— Могу я ненадолго зайти к вам, Саманта?

На какой-то миг я от удивления не нашлась, что ответить. Он ведь никогда прежде об этом не просил! Но потом я вспомнила, что именно этого я жду уже давно.

— Да, конечно, Питер, — ответила я после минутного колебания.

Я вышла из машины, подождала, пока он запер ее, а потом мы вместе поднялись по лестнице. Я до того нервничала, что едва смогла отпереть дверь.

В комнате было уютно и приятно, а Питер подарил мне розы, которые наполняли воздух своим ароматом. Питер закрыл за собой дверь, а я стояла, ожидая, что сейчас он впервые обнимет меня и поцелует. Губы у меня высохли, и я почувствовала идиотское желание убежать и запереться в спальне.

— Я хотел бы поговорить с вами, Саманта, — спокойно начал Питер.

— Да, конечно, — сказала я. — Но, может быть, присядем?

Я опустилась на диван, слишком громоздкий для маленькой гостиной, а Питер сел рядом со мной. Я подумала, что он сейчас возьмет меня за руку, но он лишь сказал после недолгого молчания:

— Я хочу сообщить вам, Саманта, о том, что уезжаю.

— Уезжаете? — изумленно воскликнула я.

— Да, уезжаю. В Италию. Фирма Кристи должна выполнить там кое-какую работу, и когда ее предложили мне, я согласился.

— И надолго вы уезжаете? — спросила я.

— Это зависит от обстоятельств, — ответил Питер. — Видите ли, Саманта, я уезжаю из-за вас.

— Из-за меня?

Он старался не смотреть на меня, и мне показалось, что он держится как-то натянуто.

— Дело в том, Саманта, что я влюбился в вас.

— А разве в этом есть что-то плохое? — спросила я.

— Да, поскольку речь идет о вас.

Глаза у меня расширились от изумления, а он продолжал, все еще не глядя на меня:

— Видите ли, Саманта, я люблю вас, потому что уверен, что вы самое удивительное, самое прелестное создание из всех, что я когда-либо встречал, и я отдал бы все на свете, чтобы иметь возможность просить вашей руки. — Я затаила дыхание, не зная, как на это отреагировать. — Но я не могу просить вас об этом, — продолжал Питер, — потому что это было бы нечестно по отношению к вам.

— Почему? — спросила я.

— Потому что я был ранен на войне, Саманта. Не очень серьезно, но доктора говорят, что вряд ли у меня когда-нибудь смогут быть дети.

— О Питер… — пробормотала я.

— Меня это никогда особенно не волновало, — продолжал он, — потому что до сих пор я не думал о браке… Но вы — само совершенство, и было бы несправедливо лишать вас того, что является для женщины самым важным, — материнства.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Уверен, — ответил Питер. — Речь не о том, что я не смог бы заниматься с вами любовью, но для меня невыносима мысль, что в один прекрасный день, вы, Саманта, бросите мне в лицо упрек, говоря, что я лишил вас того, на что каждая женщина имеет право. И потому я уезжаю от вас.

— О Питер… Питер! — воскликнула я.

Все это в высшей степени неожиданно, я и подумать не могла о том, что все так обернется. Я не знала, что сказать, и лишь протянула к нему руки.

Он взял их в свои и поднес к губам, одну за другой. Затем поднялся с дивана.

— Вы очень хороши, Саманта, — сказал он. — И не только потому, что у вас прелестное лицо, но и потому, что вы милы, добры и совершенно не испорчены. Я надеюсь, когда-нибудь мы снова сможем стать друзьями, но пока что я сам должен справиться с адом, сжигающим мою душу, и привыкнуть к тому, чтобы жить в разлуке с вами.

— Но вы… не должны… уезжать таким образом, — начала я.

Он приложил пальцы к моим губам, как бы прося меня не продолжать.

— Не говорите ничего, Саманта, — сказал он. — Мы оба знаем, что я поступаю правильно. Ведь в то время, как я в вас влюблен, вы в меня не влюблены. Берегите себя, и я лишь надеюсь, что молодой человек, по которому тоскует ваше сердце, окажется достойным.

От этих его слов я буквально лишилась дара речи. Ведь я никогда не упоминала при нем о Дэвиде и не могла себе даже представить, что Питер знает о моей любви или о том, что, как он выразился, мое сердце по ком-то тоскует.

Он двинулся к двери, но потом внезапно остановился. Вернувшись, он обнял меня и крепко прижал к себе. Я ожидала, что он поцелует меня в губы, но он лишь коснулся моего лба, и, не давая мне возможности сказать что-либо или удержать его, вышел и закрыл за собой дверь.

Я стояла на том месте, где он меня оставил, и слышала, как заработал мотор его машины. Я пыталась осознать тот факт, что Питер навсегда ушел из моей жизни.

Мне так жаль было расставаться с ним, и я сожалела о том, что не сказала ему, как много он для меня значил! Я знала, что после его ухода в моей жизни образуется пустота, и рядом со мной не будет никого, кто мог бы ее заполнить.

В течение нескольких следующих дней я пыталась забыть Питера, принимала приглашения провести вечер от всех, кто мне это предлагал.

Я танцевала в «Савое», в «Баркли», в «Кит-Кэте». И повсюду были одни и те же люди, танцевавшие под ту же музыку, и, как мне казалось, постоянно говорившие об одном и том же.

— У вас скучающий вид, Саманта, — сказал мне однажды вечером один из молодых людей, и я решила, что, должно быть, начинаю походить на всех других светских дам. Интересно, что подумал бы на этот счет Дэвид? Хорошо это или плохо?

Теперь, когда Питер уехал, мне пришлось снова начать поиски мужчины, который смог бы обучить меня любви. Иной раз я оглядывала собравшихся в ресторане или клубе, но ни один из них не казался мне привлекательным. Я могла лишь, сравнивая их с Дэвидом, думать о том, насколько они глупы и заурядны. Ни один из молодых людей не обладал его осанкой, его яркой индивидуальностью, исходившей от него жизненной силой, которая заставляла людей обращать на него внимание, как только он появлялся в комнате.

Однажды я была на вечеринке в «Савое». Вечер проходил шумно и утомительно. Некоторые из мужчин выпили лишнего и бродили по залу, что мне кажется крайне дурным тоном. Кроме того, они двигались в танце столь лихо, что доставляли мне неудобства и заставляли тревожиться за свой туалет.

Вечеринка была устроена в честь какого-то богатого аргентинца. Во время ужина нас было за столом двадцать четыре человека, но после программы варьете гости все еще продолжали прибывать.

Не помню, каким образом я оказалась приглашенной туда, должно быть, через Джайлза. Я терпеть не могла подобные сборища и думала лишь о том, скоро ли я смогу уехать домой. Но в этот момент появились еще трое гостей.

Двое из них показались мне вполне заурядными типами, так как ничем не выделялись среди присутствовавших мужчин, но третий явно отличался от всех. Он был темноволос и очень красив, можно даже сказать, что он был необыкновенно хорош собою, и его появление сразу пробудило всеобщий интерес.

— Виктор! — вскричала одна из дам. — Где вы были, дорогой? Я не видела вас целую вечность!

Наш хозяин также шумно приветствовал нового гостя. С его появлением вечеринка обрела новый импульс, и все разом заговорили весело и оживленно.

— Кто это? — спросила я своего соседа по столу.

— Неужели вы не знаете Виктора Фитцроя? — удивился мой собеседник. — Я думал, его знают все.

— Все, кроме меня, — вставила я.

— Между тем, он из тех, с кем вам следовало бы познакомиться, — сказал мой сосед очень серьезно. — Не понимаю, как вы ухитрились ничего не прочитать о нем в газетах.

— У меня нет времени читать колонки светских сплетен, — ответила я.

— Я имел в виду газетные заголовки, — возразил он. — Я всегда говорю Виктору, что они столь кричащи, что не заглянуть в газету просто невозможно.

— А чем он занимается?

— Проще было бы сказать, чем он не занимается, — ответил мой информатор. — Он побил рекорд скорости в полете от Кейптауна до Лондона. Он завоевал все мыслимые призы на автомобильных гонках, и он лучший наездник-любитель во всей Англии.

— Да уж, действительно талантливый человек, — рассмеялась я.

— И к тому же он невероятно богат! Во всяком случае, если вы не оцените по заслугам Виктора Фитцроя, то вы вряд ли вообще способны кого-либо оценить.