— Если и другие хоть в чем-то похожи на этого глупца, они поведут себя точь-в-точь, как он сказал. Это им же и подтверждено.

Уитлоу медленно огляделся вокруг, наклонил голову, пытаясь отыскать ответ на внезапное изменение позиции жесткокрылов. Его озадаченный взгляд остановился на Главном.

— Мы переменили мнение, мистер Уитлоу, — хмуро признался Главный. — Я говорил вам с самого начала, что мы не колеблемся, принимая решения, когда располагаем ясными и убедительными аргументами. Если ваши глупые доводы относительно гуманности и добычи были явно неудачными, то ваша последняя вспышка убедила нас. Все именно так оно и есть, как вы говорите. Тупоумные земляне в конце концов нападут на нас, причем даже надеясь на успех, если мы займем выжидательную позицию. Поэтому, по логике вещей, мы должны провести предупреждающую акцию, естественно, чем скорее, тем лучше. Мы проведем разведку, и если условия на Земле такие, как вы утверждаете, то мы нападем на вашу планету.

Из состояния смятения и уныния Уитлоу вдруг в один момент достиг пика радостного возбуждения. Его долговязое тело, казалось, вытянулось и стало еще длиннее. Все, наконец, встало на свои места.

— Изумительно! — фыркнул он, а затем взволнованно затрещал. — Конечно, я сделаю все, что в моих возможностях. Я обеспечу транспортировку!

— В этом нет нужды, — решительно заявил Главный. — Мы более не доверяем вашим огромным силам, как и вы сами. У нас есть свои космические корабли, полностью пригодные для подобного предприятия. Мы не выставляем их напоказ, как и не хвастаемся другими техническими достижениями нашей науки. Мы не используем свой военный потенциал как вы, земляшки, чтобы бесцельно носиться туда-сюда. Тем не менее космические корабли у нас есть, накоплены про запас на случай необходимости.

Но даже этот презрительный отказ в помощи не испортил ликования Уитлоу. Лицо его сияло. Навертывающиеся слезы заставляли моргать лихорадочно блестящие глаза. Его адамово яблоко дергалось от удушья.

— Ах, друзья мои… мои дорогие друзья! Если бы я только мог выразить вам, что означает этот момент для меня! Если бы я сумел рассказать вам, как я счастлив, представляя тот великий грядущий момент! Когда люди выглянут из своих траншей и окопов, из бомбардировщиков и истребителей, домов и фабрик, из наблюдательных постов и штабов, чтобы увидеть новую угрозу в небесах. Когда эти жалкие воззрения о миролюбии отпадут, как грязные и рваные одеяла. Когда земляне перережут опутывающую их колючую проволоку ненависти и соединятся рука об руку, как истинные братья, что встретят общего врага. Когда, выполнив общую задачу, они добьются истинного и прочного мира!

Уитлоу остановился, чтобы перевести дыхание. Его остекленевшие глаза любовно остановились на голубой звездочке Земли, едва возвышающейся над горизонтом.

— Да, — издалека дошла до него весьма простая мысль Главного. — Для обладающего твоим темпераментом это будет, вероятно, очень радостная и трогательная сцена. Но ненадолго…

Уитлоу тупо посмотрел вниз. Последняя мысль Главного будто слегка задела его, царапнув кожу, — легкий удар огромной ядовитой клешни. Он не понял, но ощутил неосознанный страх.

— Что… — запинаясь, проговорил он. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — заявил Главный, — что во время нашего вторжения на Землю нам не придется воспользоваться тактикой «разделяй и властвуй», которую обычно применяют в подобных случаях. Вы же знаете наверняка этот принцип: присоединиться к одной фракции, чтобы победить другую — ведь воюющие стороны не очень разборчивы в союзниках, — затем подстрекать к дальнейшему расколу и так далее. Нет, с нашим превосходством в вооружении мы, вероятно, проведем прямую акцию стирания и не станем связываться с утомительными махинациями. А поэтому вы, вероятно, увидите ту вспышку единения глупышек-землян, которому придаете большое значение.

Уитлоу уставился на Главного, лицо пацифиста моментально побелело от ужаса. Он облизал губы.

— Что вы подразумеваете под словами «ненадолго»? — прошептал сипло Уитлоу. — Что вы имеете в виду под понятием «вспышка»?

— Неужели вам все еще непонятно, Уитлоу? — откликнулся Главный с оскорбительным сарказмом. — Неужели вы могли хоть на минуту предположить, что мы совершим какое-то миниатюрное вторжение на Землю и, внушив землянам благоговейный страх, вернемся на Марс. Таким методом мы наверняка добьемся вторжения на Марс, что со временем и произойдет. Следуя вашему совету, мы только ускорили бы эту агрессию: ведь земляне тут же появились бы на Марсе с намерением предотвратить угрозу. Нет, мистер Уитлоу, мы нападем на вас только для того, чтобы защитить себя от потенциальной опасности. Нашей целью будет полное и тотальное уничтожение Земли, совершенно быстрое и эффективное. Наше сегодняшнее военное превосходство делает успех неизбежным.

Уитлоу, похожий на грязную и желтоватую статую самого себя, тупо уставился вытаращенными глазами на Главного. Он раскрыл рот, но не произнес ни слова.

— Вы ведь не могли и предполагать, мистер Уитлоу, не правда ли, — сердечно продолжал Главный, — что мы сделаем что-либо, пусть даже малость, для вашего блага? Или для блага любого, а не жесткокрылых?

Уитлоу не сводил глаз с ужасных черных восьминогих яиц, подкатившихся поближе, — живых воплощений ядовитой черноты древней планеты.

Он только смог мысленно пробормотать:

— Но. — я думал, вы сказали-, что нельзя думать о чуждых созданиях, как о злобных чудовищах, стремящихся только к уничтожению и разрушению…

— Возможно, — отрезал Главный.

И только тут мистер Уитлоу осознал, чем в действительности являются эти чуждые ему создания.

Будто в удушливом кошмаре он заметил, что жесткокрылые подобрались к нему еще ближе. Он услышал высокомерную нескрытую мысль, посланную Главным Старшему:

— Ты еще не добрался до его разума?

И ответ Старшего:

— Нет.

И быстрый приказ Главного.

Черные яйца ворвались в его световую сферу, грозные бронированные клешни потянулись к нему, и это было последним осознанным впечатлением мистера Уитлоу на Марсе.

Мгновением позже защитное устройство спасло его от гибели, переместив на огромное расстояние, — мистер Уитлоу пришел в себя внутри воздушного пузыря, который чудесным образом поддерживал нормальное атмосферное давление в глубинах бескрайних венерианских морей. Подобно рыбе в аквариуме, только с другой стороны, он рассматривал мягко колышущиеся люминесцирующие водоросли и наполовину покрытые ими или полупогруженные в них огромные здания. Вокруг носились сверкающие корабли и существа со щупальцами.

Главный Моллюск рассматривал существо, вторгшееся в его частный сад, с высокомерным неодобрением, которое даже удивление не могло поколебать.

— Кто вы? — холодно спросил он.

— Я… я прибыл, чтобы информировать вас о злобном нарушении правил перемирия. — Пять глаз на длинных стебельках рассматривали пацифиста с той же холодностью, что прозвучала повторно во фразе:

— Но кто вы?

Внезапный прилив горькой правдивости заставил мистера Уитлоу ответить:

— Наверное… меня можно назвать поджигателем войны.

Рассказ[1]

Джо Слеттермен внезапно понял: если он не уберется отсюда сейчас же, то в его черепе что-то взорвется и осколки его, словно шрапнель, сметут многочисленные подпорки и заплаты, удерживающие его ветхую хижину от окончательного разрушения. Его жилище более всего походило на карточный домик из деревянных, пластмассовых и картонных карт, а очаг, печи и камин были неожиданно тяжеловесными.

И все это, сделанное из твердого камня, выглядело прочным. Очаг доходил ему до подбородка, был раза в два больше в длину и до краев полон пламени. Выше располагался ряд квадратных печных заслонок: его жена пекла хлеб, что составляло часть их доходов. Над печью прибита длинная, во всю стену, полка, слишком высокая, чтобы его мать могла дотянуться, а мистер Пузик допрыгнуть, заставленная всевозможными семейными реликвиями. Некоторые из них, сделанные из камня или фарфора, настолько высохли от постоянной жары, что казались не чем иным, как высохшими человеческими головами или мячами для гольфа. Сбоку стояли плоские бутылки из-под джина, бережно хранимые женой. Еще выше висел старый мультихром. Его водрузили настолько высоко и он так был покрыт сажей и салом, что нельзя было точно сказать, был ли этот сигарообразный предмет, окруженный воронками, китобойным орудием или же космическим кораблем, пробирающимся сквозь облако гонимой солнечным светом космической пыли.