– Я постараюсь пригодиться… И расплодиться…
Он вдруг сам рассмеялся от своих слов; и ведруссы удвоили этот смех.
Старший глянул на порванные сандалии Ерофея и сказал:
– Ты обувку-то выкинь свою, в ней теперь никуда не уйдёшь. Ты босым по земле походи, волю враз обретёшь и от хворей отвыкнешь, Земля – она лечит и силу даёт. А пока поживёшь вон в саду, там тебе всё покажут, расскажут и к делу пристроят. Коль понравится – так оставайся. Человек-то ты, вроде, способный.
Ерофей заулыбался и радостно ответил:
– Ну, спасибо; я сейчас, только выброшу эти…
Он встал и, сняв свою рваную обувку, хотел было её куда-то унести, но старший его остановил:
– Да оставь ты свои долгоступы; идём лучше в сад, нам время терять ни к чему.
Ерофей тут же оставил свои рваные сандалии. Оба ведрусса встали и пошли в сад, следом за ними последовал босой Ерофей.
Парень, сидевший с девушкой, спросил у могучего ведрусса, что старшим был:
– Свадомир, мы побудем ещё?
– Как хотите, – ответил тот на ходу и сделал жест тем, кто шёл рядом с ним.
Скоро все трое скрылись в зарослях садовых насаждений…
В своём саду Светослов с Ведамирой встречали вернувшегося Мирослава. Он подбежал к ним и с ходу выпалил:
– Мама, папа! Я сегодня ходил по воде! Я научился!
– Молодец! – похвалил отец.
– Ты умничка, Мирославушка, – вымолвила Ведамира, овеяв негой сына. Она поцеловала его и добавила:
– Теперь нам нужно подкрепиться – вас с Родосветом кашка ждёт, чтоб сил прибавить вам.
Родосвет, сидевший возле цветов, над которыми кружили большие шмели, встал и подошёл к маме. В этот момент Светослова что-то отвлекло. Он слегка напрягся и направил взгляд куда-то в небо.
– А можно мне воды из родника? – спросил Родосвет у мамы.
– Ну, конечно. Сейчас попьём живой воды, ну а потом за кашу примемся, – ответила Ведамира.
– Я тоже хочу из родника живой воды, – сказал Мирослав.
– Пойдёмте, – сказала Ведамира.
Она взглянула на Светослова, смотревшего куда-то вдаль, и спросила:
– Ты будешь здесь?
– Да, Ведамира; вы к роднику пока сходите, а я тут кое-что решу. Похоже, наш Певун с прогулки возвращается.
Ведамира с детьми пошла к роднику, находившемуся в дальней стороне их сада.
А Светослов смотрел в небо… В небе парила птица, она приближалась, – это был орел Певун… Наконец орёл пошёл на снижение и влетел в родной сад; Светослов поднял руку, и Певун с огромным размахом крыльев затормозил и плавно сел ему на руку. Светослов посмотрел на орла, словно читая его… Затем произнёс:
– Спасибо, Певун. Не думал я, что могут быть у нас такие новости… Ну, что ж, посмотрим, где взойдёт живая дума… Ну а теперь – лети, мой друг, пои свободой сердце!
И он взмахнул рукой, давая путь орлу. Певун вспорхнул, взмахнув могучими крылами, и полетел над садом. Светослов провожал его взглядом, думая о чём-то своём…
Тем временем Ведамира с детьми уже возвращалась от родника. Дети стали играть с порхавшими бабочками, стараясь их завлечь к себе. А Ведамира подошла к Светослову, стоявшему в раздумье. Она спросила:
– Что нового, любимый?
– Сейчас Певун принёс мне весть о том, что наш прекрасный край встревожен новыми людьми…
– Вот как? Но кто они? Как странно, – задумалась Ведамира.
– Посмотрим, кто… Нам воздух помогает, – улыбнулся Светослов. – Но вы хотели подкрепиться.
– Да, мы уже идём, – ответила Ведамира.
Она окликнула детей, и они направились к дому. А Светослов сел под яблоню и прикрыл глаза в предчувствии грядущих перемен…
На следующий день в селении с утра начались гулянья. Повсюду люди веселились, пели. Юноши и девушки в праздничных нарядах водили хороводы под запевки. И ярмарка всех зазывала своими новыми работами мастеровыми. Здесь прямо на повозках пестрели вышивки, наряды, фигуры дивных птиц, животных, статуэтки грациозных дев-богинь, свирели, дудки, повязки, пояса и медальоны с резными знаками, чарующими взор, – словом, множество всего, что Ведам было интересно и полезно искусством этим непростым с его таинственным значеньем. В этой шумной праздничной толчее появился Ерофей – тот самый странник, что решил здесь погостить, а может, и остаться насовсем. Он шёл не спеша, с удивлением глядя на радостных людей, разглядывая дивные товары ярмарки, и сам улыбался, чувствуя в себе странную радость, неведомую ранее.
Тут внимание Ерофея привлекло нечто невероятное и совершенно необъяснимое логикой рассудка: два молодых ведрусса, стоя шагах в четырёх друг от друга, смотрели на девушку, стоявшую между ними; но эта грациозная девушка не просто стояла – она совершала какой-то немыслимый трюк: постояв на месте, она воспаряла над землёй и зависала в воздухе на какое-то время, не имея никаких опор и страховок. И в тот момент, когда она находилась в воздухе, она раскидывала в стороны руки и звонко восклицала:
– Радости всем да нареченья светом!
В этот момент оба ведрусса хлопали в ладоши, отчего в воздухе происходил странный трепет, а ведрусса плавно опускалась на землю. А затем уже они воспаряли над твердью и восклицали:
– Взыграла молода Поющая Вода!
Они плавно опускались, и всё начиналось сначала. У Ерофея слегка помутился рассудок. Но он быстро взял себя в руки, осознав, что он всё-таки пребывает в краю непредсказуемых людей. Осмотревшись, Ерофей пошёл дальше. Внезапно он повернулся в ту сторону, где весело пели двое молодых людей – парень и девушка. Он их узнал: они вчера сидели там, где он с ведруссами общался. Эти двое производили впечатление театрального свойства: парень громко пел куплеты на манер частушек, а девушка плясала, как бы в подтверждение этих певчих фраз. А рядом два весёлых паренька подыгрывали им на деревянных ложках.
И вот зазвучал очередной запев:
– Ерофей гулял по свету
И больших людей искал;
Потерял свои штиблеты
И по саду заскучал.
А в саду – одна отрада,
Ерофей про всё забыл;
Что искать, когда всё – рядом?
И кому покой не мил?
Девушка лихо отплясывала. А парень подтанцовывал в паузах меж куплетами.
Ерофей застыл на месте. Это про него сейчас они пели… И вдруг ему стало смешно и радостно. Он понял, что всё здесь взаимосвязано и никто не держит внутри себя ни единой обиды и ни одной плохой мысли. И Ерофею от этого стало ещё теплее и веселее. Ему захотелось пуститься в пляс вместе с этими радостными людьми, забыв обо всём на свете. Да, это действительно была страна великих людей – странных волшебников с простыми деяниями. И он полностью окунулся в стихию праздника… А спустя несколько дней Ерофей и вовсе забыл, для чего он прибыл в этот край, – он счастлив был, живя в саду и не ища себе проблем.
Но в селении появился новый человек…
Этот новый человек был не таким, как Ерофей. Он был опрятен, спокоен и терпелив, его вежливость иногда бывала подчёркнутой. Держался он спокойно и достойно, не вызывая подозрений и лишних толков. Звали его Клавдий. Этот Клавдий появился в селении Ведов как-то вполне естественно, непринуждённо глядя на людей, проезжавших мимо на лошадях, на то, как они запускают в небо своих ручных птиц, как интересно разговаривают – чуть ли не стихами, только без рифмы, как поют хором; лишь одно его вдруг напрягло и заставило остолбенеть на какое-то время: он увидел, как из сада молодая ведрусса выводит медведя. Медведь этот был очень послушен и даже ласков (если в этом контексте возможно такое выражение) в общении с ней, он что-то урчал в ответ на её обращение к нему: «Баюн, Баюнушка, медку захотел, лакомка…» Клавдий пытался понять уклад жизни этих необычных людей и их намерения. Но он ничего не мог окончательно уяснить. С первой встречи, когда один из ведруссов обратил на него внимание, Клавдий держался естественно и открыто. Он спросил у ведрусса:
– Радости, молодец, тебе и здравия. А где тут у вас главный?