А Саманта между тем продолжала:

– Тебе уже пора самой заняться поисками подходящего жилья…

Джозефин нетерпеливо перебила:

– Не понимаю, о чем ты, Сэмми. Ты прекрасно знаешь, что у меня есть дом.

– Ну да, крохотулька-недомерок. Подходящий только для одинокой женщины.

– Надеюсь, ты еще не забыла, что я не замужем.

– Не волнуйся, не забыла. Хотя считаю, что тебе пора бы уже подумать о смене своего положения.

– Спасибо, дорогая, за совет, но я вполне довольна моим, как ты выражаешься, положением и не собираюсь менять его. И должна заметить, что именно твой пример окончательно убедил меня в этом. Что касается квартиры… пожалуй, та, что мы видели в центре, понравилась мне больше всего. И еще, наверное, часть дома в Саутгроув.

– Нет, милая, я не согласна. Дом показался мне довольно мрачным. А вот в центре… да, думаю, если ничего лучшего не найдется, то остановлюсь на этом варианте.

– Не понимаю, зачем тебе нужна именно я. Почему ты не посоветуешься с Гарри? – промямлила Джозефин.

– Он всегда согласится с моим выбором, – отмахнулась Саманта. – Что это ты так вдруг озаботилась его чувствами? Уж не понравился ли он тебе?

– Вот уж нет, – возмутилась младшая сестра. – Только этого еще не хватало! Просто странно, что ты игнорируешь его мнение.

– Не волнуйся за него и за его чувства. Гарри в состоянии сам о себе позаботиться.

– Ну, тебе виднее, – уступила Джозефин, которой было глубоко наплевать на любовника сестры. Ей только хотелось поскорее закончить с едой, выпить кофе и уйти, предоставив Саманте продолжать поиски самостоятельно.

Но та продолжала возбужденно обсуждать осмотренные сегодня квартиры, потом перешла на рассказы о своей работе и будущем журнале. Он будет называться «Моды и годы» и охватит все возрастные категории читательниц – от тинейджеров до старушек. Наконец она устала, бросила салфетку на стол и сказала:

– Закажи мне кофе, милая, пожалуйста, пока я попудрю нос.

Оставшись в одиночестве, Джозефин сделала знак официанту и погрузилась в размышления.

Она была рассеянна и неразговорчива, потому что смотрела квартиры так, словно выбирала жилье не для сестры, а для себя и Дугласа. Мысленно прикидывала, как расставит купленную вместе с ним мебель, какие занавески повесит на окна, какого цвета ковры расстелет в гостиной и спальне. Как будет выглядеть комната, в которой они с Дугласом сядут вечером перед телевизором. Словом, каким будет дом, в котором они проведут вместе всю свою жизнь…

Я не имею права думать о таких вещах, яростно напомнила она себе. Это не только глупо и беспочвенно, это в высшей степени опасно. Потому что совершенно не то, что мне необходимо.

А во всем была виновата позапрошлая ночь. Ночь, которая буквально изменила все ее существо. Ночь, о которой можно только мечтать… Воспоминания о которой заставляли ее дышать часто-часто, как после долгого бега…

Приехав в дом 21 по Нортвэй-роуд, Джозефин обнаружила, что Дуглас уже ждет ее с нескрываемым пылом и нетерпением. Она сразу кинулась к нему, в его объятия, приоткрыв губы, мечтающие о жгучих поцелуях.

В этот раз у них не было времени не только на разговоры, но даже на то, чтобы медленно раздеться. Они опустились тут же на ковер, срывая друг с друга одежду, и соединились, не медля ни секунды.

Их близость оказалась слишком страстной и яростной и окончилась слишком быстро. Она кончила почти в ту же минуту, когда он проник в нее, а он содрогнулся в судороге оргазма на несколько секунд позднее.

Потом они долго лежали, потрясенные силой взаимного стремления, не зная то ли плакать, то ли смеяться. Еще позже Дуглас отнес ее в спальню, опустил на чистые простыни и принялся творить любовный шедевр – медленно, мягко, с поцелуями легкими и нежными, как пух, искушая и соблазняя, и постепенно подводя к вершине наслаждения, и позволяя отступить, и снова толкая вперед, и опять отпуская, пока она ни застонала, моля об освобождении и утолении.

После они сразу же уснули, исчерпав силы. Но когда только-только забрезжил рассвет, Джозефин проснулась, ощутив, как его руки опять начали упоительный танец любовной ласки.

Это была самая лучшая, самая потрясающая ночь в моей жизни, думала она, вздрагивая всем телом. Зато утреннее расставание обернулось настоящим кошмаром. Для нее, по крайней мере.

Она и не представляла, что будет так нуждаться в нем, и не только из-за секса. Ее чувство к Дугласу становилось все сильнее. И это тревожило ее.

Потому что Джозефин не знала, что Дуглас испытывает по отношению к ней. О, конечно, он наслаждался их близостью – это было очевидно. Он получал не меньшее удовольствие от ее тела, чем давал ей.

Но, похоже, Дуглас принял ее строгие ограничения, поскольку ни разу даже не дал понять, что желает чего-то большего. А это уже начинало раздражать. Потому что с каждой их встречей Джозефин все больше хотелось поговорить с ним на самые разные темы, рассказать, как прошел ее день, узнать, как складывался его, чем он занимался.

Она уже давно ощущала исходящую от него бешеную энергию. Он расслаблялся полностью только во сне. И выглядел тогда моложе… Лет на тридцать, не больше. Иногда ей даже казалось, что она замечает в нем какую-то… слабину, даже уязвимость… Но скорее всего это был лишь плод ее воображения. Результат желания разобраться в том, какой же он на самом деле.

Ясно, что жизнь у него напряженная и суматошная. Дуглас постоянно улетает и прилетает с разных концов света. Деньги для него не проблема. Он одевается в дорогие костюмы и категорически возражает каждый раз, когда она пытается предложить поделить затраты на содержание дома 21 по Нортвэй-роуд.

И еще, естественно, ее интересовала его семья. Был ли он единственным ребенком или имеет братьев и сестер. Живы ли его родители.

Я столько всего не знаю о нем, в тоске вздыхала Джозефин, и могу никогда не узнать.

К тому же ей хотелось рассказать ему о своей семье, о том, о чем лишь вкратце упомянула при первой встрече. О матери и отце, которые снова начали звонить ей через день, жалуясь друг на друга, но тем не менее все еще склонные в очередной раз зарегистрировать брак. Очевидно, затем, чтобы снова затеять бракоразводный процесс… И о Саманте, которая, хоть и собирается, по ее словам, остепениться и осесть на одном месте, тем не менее отпускает любовника обратно в Калифорнию. Зачем? Чтобы завести нового?

Но больше всего ей не хватало самых обычных, простых вещей. Таких, как приготовление завтрака, совместного тихого сидения перед телевизором и, главное, возможности засыпать в его объятиях каждую ночь и просыпаться каждое утро там же.

Если Дуглас считал секс, каким бы страстным и жгучим тот ни был, адекватной заменой всем этим радостям, то она нет.

Джозефин снова тяжело вздохнула. Ей было нелегко признаваться себе в том, что теперь открытая связь выглядела в ее глазах много привлекательнее. И уж, конечно, она никогда не скажет об этом Дугласу… Потому что не в состоянии объяснить это не только ему, но и самой себе.

На этот счет у нее не было ни малейших заблуждений. Имей Дуглас представление о том, о чем она думала все утро, возя сестру от квартиры к квартире, он не явился бы на следующее свидание и она больше никогда не увидела бы его.

Джозефин потрясла головой, пытаясь прогнать ужасную мысль… И вдруг увидела, как Дуглас вошел в ресторан в сопровождении другого мужчины.

На мгновение она подумала, что у нее начались галлюцинации, что он просто привиделся ей, что его образ всплыл из глубин растревоженного сознания. Но когда увидела, как официант, почтительно кланяясь, проводит его к лучшему столику, поняла, что это происходит наяву.

Боже, разве такое возможно? Сначала непредвиденное столкновение «У Марго», теперь здесь… Хотя кто может запретить ему проводить деловые встречи – а это была явно деловая встреча – в лучших ресторанах города? Слава Богу, сейчас он хоть в мужском обществе!

Но как ей справиться с этим? С подкатившим к горлу комом? С затрепетавшим сердцем? С пересохшим ртом?