— Понимаю. Я выбил отпуск на две недели. Тебе хватит двух недель, чтобы отдохнуть?

Лиэлл несколько секунд смотрела ему в глаза, потом не выдержала и рассмеялась. Смех был усталый, но светлый.

— Не перестаешь меня удивлять, настырный ты человек. Зачем тебе это?

— Не хочу, чтобы что-нибудь снова случилось. Знала бы ты, как я грыз себя в прошлый раз за то, что не поехал с тобой!

— Фрэнк, ты не записывался в мои личные телохранители, незачем укорять себя, — покачала она головой.

— Пока я на этом посту, я чувствую ответственность за каждого инопланетянина на Земле. Лиэлл, ты самая беспокойная из всех моих подопечных, — Фрэнк едва не добавил «и самая дорогая мне». — Кстати, а почему не едут твои новые телохранители, если уж о них пошел разговор?

Лиэлл неожиданно помрачнела.

— Скажем так: там, куда я еду, я хотела бы быть совсем одна. Без охранников и без родственников.

— А с другом? — осторожно спросил Ардорини. Очень боялся увидеть ее непонимание, но она всерьез задумалась.

— Ты обещаешь не мешать мне и не задавать совсем идиотских вопросов? — спросила она, наконец. — Сможешь ли ты молчать при необходимости и не препятствовать мне бывать там, где будет нужно?

— Шантажистка. Согласен, — вздохнул Фрэнк. — Между прочим, моноэкспресс ходит часто, но мы рискуем просидеть лишние полчаса на стоянке, потому что вот-вот опоздаем на тот, что отойдет через пятнадцать минут.

Спустя четверть часа они уже сидели в ослепительно белом вагоне монорельсового экспресса «Рим-Москва». Ехать было не так долго, чтобы успеть утомиться от поездки, но достаточно для того, чтобы поговорить.

— Как твои подопечные, Лиэлл? Что-то я их давно не видел, — поинтересовался Ардорини.

Это была правда — если первое время Лиэлл нигде не появлялась без сопровождения одного из своих гладиаторов, а то и сразу обоих, то потом он все реже встречал в приемной перед кабинетом посла сероглазого Коулса или рыжего улыбчивого Челлта.

Лиэлл хмуро пожала плечами.

— Я дала им немного отдохнуть. Сколько можно? У них практически не было выходных.

Первым делом, после высадки на стоянке моноэкспресса в Москве, они направились к гостинице. Лиэлл выбирала и гостиницу, и двухкомнатный номер по своему вкусу — сам Фрэнк ни за что бы не выбрал номер с видом на Московский Космопорт. Во-первых, дорого, во-вторых, как-то не располагает к отдыху пейзаж за окном. Но все равно, он дал слово молчать и не мешать — и не будет этого делать.

Забросив сумки в номер, они, по настоянию Лиэлл, тут же отправились перекусить в маленькое кафе при Космопорте. Судя по вывеске, семья хозяев владела этим кафе достаточно давно — почти триста сорок лет. Лиэлл решительно прошла внутрь, Ардорини следовал за ней, как и обещал, молча.

Как ни странно, кафе ему понравилось. Тихо, уютно, живая музыка и живые официанты — в Риме это была редкость, там давно все автоматизировано. Лиэлл почти не разговаривала, казалось, она все время о чем-то думает, точнее, мечтает. Лицо ее было отрешенным и немного грустным. Воспоминания. Фрэнк никогда не мог этого понять — зачем некоторые люди для того, чтобы отдохнуть от бурной жизни, стремятся в прошлое? Зачем нагонять на себя грусть — для повышения жизненного тонуса? Непонятно. Размышляя о тщете всего сущего, он вышел из кафе вслед за Лиэлл, полагая, что до вечера они будут молча слоняться по улицам древнего города, пока соэллианка не устанет вспоминать. Вопреки его опасениям, едва выйдя с территории Космопорта, Лиэлл неожиданно развеселилась, и к вечеру, возвращаясь в номер практически без ног и заболевшими от смеха челюстями, Фрэнк думал уже об обратном — неужели нужно так сходить с ума, едва распростившись с работой?

В течение недели они с Лиэлл бродили по городу. Она рассказывала всякие интересные вещи о Москве, показывала места, с которыми у нее были связаны какие-то забавные приключения. Фрэнк постепенно втянулся в эти прогулки и по утрам уже сам не мог дождаться, когда же они выйдут из номера.

Однажды, на седьмой день пребывания в Москве, они наткнулись на небольшую рекламу в новостях — экзотика в виде речной прогулки на небольшом катере, стилизованным под старые речные трамвайчики. Москва-река не была спрятана под землю, как Тибр в Риме, и прогулки по ней были особым развлечением — плыть посреди города, как в древней Венеции, мимо зданий, машин и людей было очень необычно. Естественно, соэллианка захотела воспользоваться случаем. Ардорини даже для порядка не стал возражать, тем более что обещал же он не мешать ей отдыхать!

Места на катере они забронировали накануне, и утром, едва встало солнце, они уже поднимались по трапу на верхнюю палубу прогулочного катера.

Владельцы «Гондольера», речной компании, которой принадлежал и катер, и сама идея организации подобных прогулок, хорошо знали Лиэлл. Собственно, ее знали почти все более-менее просвещенные люди на планете, в этом Фрэнк убедился еще пятьдесят лет назад. Соэллиане на Земле были почетными гостями, и это не могло не сказаться на качестве обслуживания — лучшие места на носу судна достались Лиэлл и ее спутнику.

Первый час катер, не торопясь, плыл по городу, а потом представитель компании («массовик-затейник», как причудливо назвала его посол) предложил продолжить плавание вниз по течению, за черту города. Возражений не было ни от одного из пассажиров, особенно после того, как «затейник» добавил, что все дополнительные расходы пойдут за счет компании «Гондольер» как подарок высокой гостье.

— Иногда известность не мешает, а помогает, — глубокомысленно заявила Лиэлл, устраиваясь поудобнее в своем кресле. Ардорини не стал возражать, наполнил бокалы на маленьком столике между их креслами и протянул один из них Лиэлл. Она приняла бокал, попробовала пару глотков.

— Фрэнк, меня всегда поражало твое умение выбирать вино. Каждый раз ты заказываешь разное, и каждый раз оно соответствует настроению момента.

Ардорини склонил голову, принимая восхищение собеседницы. В это время к ним снова подошел «массовик-затейник».

— Госпожа посол, не будете ли вы любезны ответить мне на один вопрос?

— Конечно-конечно, — заинтересовалась Лиэлл.

— Как вы относитесь к музыке?

Фрэнк поморщился. Представить себе, что в эту тишину, в этот прозрачный воздух ворвется электронный вихрь звуков, было просто неприятно.

Лиэлл задумалась.

— Скорее, положительно, чем отрицательно. Но если вы хотите включить сейчас, здесь какую-то запись… не знаю. Сейчас подошло бы что-то из… скажем, гитара. Живая негромкая музыка. Но ведь у вас наверняка такого нет. Так что, пожалуй, не надо.

«Массовик» загадочно и слегка торжествующе улыбнулся.

— Вы будете крайне удивлены, госпожа посол, — он подошел к поручню и что-то крикнул вниз, на нижнюю палубу. Выпрямился и гордо добавил: — У нас работает один парень, играет на разных мероприятиях, проходящих на наших катерах. Сегодня мы пригласили его, потому что ожидали вас. Он потратил на нас свой рабочий день, и было бы нехорошо не позволить ему показать, что он умеет. Останься он на берегу — заработал бы сегодня, а если вы…

— Все, сдаюсь, — подняла руки Лиэлл. — Давайте так: если нам понравится — замечательно, если нет — я оплачу ему весь этот день и больше не захочу его сегодня слышать. Договорились?

Массовик покачал головой.

— Майк не возьмет кредиты, если не будет играть. У него гипертрофированная честность.

— Тогда ему придется мне понравиться, — пожала плечами Лиэлл и отвернулась к воде, всем видом показывая, что дискуссия окончена.

На верхнюю палубу поднялся высокий черноволосый парень со странным инструментом в руках — дерево и натянутые на нем струны. Ардорини видел этот инструмент где-то на картинках и фотографиях. Что-то очень старое. Кажется, он и самого музыканта где-то видел…

— Майкл Колтейк, госпожа посол, — представил его «затейник», поклонился, но не ушел, а остановился у стены, скрестив руки на груди.