Глядеть на вытянувшиеся физиономии обоих паршивцев, по коим прокатился целый шквал самых разнообразных эмоций, было чистым, незамутнённым наслаждением.

Хозяйка лавки растерянно откашлялась и пролепетала:

— Капитан…?

Грир, чуть посерьёзнев, — о Боже, да кому он тут уподобляется?! — невозмутимо пояснил:

— Вряд ли нам удастся заставить его раздеться для примерки. — Он невинно посмотрел в опасно сузившиеся глаза Дидье. — Но я верю в вашу деловую сметку, мадам, в ваш опыт и в то, что ваши прекрасные глаза и без портновской линейки определят нужные размеры…

Снова внимательно поглядев в свирепое лицо капитана «Маркизы» и сообразив, что тот вот-вот рванёт прочь отсюда, Грир решил упредить возможность ретирады и прошептал, склонившись к его уху, аж покрасневшему от гнева и смущения:

— Должок.

Дидье сверкнул глазами, но не проронил ни слова. Застыл, будто статуя, с подозрением косясь на щебечущих женщин, будто опасаясь, что те вот-вот кинутся его раздевать. Очевидно, сейчас это его совсем не прельщало.

А модистки сперва цепко оглядели его с головы до пят, а потом резво принялись носить к прилавку груды одежды, каждый предмет которой Грир придирчиво рассматривал, а потом принимал или отвергал.

Здесь были и пресловутые кюлоты, и чулки с подвязками, при виде которых Дидье скорчил такую рожу, будто действительно вышел из дома для умалишенных, и два камзола — серебристо-белый и тёмно-синий — и стопка батистовых рубашек…

Моран с любопытством разглядывал каждую вещь, отпуская соответствующие реплики, а Дидье только молча скрипел зубами и закатывал глаза, и всё это продолжало радовать Грира просто неимоверно.

Но когда долгий процесс отбора подошёл к концу, и настало время расплачиваться за покупки, Грир всем нутром понял, что вот сейчас-то и грянет взрыв.

И взрыв грянул. Но он был похож скорее не на извержение вулкана, что естественно было предположить, а на атаку сокрушающего корабль айсберга — белого и ледяного.

— Сколько? — бесстрастно осведомился Дидье, вернув себе дар речи, — к крайнему изумлению лавочниц, — и легонько отстранил Грира. Хозяйка лавки растерянно назвала сумму, почти жалобно на него воззрившись. Моран сзади, не утерпев, присвистнул, а Дидье, и глазом не моргнув, извлёк из кармана свой потёртый кошель.

— Это моя забота, — ровно произнёс Грир, беря его за локоть, но тот в ответ полоснул его потемневшим от ярости взглядом и отчеканил:

— Я не идиот, не дитя и не родственник тебе, капитан. Я ни гроша от тебя не приму!

— Но поездка сюда за покупками — моя идея, — так же ровно заметил Грир, не выпуская его.

Дидье, впрочем, и не думал вырываться. Зелёные глаза его опять сверкнули гневом, но голос был по-прежнему совершенно ледяным:

— Это была зряшная идея, капитан. Но твоя. А я всегда плачу свои долги. Сам.

Он аккуратно опустил кошель в карман фартука отшатнувшейся лавочницы, рывком высвободил локоть из пальцев Грира и, даже не оглядываясь, вышел за дверь.

С королевским достоинством, хоть и был в своих обносках.

— Вот чёрт… — растерянно пробормотал Грир, провожая его глазами.

Дразнить Дидье Бланшара было приятно и весело, но…

Но он не собирался ни разорять его, ни оскорблять.

Грир беспомощно посмотрел на Морана, а тот, вдруг легко улыбнувшись, взял руку лавочницы и поднёс к губам, тепло глядя в её круглощёкое озадаченное лицо:

— Мы приносим вам свои извинения, мадам. Мы хотели… просто разыграть нашего друга. Могу я попросить вас вернуть нам его деньги? Мы сами заплатим за него, а его кошель я ему отдам.

— Развопится, как стая ворон, — угрюмо предрёк Грир и даже поёжился.

Мысль о том, что они потеряют завоёванное ими доверие Дидье, обожгла его как кипятком.

— Не развопится. Я ему скажу, что ты очень расстроился, — успокаивающе заметил Моран, улыбаясь углом рта. — Невыносимо, нестерпимо, нечеловечески расстроился. Просто ужас как.

— О да, — вымолвил Грир, моргнув. — Я расстроился.

Моран, видимо, действительно поговорил с Дидье, — хотя Грир, изо всех сил сдержавшись, не спросил его об этом, — потому что когда накануне бала капитан «Разящего» отправил на «Маркизу» сундук с купленными в лавке нарядами, сундук этот даже не отправился в море. Хотя Грир, стоя на мостике фрегата, уныло ждал, что с соседнего брига вот-вот раздастся взрыв отборной французской ругани, а потом и всплеск за бортом. Однако на палубе «Маркизы» царила почти идиллическая тишина.

Подозрительная тишина.

За час до назначенного губернатором времени бала Моран с Гриром, уже в полном парадном облачении, отправились на «Маркизу», чтобы забрать с собой Дидье.

Задрав голову к возвышавшемуся над ними борту судна, Моран вполголоса предрёк:

— Он наверняка велел близнецам соорудить ему какого-нибудь механического двойника, помяни моё слово.

— Или катапульту, которая сейчас забросит нас прямиком в трюм, — невесело усмехнулся Грир.

— В гальюн, — без тени улыбки подытожил Моран, тяжко вздохнув.

В общем, подымаясь на палубу «Маркизы», оба они были готовы решительно ко всему.

Только не к тому, что увидели.

Дидье Бланшар преспокойно восседал на бухте причального каната и что-то сосредоточенно вырезал из маленького обломка дерева — стружки так и сыпались на палубу.

При виде капитана и канонира «Разящего» он поднял глаза и поднялся сам. И безмятежно проговорил, чуть улыбаясь:

— Зеркала-то нету. Но огольцы сказали — я в порядке. Не соврали? — Он сдвинул тёмные брови, с некоторым удивлением глядя на изумлённо онемевших гостей. — Вы чего?

— Ничего, — кашлянув, наконец отозвался Грир.

Он, конечно, сам выбирал эти роскошные наряды. И хотел увидеть, как будет выглядеть в них Дидье. И подозревал, что вполне себе непринуждённо. Но он никак не ожидал, что этот босяк, скинув свои лохмотья и вырядившись в то, что выбрал для него Грир, превратится в принца крови.

Белоснежный с серебристым отливом камзол, богато расшитый серебряными же цветочными узорами, батистовая рубашка и светло-голубой шейный платок, белые же кюлоты и чулки в обтяжку, светло-голубые туфли с серебряными пряжками — Грир просто наглядеться не мог на всё это великолепие. Точнее, на Дидье в этом великолепии — на его статное тело, длинные ноги и озорные глаза, в которых наконец-то запрыгали знакомые черти.

Снова откашлявшись, Грир строго осведомился — для проформы, только чтоб опять заполучить контроль над собой и ситуацией:

— Парик?

— Ещё чего! — взвыл Дидье, который, очевидно, уже расслабился и решил, что неприятные сюрпризы закончились. — А сами-то?! Это несправедливо!

— Ну зачем ты его дразнишь? — укорил капитана Моран, вынимая из кармана своего вишнёвого с золотом камзола то, о чём думал Грир накануне — чёрную бархатную ленту, расшитую бисером, и протягивая её Дидье. — Просто свяжи волосы сзади, и всё. Помочь?

Дидье подозрительно поглядел в его совершенно серьёзные и даже невинные глаза, потом, похоже, решил, что канонир и не думал над ним потешаться, и пробурчал, выхватывая у него ленту:

— Сам. Не увечный небось, nombril de Belzebuth!

— А как ты сам с чулками-то справился? — так же серьёзно и невинно, как Моран, поинтересовался Грир, и Дидье с той же настороженностью на него покосился. А потом ехидно ухмыльнулся, прищурился и ответил врастяжечку:

— Я их столько снял, кэп, что надеть — плёвое дело.

— А, вот, значит, как, — степенно кивнул Грир. — Поня-атно…

Крышка трюмного люка невдалеке от них осторожно приподнялась, и в щели прорисовались любопытные и насмешливые, совершенно одинаковые физиономии близнецов. Дидье свирепо цыкнул на них, и физиономии тотчас исчезли.

Держа ленту в зубах, он небрежно прошелся пятернёй по своей взлохмаченной гриве, собирая её сзади в какое-то подобие хвоста, а потом так же небрежно скрутил его лентой:

— Готово, morbleu!

Моран с глубоким вздохом покачал головой и решительно шагнул к нему: