— Ты и сейчас в бейсбол играешь?

Если Тацуя работает в магазине, то вряд ли после окончания универа ушёл в профессиональный спорт, но это вовсе не означает, что он порвал с бейсболом окончательно. В Вакаяме точно есть любительские бейсбольные клубы.

— Нет… сейчас уже нет, — пробормотал Тацуя.

Его ответ слегка изумил Ёсихико и в то же время в очередной раз напомнил, что у каждого наступает возраст, когда за белым мячиком уже особенно не побегаешь. И уж Ёсихико с его больным коленом должен был знать об этом лучше всего.

— А ты, Хагивара?

— А? — машинально переспросил Ёсихико, не сразу поняв смысла вопроса. Только через секунду он догадался, что речь о бейсболе. — А-а! Я? Я тоже не играю. Точнее, не могу играть.

— Не можешь?

— Я играл за корпоративный клуб, но его расформировали, я ушёл из компании… и колено повредил. Мениск.

Ёсихико постучал по правому колену. Раньше он думал, что ни за что не сможет раскрыть свою тайну бывшим товарищам по спорту, но рассказать обо всём Тацуе оказалось на удивление легко. Безусловно, в старшей школе они были хорошими знакомыми, но возможно, уход из бейсбола сблизил их ещё сильнее.

— Колено, говоришь? — пробормотал Тацуя, понимающе кивая.

Как бывший спортсмен он понимал, что для бейсболиста это фатальная травма.

— Ты тоже ушёл из-за травмы? — спросил Ёсихико.

— Нет, — ответил Тацуя, не меняясь в лице. — Я закончил университет и решил, что настало время бросить.

— Ясно…

Отчасти Ёсихико казалось, что грех такому хорошему игроку бросать спорт, но каждому своё. Даже в командах-победителях чемпионатов Косиэна полно игроков, которые бросают бейсбол и уходят на офисные должности. Совсем немногие бейсболисты остаются в профессиональном спорте.

— Скажи, ты ведь соврал?

Слова Тацуи выдернули Ёсихико из раздумий.

— О чём ты? — опешив, переспросил он.

— Ты ведь соврал, что ищешь хозяйку кандзаси вместо больного родственника?

Когане, бесцеремонно сидевший на ногах Ёсихико и изучавший пейзаж, обернулся и посмотрел на лакея.

— А, ну, понимаешь…

Ёсихико попытался придумать отговорку, но в голову ничего не пришло. Да и не верил он, что сможет поддерживать придуманную легенду и дальше.

— Как догадался? — спросил Ёсихико, вздыхая.

Тацуя плавно повернул руль, входя в поворот, и невозмутимо ответил:

— У тебя глаза бегали. По тебе и раньше было видно, когда ты врёшь. Достаточно было посмотреть на тебя во время разминки, чтобы понять, какое у тебя настроение.

Тацуя остановился на светофоре и посмотрел на Ёсихико. Можно сказать, он остался таким же невежливым, но и Ёсихико тоже был хорош.

— Ты такое завернул, что начальник чуть было не засунул нос в твои дела. Он хороший человек, но иногда заходит слишком далеко.

После этих слов Ёсихико понял, почему Тацуя так охотно вывел его из магазина.

— Прости… Я сказал неправду, но не ради обмана, — признался Ёсихико и снова взял в руку смартфон. — Я действительно ищу хозяйку этой кандзаси.

Ёсихико снова показал Тацуе экран.

— Какая старая вещица.

— Да, она… принадлежит семье с богатой историей. Я думал спросить о ней в музее, но они сегодня закрыты. Поэтому решил выяснить, где здесь старые храмы.

— Интересные у тебя увлечения, — удивился Тацуя, не убирая руки с руля.

— Это у меня почти работа.

«Только мне за неё не платят», — мысленно проворчал Ёсихико. Кстати, боги не оплачивали даже его поездки. Правда, Ёсихико и не мог их попросить об этом.

— Вроде бы эта кандзаси откуда-то из этих краёв. Она тебе ничего не напоминает?

Амэномитинэ-но-микото говорил, что ему становится страшно при одной мысли о кандзаси. Если даже бог боится этой вещи, сам не зная почему, может, о ней среди местных ходят какие-то легенды?

— Нет… Но может, Ёдзи тебе скажет что-нибудь полезное.

— Ёдзи?

Кажется, начальник Тацуи упоминал это имя.

— Да, — Тацуя кивнул. — Ёдзи — это священник храма, в который мы сейчас едем.

Попрощавшись с Ёсихико и Когане, Амэномитинэ-но-микото направился обратно к себе в храм, однако в задумчивости остановился перед оживлённой улицей. Будучи настоящим богом и предком семьи Киикокудзо, он должен был вести себя подобающе и восседать в своём храме, но сейчас его грудь изнывала от чувства пустоты.

— Люди — такие удивительные создания…

В ушах до сих пор звучал голос лакея, советовавший не копаться в своих страхах. Амэномитинэ-но-микото слегка улыбнулся. Он встретил доброго человека, который заботился о нём и хотел оградить от вреда. И всё же прямо сейчас у Амэномитинэ-но-микото была причина посмотреть своему страху в глаза.

Он отошёл, чтобы не врезаться в девушку с парасолем, и вдруг опустил глаза. Тень девушки скользила по тротуару, удаляясь вместе с ней. Но бог, незримый для обычных людей, не отбрасывал тени. Почему-то сейчас этот очевидный факт наводил на него тревогу.

— Кто я?..

Безответный вопрос растворился в пустоте.

Он спустился с небес на землю как телохранитель Нигихаяи-но-микото и по приказу Камуяматоиварэбико-но-микото стал родоначальником семьи, которая должна была управлять Киикоку. Он знал, что в этом и есть его истинная сущность, но в последнее время начал сомневаться. У него осталась уверенность лишь в одном: как бог он должен направлять и наставлять людей.

Но почему он здесь?

Почему его почитают как бога?

Сейчас он не помнил причин, одни только оправдания. Истина скрылась в тумане.

Амэномитинэ-но-микото посмотрел на свои маленькие руки. Он так и не сказал лакею, что его воспоминания размылись намного сильнее, чем могло показаться. А вот лис, скорее всего, всё понял. Он не мог не заметить, что Амэномитинэ-но-микото специально так оделся в отчаянных попытках ухватиться за свою божественность.

Попытки изображать бога в погоне за исчезающими воспоминаниями загнали Амэномитинэ-но-микото в глубокое одиночество. Он не мог ни с кем поделиться своими переживаниями, поэтому они засели в глубине его души и глодали его день за днём. И всё же он не собирался жаловаться, ведь с потерей силы нельзя ничего сделать.

К тому же как бог он должен…

Как бог он должен…

Как бог он должен…

Он должен быть здесь. Он должен существовать.

Ради Кинокуни. Ради людей.

Но он уже не помнил, что стояло за этим чувством долга…

— Кто ты?.. Это твоя кандзаси?.. — обратился он к женщине из снов, глядя в марево над асфальтом, раскалённым летним солнцем.

Когда он подумал о кандзаси, его дыхание участилось, а тело сковал ледяной страх, но сейчас этот ужас остался его последним достоверным воспоминанием.

Его успокаивала сама мысль о том, что он ещё не забыл о страхе перед кандзаси.

Что он ещё помнит про женщину и её украшение.

Поэтому он решил ухватиться за этот страх и понять его сущность. Возможно, он вызван какой-то ошибкой или позором, но даже они могут стать зацепкой, которая поможет Амэномитинэ-но-микото вспомнить свой путь. Не исключено, что это и был последний луч надежды бога, запертого в исчезающих воспоминаниях.

Амэномитинэ-но-микото тихонько вздохнул.

На самом деле он был не так уж и против вернуться на небеса. Ему казалось, что тихое исчезновение — закономерная судьба бога, который потерял столько силы, что скоро уже не сможет жить в своём храме.

Казалось. Пока он не встретил её.

«Эй, ты! Ну-ка не сдавайся! Беги!»

Амэномитинэ-но-микото моргнул. Ему показалось, он разглядел в летнем мираже человека, который что-то кричит ему.

Это была девушка, отдалённо похожая на женщину из снов.

Молодая бойкая наставница юных бейсболистов. Именно случайная встреча с ней помогла Амэномитинэ-но-микото решиться на знакомство со своим страхом.

— Неужели ты знаешь, кто я такой? — обратился он к ней хриплым голосом.