Тормоз очнулся, открыл глаз — второй уже вытекал — застонал, громко, мучительно.

— Надо же, какая гнида живучая, — хихикнул Лысый снова. — А жалко, все-таки, Дед. Что-то и мне захотелось узнать, за что нас сюда. Как мы, кому, где и когда напакостили.

— Надо было мне самому его придавить, как слепого щенка, пока еще не разобрался, что тут к чему, — кивнул Дед. — Ведь это такой разврат — не успеешь и оглянуться!.. Ему, видишь ли, уже интересно, как мы, кому, где и когда напакостили! Засохни, Лысый, заткнись.

— Ладно, Дед, ладно... Разврат на самом деле неслабый... Думаешь, я не вижу, как тебе самому интересно? Нет, Дед, а все-таки жалко этого идиота. А что, если бы он правда расшифровал всю эту гнидятину? Все эти циферки и крючочки?

— Лысый, ты взрослый вроде как человек... Тьфу, вот ведь зараза! В общем, заткнись. Умник — на нашем участке, мы должны его раскопать и убрать. Ты видел, кто сегодня дежурный?

— Еще бы, — гигикнул Лысый, ворочая камни. — Сейчас будет орать: что же мы, тупые толстые жопы, не справились, пока обед.

Они растащили камни, поставили запасную подпорку, закрепили просевшую кровлю, выскребли Гнуса.

— С-сука, пообедать не дал спокойно, — Лысый пнул окровавленным сапогом разбитое туловище.

Он отбросил еще пару камней и выпрямился. Из завала, из хлама и крошева, выкарабкался пыльный изгаженный Умник. Он выбрался из какой-то невероятной норки, которая образовалась под упавшей кровлей между камнями, выпрямился и стал отряхиваться.

— Я чуть не уссался! — загоготал Лысый.

Дед засмеялся с ним, подошел к Умнику и треснул его по плечу.

— Вот ведь сучонок! — Дед треснул его еще раз. — Ты что, заколдованный?

Умник снял каску и потрогал повязку, на которой никак не засыхало пятно. Как обычно, осмотрел кровь на пальцах, надел каску, посмотрел на Деда и Лысого без улыбки.

— Я здесь ни при чем.

— А кто?

— Помнишь, Лысый, я тебе говорил про закон?

— Про какой закон?

— Помнишь, помнишь. Ты думаешь, я так просто споткнулся?

— Не понимаю!

— Это говорит о том, что я все делаю правильно. Все говорю правильно, и все правильно думаю.

— Умник, я тебя сейчас огрею вот этой стойкой, и никакой закон тебе не поможет! — Лысый стукнул Умника в грудь. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что если ты на своем месте, и делаешь то, что должен, с тобой никогда ничего не случится. Так что, Лысый, не парься. Сегодня мы кое-что накопаем. Я, кажется, догадался, как нам расшифровать циферки.

— Ладно, Умник. Ты заколдованный, и я уже понял, что с тобой ничего не случится — пусть так, может быть. Но вторую-то дырку в башке схлопочешь как пить дать.

— А что делать, — Умник потрогал повязку. — Издержки агрессивной среды.

— Агрессивной среды, гы-гы-гы.

— Для каждой агрессивной среды, Лысый, есть своя техника безопасности. Если ее соблюдать, то все будет нормально.

— А где ее взять? В учебниках про нее не пишут.

— В учебниках пишут про все. Нужно просто читать уметь. Соображай, что тебе надо, читай и думай, что пригодится.

— Соображай... Легко сказать. Вот что, например, надо, чтобы не получить дыру в голове?

— Надо чтобы не было головы, — захохотал Дед.

— Но у меня-то есть голова!

— Вот и соображай.

Они остановились у люка.

— Умник, а как этот люк согласуется с твоей техникой безопасности? — Дед стукнул ногой в железо. — Вторую дырку в башке ты ведь из-за него чуть не выхватил?

— Чуть-чуть не считается, Дед, — Умник отодвинул тяжелую крышку и переступил порог. — Мир устроен в двоичной системе: «да» или «нет». Если переделать твою любимую фразу, то один раз уже пидорас.

— Что ты имеешь в виду? — Дед озадачился. — Что мы все пидорасы?

— Да.

— И что нам теперь делать?

— Тебе ничего. Чуть-чуть не считается.

— Не понял! Я тебя сейчас тут ухайдокаю, гнида. Что ты имеешь в виду?

— Если ты чуть-чуть пидорас, то ты еще не пидорас. Понимаешь, Дед, существует некоторое число, определяющее. Это число очень важное, потому что меньше него ты еще не пидорас, а больше — уже пидорас. По шкале пидорасости, в смысле. Но это определяющее число выводится по такой формуле, в которой бывает только «один» или «ноль».

— Знаешь что, Умник, — отозвался Дед злобно, — я тебя, все-таки, наконец тут угроблю и размажу по этому самому люку.

— Ладно, только давай сначала пойдем и узнаем, за что ты меня тут угробишь и размажешь по этому самому люку.

Умник скрылся. Лысый с Дедом переглянулись, переступили порог и двинулись вслед. Вскоре они подошли к той двери, зашли в комнату, расположились за спиной Умника. Умник набрал свою комбинацию клавиш, вывел на экран таблицы, стал их неторопливо листать.

— Умник, ты мне все-таки вот что скажи, — Лысый, наконец, нарушил молчание. — Допустим, ты тут кое-что понимаешь — ладно, хрен с тобой, яйца мы тебе отрежем потом. Но ты мне вот что скажи. Если ты все это знаешь, откуда ты все это знаешь?

— Оттуда, Лысый, оттуда, — Умник не отвлекался от клавиш. — Все оттуда. Я ведь, Лысый, бракованный. Я ведь, Лысый, убогий — мозги мне кастрировали не до конца.

— Я тебя, сволочь, не понимаю!

— Лысый, откуда ты знаешь что нужно делать, когда тебе хочется в туалет? Откуда ты знаешь, какие мышцы тебе нужно напрячь, чтобы высрать кусок дерьма?

— А нахрен мне это знать? Просто берешь и срешь. Ну ты дал, Умник, я чуть не уссался.

— Ну вот, Лысый, видишь, ты чуть не уссался. Значит, ты знаешь, как уссываться.

— Знает, и еще как, — загоготал Дед.

— И не надо ни у кого спрашивать?

— И не надо ни у кого спрашивать.

— Значит, Лысый, это знание уже присутствует в тебе изначально?

— Что ты хочешь сказать?

— А что ты хочешь понять?

— Дед! — взмолился Лысый. — У тебя с собой есть что-нибудь потяжелее?

— Он, я так понял, хочет сказать, что чтобы что-то узнать, нужно уссаться, — сообщил Дед неуверенно.

— Умник, паскуда, прекращай умничать и отвечай на вопрос!

— Я не знаю, что тебе еще отвечать, Лысый. Я тебе ясно сказал. Все что нужно у тебя есть — уже есть. А как этим пользоваться, и для чего — этого тебе никто не расскажет.

— Ну и какая мне тогда от этого радость? Вот суки.

— Потому что все что нужно у тебя уже есть. И то, как всем этим пользоваться. Выбор, таким образом, за тобой: пукать на самокате или телепортировать. Вот отсюда я это и знаю, — Умник потрогал повязку, осмотрел кровь на пальцах. — Ага! Вот я и нашел кое-что.

Лысый с Дедом подались вперед, всматриваясь в непонятную мешанину символов на экране.

— Видишь номер? — Умник обернулся к Деду.

— Сто сорок три, двести пятнадцать, триста два, девятьсот одиннадцать. Вижу, и что?

— Это твой номер, Дед.

— Хм! — фыркнул Дед. — И что мне теперь с этим делать? Даже в сортир не сходить.

— Не все сразу Дед, не все сразу. В сортире тоже на пустой желудок не особенно разбежишься. Это твой номер, и придет время, когда мы узнаем, что за ним кроется, кто ты такой, в чем заключается твое преступление, за что ты гробишься здесь на каторге.

— Умник, а мой номер сможешь узнать? Какой у меня номер?

— Зачем тебе, Лысый? — Умник чуть улыбнулся. — Здесь, в зоне, достаточно туалетной бумаги. В крайнем случае можно просто подмыться.

— Я тебя сейчас задушу, гнида.

— Сейчас я узнаю твой номер, — Умник долго стучал по клавишам. — Читай.

— Сто одиннадцать, двести двенадцать, восемьсот сорок, триста пятьдесят четыре... Это на самом деле мой номер?

— Гарантия. Тебе стало легче?

— Умник, — сказал Лысый, вдруг без обычного своего фиглярства. — Мне стало легче. Не знаю почему, можешь хихикать и тыкать пальцем, но мне стало легче. Ты сволочь. Откуда ты все это знаешь?

— Я не буду хихикать и тыкать пальцем, — сказал Умник серьезно. — Я бракованный. Если ты знаешь свой номер, это уже кое-что и это уже кое очень немало что. На самом деле это самое главное, потому что за номером можно вытянуть все что там есть — про нас, про каждого.