По дорожкам бродили сороки, лисицы, парнокопытные всех видов и типов, ощерившиеся ласки и хорьки, и от топота копыт, тявканья и стрекотания Виктору даже уши заложило.

Вздохнув, Аксенов открыв свой волшебный чемоданчик, и вытащил из него завернутое в полотенце зеркало для бриться, лобзик, шлифовочную машинку и записку: «Инструмент после эксплуатации верни. Пилить больно не будет, у тебя они давно ороговели. И еще — захочешь перестать видеть истину — обращайся. Правда, стоить это будет гораздо дороже.»

— Ну Зина, ну баба! — выругался Аксенов и, стиснув зубы, принялся пилить свои рога, наплевав на улыбки и удивление всех прочих парнокопытных на площади, которые показывали на него пальцем.

— Всех ненавижу! Все твари!

Виктор все пилил и пилил, и с каждым новым «вжик!» что-то неясное, неопределенное отделялось от спины, сползало вниз, все росло, росло, пока наконец не закрутилось над головой в огромный скорпионий хвост.