Пауза. Отчетливо слышна негромкая, механически печальная кассетомузыка.
Л а р а. Даже в эту минуту она не может без музыкального сопровождения!
Вышла. Музыка прекратилась. Вошла Т а ш а.
Т а ш а. Папик?
И г о р ь. Да, милый?
Т а ш а. Я могу помочь?
И г о р ь. Иди к маме. Она огорчена.
Т а ш а. Папик. Прости, что сейчас. Но меня вдруг залихорадило. Что ты говорил Эммануилычу? Понимаешь, папик, он только визуально кажется крепеньким спортивным функционером. По сути, он очень славный, даже добрый человек, бывают и такие. Биология. Что ты ему сказал?
И г о р ь. Плевал я на твоего Эммануилыча.
Т а ш а. Что?
И г о р ь. Плевал. Плюю. И буду плевать.
Т а ш а. Я это тебе припомню.
И г о р ь. Буду я еще нежничать со всякими… Он надолго запомнит то, что я сказал. Пошла вон.
Т а ш а. Я никуда не уйду. Я здесь прописана. (Выражение лица у Таши, вероятно, такое, как у Лютера, когда он говорил знаменитое: «Я здесь стою, я не могу иначе».)
И г о р ь. Пошла вон!!
Т а ш а. Ладно. Хорошо. Ладно. Я даже верю, что ты мог. Убийца!.. (Истерика.)
Вошла Л а р а.
Л а р а. Я могу дать тебе последний шанс. Я готова остаться. В Москве есть дублер, я договорюсь.
И г о р ь. Утром ты сама поймешь — невозможно. Будешь нервничать, плохо соберешься, и это перечеркнет всю поездку.
Л а р а. Итак, ты решил!
И г о р ь. Конечно.
Л а р а (посмотрела на дочь). Что здесь происходит? Хочешь прикончить нас? Как я тебя ненавижу!
Игорь вышел. Звук лифта.
Пошел куда-то, слышишь? Что же делать?
З а т е м н е н и е.
Набережная. Для обозначения ее достаточно той решетки, что охватывает всю сцену, — уголок микрорайона. Появляется А л г е б р о в.
А л г е б р о в. Фуй, как хорошо! (Расстегнул одежду на груди.) Ветерок славный. Наверное, с самого Баренцева моря. (Глубоко вздохнул.) Снимает. Снимает…
Появился Н и к о л а й.
«На прошлом давно уж поставил я крест, чего же ты хочешь, товарищ Зюйд-Вест?» Надо жить. А смысл? (Опять глубоко вздохнул.) Вот он, смысл.
Николай занят каким-то делом, отмерил рулеткой расстояние, воткнул вешку.
Товарищ Коля! Дорогой мой Николай! Не надо созидать. Все уже создано, воздвигнуто, завершено.
Николай повесил фанерку: «Осторожно! Опасная зона! Ведуться работы!» Мягкий знак перечеркнут. Звук автомобиля, появился И г о р ь.
А вот и именинник!
И г о р ь. Здравствуйте, Николай Никифорович.
Н и к о л а й. Добрый день… Если кто-то подойдет, начнет расспрашивать — не обращайте внимания.
А л г е б р о в. Местность пустынная.
Н и к о л а й. Я отойду к дровам. Вы, Игорь Павлович, станете так, как стояли в тот вечер, а вы, Борис Андреевич, пойдете по газону, откуда, по вашим словам, шел Сергей Александрович.
А л г е б р о в (поднял руку). Как будут оплачиваться полевые работы?
Н и к о л а й. В соответствии с коэффициентом трудового участия.
И г о р ь. Не боись, Боря. Заработаешь на беккеровский рояль из белого мрамора.
Посмеялись. Алгебров уходит.
Игорь и Николай обменялись взглядом.
Н и к о л а й. Вас не напрягает этот маленький спектакль? Обычный следственный эксперимент. Он мне нужен.
И г о р ь. О чем речь.
Н и к о л а й. Надо еще двух понятых. Вон работяги появились у печки. Их и попросим.
И г о р ь. Я свободен до часу, помните? Мне тоже приходится отпрашиваться.
Николай ушел.
Игорь достал журнал, невольно огляделся. Та же набережная, то же яркое солнце…
Г о л о с Н и к о л а я. Борис Андреевич, идите. Только, пожалуйста, без мимики. Игорь Павлович, разве вы тогда стояли с журналом?
Алгебров приблизился. Они с Игорем почти рядом.
А л г е б р о в. Страшно? (Кивнул на фанерку.)
И г о р ь. Почему?
А л г е б р о в. Должно быть — страшно.
Игорь листнул журнал.
Слушай, Игорек, есть предложение… Маленькое. Совсем крохотное. Сделаем так. Скажи: я — виновен. Только два слова. И мы поставим точку. Можешь сказать вполголоса, следователь далеко. Он далеко, он не услышит. Скажи — и уйдешь свободным. Я найду соответствующие аргументы, чтобы убедить Колю. Хорошо, можешь не вполголоса, можешь губами. Мне достаточно.
Молчание.
«Я — виновен».
Молчание.
Смотри, Игорек, рискуешь. В моем распоряжении есть страшная улика. Ты знаешь.
Игорь читает.
Я не сержусь. Я понимаю твои реакции, журнальчик. Что тебе остается?.. Не вынуждай меня заявить, что был еще один свидетель. Второй свидетель — это твой конец.
Игорь взглянул на Алгеброва.
Я много думал. Я все время думаю. О тебе тоже. Я — не карающий меч. Не истина в последней инстанции. Нужен зазор. Надо прощать. Я дам тебе этот зазор. Я — решил. Я дам тебе, кто-то даст мне, пусть будет так! Да будем мы милосердны. «Я — виновен», ну?!
Г о л о с Н и к о л а я. Борис Андреевич, отойдите чуть правее.
А л г е б р о в. Ч-ч-черт… Чего им всем надо? Ну, Игорек!
И г о р ь. Боря. Начинаешь утомлять.
А л г е б р о в. В сущности, нас разделяет десять лет. Всего. Но это разные эпохи. Ты какой институт кончал?
И г о р ь. ЛИТМО.
А л г е б р о в. В мое время престижное учреждение… А я учился в странном институте. Его давно нет. Значков не имеется, выпускники не встречаются. Скажешь кому-нибудь — не понимает. Педагогический институт имени Покровского. Слышал? Теперь там… вон крыша. Обернись!
И г о р ь (не оборачиваясь). Я знаю, что теперь там. И даже слышал об Институте Покровского.
А л г е б р о в. Просвещенная личность. Мои симпатии к тебе укрепляются. Давай те два слова — и все. (Подошел, взглянул, что читает Игорь.) «Охота и охотохозяйство»? Ты что, охотник?
И г о р ь. По возможности.
А л г е б р о в. Мы все охотники по возможности. Только возможности у всех разные… Следователь идет! До финального свистка считанные секунды! Говори! Быстро!
Пауза.
Сволочь! Припомнишь ты Алгеброва! Сейчас он узнает все!
Николай подошел.
Н и к о л а й. О чем беседовали? Это мешало. (Смотрит чертежик.) Так. Следствие начато двадцатого октября. Нынче пятое декабря… На днях опять встречался со строителями. (Кивнул на ограду.) К ним трудно придраться. На восемьдесят процентов правила были соблюдены. Остается подписать чертежик. Игорь Павлович.
И г о р ь. Самой своей торжественной росписью.
Н и к о л а й. Борис Андреевич.
А л г е б р о в. Река. Ограда… (Поднял глаза на Игоря, негромко.) Губами.