантану и многих других. Вы, конечно, знаете, что документальный фильм «Вудсток» в 1970 году получил премию «Оскар».

— Да, конечно, — кивнула мисс Эбботт. — Многие из участников этого фестиваля приезжали на Гусиное озеро следующим летом. Вы напоминаете мне одного моего друга. Он все время говорит: «Помнишь Джо Кокера? Помнишь его сапоги со звездами?»

— А вы, случайно, не Николь Робинетт? — спросил с улыбкой Крис.

— Да, это я…

— Я не читал ваши книги, но с удовольствием почитал бы.

— Думаю, вы не стали бы их читать.

Они обменялись улыбками.

— Как вам удалось все это сохранить? — спросил Крис, кивнув на книжные полки. — У вас есть «Восстание рассерженных», «Стукач», «Конформист», я об этих изданиях слышал, но не читал.

— Удалось… — пожала плечами мисс Эбботт. — Думаю, когда-нибудь они станут библиографической редкостью. Пока я работала в издательстве в Нью-Йорке, все эти книги хранились в доме моей матери.

— А что вы можете сказать о своей работе в прачечной при тюрьме в Гурон-Вэлли?

— Могу сказать, что мне придется попросить вас уйти.

— Не хотите вспоминать прошлое? Может быть, расскажете нам, как вас арестовали?

— Я не намерена с вами разговаривать. Понятно? Нам не о чем говорить, так что проваливайте…

Спускаясь вниз, Морин остановилась на лестничной площадке и оглянулась на Криса.

— Я думала, она попытается ловко вывернуться, хотя бы прикинуться непонимающей. Но не тут-то было, сэр.

— Она сразу перешла в наступление. Ты обратила внимание на то, что она ни словом не обмолвилась о Марке? Не хочет даже близко подходить к истории со взрывом лимузина. Ты что-нибудь узнала?

— Она не сможет нам помочь в деле с изнасилованием. Больше я ничего из нее не вытянула.

— Я бы не стал из-за этого огорчаться, — сказал Крис. Остановившись перед квартирой управляющего на первом этаже, он добавил: — Позвони прямо отсюда Уэнделлу. Скажи, чтобы он взял у прокурора ордер на обыск, приехал сюда и обыскал ее квартиру. До его приезда оставайся здесь, проследи, чтобы она не ушла.

— И что же мы ищем, бомбы?

— Любой тип взрывчатых веществ, медную проволоку, детонаторы, таймеры, дистанционные взрыватели. Бельевые прищепки… Нужно будет обязательно заглянуть в холодильник.

— Бельевые прищепки?

— Пусть Уэнделл укажет в ордере, что вас интересует все, что касается самодельных взрывных устройств, и специальная литература.

— Какого рода специальная литература?

— Меня интересует блокнот в красной обложке с надписью: «Май–август 1970». Если не обнаружите еще что-либо, то хотя бы этот блокнот найдите. В нем что-то важное, потому что она его спрятала, пока ты с ней разговаривала. Прикрыла какими-то бумагами. Может, как раз в нем инструкция по изготовлению взрывного устройства. Но если даже в блокноте не окажется ничего подобного, все равно забери его и дай мне знать, хорошо?

Морин глянула на него с прищуром и медленно произнесла:

— Что-то я тебя не понимаю. Горишь желанием работать, тогда почему не уладишь вопрос с местом жительства и не вернешь себе удостоверение?

— Похоже, мне не очень по нраву возиться с преступлениями на сексуальной почве.

— Хорошо, но зачем тебе эта Робин Эбботт? Что ты пытаешься доказать?

— Ничего, просто составил тебе компанию.

— Я об этом и спрашиваю. Зачем?

Ему пришлось подыскивать слова, чтобы выразить то, что пришло ему в голову, когда он стоял у книжных полок Робин Эбботт, смотрел, условно говоря, на ее прошлое и вдруг понял, что для нее все это далеко не прошлое, а самое что ни на есть настоящее.

— Одно цепляется за другое, — сказал Крис. — Грета как бы привела нас к Робин. Ты выяснила, что она была активной участницей революционного движения в Мичиганском университете, и я ухватился за это, потому что учился там и видел, что тогда творилось. Я даже сам принимал в этом участие, не слишком активное, но достаточное, чтобы снова почувствовать то время. И она это почувствовала, когда я говорил об этом. Видела ее лицо? Ей хотелось рассказать нам о тех событиях более подробно, но она удержалась, опасаясь, что, если начнет говорить, скажет много лишнего, что прольет свет на то, чем она сейчас занимается.

— Если она, конечно, этим занимается…

— Брось, Морин! Почему же она вдруг замкнулась?

— Похоже, она живет прошлым…

— Или хочет его оживить, — улыбнулся Крис. — Но поскольку это не в ее силах, возможно, она ухватилась за какой-либо эпизод из прошлого.

— Или на кого-то затаила зло, — произнесла Морин в раздумье.

Крис вскинул брови.

— Может, на того, по чьей вине ее арестовали и упрятали в тюрьму, — добавила Морин.

— А что, Морин, это мысль! — Крис присвистнул. — Попробую раскрутить эту версию.

Он вспомнил один вечер в баре «Афины», где он познакомился с художником по имени Диззи. Разговорились, и тот рассказал, как они собирались взорвать подводную лодку, которая стояла на реке Детройт прямо за военно-морским арсеналом. Подлодка на приколе была своего рода достопримечательностью, но одновременно являлась символом войны. Диззи высказал предположение, что их кто-то заложил, потому что подлодка исчезла раньше, чем они успели ее взорвать, а потом и вовсе оказалась в составе израильского военно-морского флота.

Диззи было что рассказать, и Крис слушал его с удовольствием. Художник был венгром. У него была окладистая седая борода. Говорил он с сильным акцентом, который как нельзя лучше годился для рассказов о заговорах анархистов. Диззи сбежал от русских, променял Будапешт на Детройт, учился живописи в Университете Уэйна штата Мичиган, участвовал в студенческих демонстрациях до тех пор, пока его не отчислили.

Теперь он жил в греческом квартале, в мансарде, где оборудовал мастерскую и писал картины размером со стену и где его навещала любовница Амелия.

Крис наведался к нему.

— Вы помните Робин Эбботт? — спросил он в разговоре.

— Еще бы! Могу даже рассказать почему.

Когда Крис к нему зашел, Диззи сидел за столом и ел маринованных кальмаров. На столе стояла бутылка греческого вина «Рецина», а тюбики с красками были сдвинуты в сторону. Крис не любил «Рецину», пахнущую смолой, но немного выпил, когда появилась Амелия в белом платье спортивного покроя и наполнила бокалы.

— Мы пытались привлечь Робин в Социалистическую рабочую партию, — продолжил Диззи. — А может, то был Союз молодых социалистов, не помню. Здесь, в этом промышленном городе, представлялась фантастическая возможность развернуть массовую пропаганду, но оказалось, что Робин нравилось всего лишь быть в центре внимания и писать о пролетариате, а на самом деле среди ее знакомых не было ни одного рабочего. — Он пододвинул Крису блюдо с кальмарами. — Пожалуйста, угощайтесь.

— Спасибо. — Крис взял горсть оливок. — Вам известно, в какой организации она состояла? Кажется, она была членом подпольной организации «Метеорологи»?

— Была, но недолго, — ответил Диззи. — Одно время она принимала активное участие в организации «Белые пантеры», они помогали «Черным». Я это знаю, потому что присутствовал на одном благотворительном вечере, который устроили с целью собрать для них средства. Там было представлено много всяких политических организаций. К примеру, так называемая Международная партия молодежи, группа «Неистовые», Прогрессивная рабочая партия, «Маоисты». «Черные пантеры» были более известны как Национальный комитет по борьбе с фашизмом. Тогда я был молодым и увлекался идеями социализма. Скажите, почему среди молодежи утратила влияние Социалистическая рабочая партия? Думаю, виной тому наркотики и всякие кундалины вместе с йогой…