— Если это Моби, попроси его прийти через час.

Последние слова были слышны особенно ясно, так как в этот момент дверь открылась и перед Доулишем появился бледнолицый человек с темными волосами. На его лбу была красная полоса — след от шляпы-котелка.

У него были беспокойные светло-карие глаза. Он стоял, глядя на Доулиша и опираясь рукой на дверь. Доулиш по-прежнему старался казаться ниже ростом.

— Что вам надо?

Не было никаких признаков, что его узнали.

— Я пришел насчет газа, — сказал Доулиш.

— Какого газа?

— Разве у вас здесь нет газа? — спросил Доулиш.

Он выпрямился, и беспокойные глаза застыли от удивления, так как высокий человек вдруг превратился в великана.

Доулиш протянул руку вперед и, оторвав его пальцы от двери, сильно сжал их, вызвав тем самым только еще большее удивление.

— У всех должен быть газ. Немного для приготовления пищи, немного для отопления и немного для газовой камеры. Можно мне войти?

Признаки того, что его узнали, и злость появились в глазах парня одновременно, но в них не было и намека на страх.

Доулиш сжал его руку еще сильнее и оттолкнул парня, не грубо, но с напором танка, разрушающего кирпичную стену.

— К сожалению, я не Моби, но думаю, мне нужно то же самое, что и ему. Я хочу поговорить с вами.

Они оказались в маленькой прихожей, чуть-чуть побольше одноместной больничной палаты. Вправо шел коридор, приоткрытая дверь находилась как раз за спиной хозяина, которого Доулиш по-прежнему крепко держал. Из-за двери послышался шум, напоминающий осторожные шаги. Кто бы гам ни был, он должен был слышать каждое слово и сейчас шел посмотреть, в чем дело.

— Отпусти меня! — зарычал парень.

Теперь Доулиш сжал его руку у самого плеча; выкрутив ее, он повернул парня так, что тот оказался перед ним, и крепко держал его.

Шум за дверью прекратился.

— Выходите! — приказал Доулиш. — Я хочу видеть вас всех.

Дверь не открывалась, но за ней снова послышался шорох. Парень ухитрился ударить его по ноге. Доулиш еще сильнее сжал его, так что парень чуть не задохнулся. Снова послышался шум, но уже дальше, справа от него, куда вел коридор. Парень стоял теперь лицом к коридору, в конце которого была дверь. Сначала из-за двери появилась человеческая рука, а потом голова. Человек осмотрелся; в руке у него был пистолет.

— Что все это значит? Отпустите его!

— Да что вы говорите! — запротестовал Доулиш. Он заметил, что пальцы, державшие пистолет, напряглись. — Я пришел сюда с миром, но, если потребуется, готов применить силу.

Тот, кого он крепко держал, сказал тихим голосом:

— Это Доулиш.

— Доулиш?! — повторил другой, отступая назад и опуская револьвер.

Быстрым движением правой руки Доулиш толкнул маленького человека в спину между лопатками. Другой уже не успел войти. Послышался сильный глухой звук от столкновения двух тел. Доулиш сделал два шага вперед, наклонился и схватил пистолет. Затем положил его в карман и отступил назад, не спуская глаз с обоих.

Он заметил, что в коридоре было три двери. Одна, из которой появился второй человек, вела налево, две другие находились напротив. Сильным толчком он открыл первую дверь и увидел ванную комнату. Не дав им возможности одуматься, он запихнул их в ванную и повернул в замке ключ, оставив его в двери.

Затем он пригладил волосы рукой и шагнул в комнату, где прятался второй человек.

Это была большая квадратная — на редкость квадратная — комната с тремя большими окнами, выходящими на улицу. Мебели здесь было мало, но зато она была самая современная. Металлический стеллаж, облицовка орехового дерева, яркий красный ковер, письменный стол с тумбой — вот и все. На стенах, выкрашенных в бежевый цвет, не было ни картин, ни каких-либо других украшавших их предметов. Голубой табачный дымок наполнял комнату, в воздухе чувствовался запах турецкого табака.

На столе лежали ключи, манильский скоросшиватель и несколько писем. Во всех письмах был указан один адрес: «Элкин-стрит, двадцать один», причем одно кз них было адресовано Уильяму Стину, а четыре — Джекобу Мартсону. Не Марстону, а Мартсону. Он вернулся в коридор и открыл вторую дверь. Она вела в кухню, а за ней был еще один коридор, из которого можно было попасть в три спальни. Все спальни были обставлены в ультрасовременном стиле. В них никого не было. Он заглянул в шкафы и под кровати. Никого. Единственная комната, которая привлекла его внимание больше, чем остальные, была женская спальня. Щетки, зеркало, расческа были отделаны золотом; все, что лежало на туалетном столике, было очень дорогим, вся косметика — из маленького, исключительно дорогого магазина «Лида» на Бонд-стрит.

Доулиш вышел к входной двери и задвинул оба засова. Затем вернулся в большую квадратную комнату, заперся в ней, подвинул стул к столу и просмотрел все бумаги и письма.

Большинство из них представляли собой заказы на игрушки. Доулиша это озадачило: дело, которым он занимался, вряд ли имело отношение к рэкету, связанному с игрушками. В скоросшивателе были заказы на большое количество мелких игрушек. В одной колонке были проставлены цены, а в другой указывались налоги на закупку нескольких новинок, что делало эти документы вполне подлинными.

Затем он просмотрел все бумаги на столе. Времени на внимательное чтение у него не было; он искал только одно — упоминание имен Джереми и лорда Колдера. Поиски оказались безрезультатными; не встретил он и имени Хелен Грейвз или Мика Райана.

Он нашел небольшую конторскую книгу, на обложке которой была приклеена этикетка с надписью: «Уполномоченные коммивояжеры». Он открыл ее и нашел список, содержащий семнадцать имен, против каждого имени было написано слово «зона», причем около трех значилось: «Лондон, Центральная». Многочисленные записи, по-видимому, обозначали комиссионные, выплаченные за последние восемнадцать месяцев.

Первые записи были сделаны восемнадцать месяцев назад и находились против двенадцати фамилий из семнадцати; остальные были сделаны в разное время, а последний в списке коммивояжер получал деньги только начиная с первых чисел марта этого года.

Фамилия этого коммивояжера была Бенсон.

Доулиш записал адрес Бенсона и адреса еще трех лондонских коммивояжеров и двух из Хоум Кантри. Вдруг он услышал тихий шорох. Он беззвучно закрыл книгу, положил ее обратно в ящик стола и задвинул его. Резкий звук нарушил спокойную тишину квадратной комнаты.

Он зажег сигарету и сказал:

— Ну и как? Отмычка помогла открыть дверь? Где тут у вас хранится пиво?

Он повернулся и увидел Стина, — а может быть, это был Мартсон? — стоящего в дверном проеме с длинной шваброй в руке. За ним маячил Мартсон — или Стин? — с блестящим столовым ножом.

— Собираетесь привести в порядок квартиру? — Доулиш посмотрел по сторонам. — Она такая чистая, что я хотел попросить у вас адрес вашей уборщицы.

Человек, который открывал ему входную дверь, был коренастый и мощный, с жестким, тяжелым лицом. Другой — повыше и худой, с высоким лбом, седыми висками и большой лысой головой. Коренастый держал в руке нож.

— Бросьте ваш инвентарь, заходите и садитесь, — пригласил их Доулиш. — Нам необходимо поговорить. Мы могли бы стать хорошими друзьями, если вы будете вести себя прилично. Положите…

И тут коренастый метнул нож.

Доулиш увернулся. Нож коснулся его щеки, он почувствовал не боль, скорее что-то вроде укуса насекомого. Нож отскочил от дальней стены и с шумом ударился о хромированную сталь подлокотника кресла. Когда нож упал, высокий с силой швырнул швабру.

— Отвратительно, — побранил их Доулиш.

Он оттолкнул швабру, отряхнул руки. Мартсон — или Стин? — навалился на него всем телом. Доулиш отбросил его назад.

— И безрассудно! — сказал он. — Вы действительно хотите, чтобы вас побили? Вы забыли, что я взял у вас взаймы револьвер? Кто из вас Стин? И если я буду вынужден применить силу…