— А я-то думала, что твоих солдатиков как только подстригут под машинку на призывном пункте, так они и становятся сразу все хорошими, на одно лицо!

— Нет, Светланка, кроме шуток, ты хоть завтра одна никуда не ходи! Понимаешь, мне, возможно, придется задержаться, вечером приду поздно… уж очень беспокойно будет за тебя. Ты пойди в тот день, когда я смогу тебя хоть до дома проводить… Ладно?

Слова «не пущу», «не позволю» всегда рождают протест. Совсем другое дело, когда с тобой говорят кротким голосом и просительно заглядывают в глаза.

— Хорошо. Проводи меня.

На другой день Константин еще с утра позвонил в бывшую Светланину школу и узнал, в котором часу кончается вторая смена. Минут за двадцать до звонка он был уже на бульваре, перед школой.

Постоял на остановке автобуса, около газетного киоска и справочного бюро, выбирая себе удобный наблюдательный пункт.

Не дай бог, увидит кто-нибудь из знакомых да расскажет — голову Светланка оторвет! Впрочем, есть вещи подороже собственной головы. Нельзя же допустить, чтобы Светлана завтра или послезавтра одна пошла к этому парню… Может, действительно там притон какой-нибудь у них в доме!

Удобнее всего было сесть с газетой в руках на боковой скамейке бульвара. Кругом прозрачной зеленой сеткой невысокие кустики, как прутья старой метлы, вдруг ожившие и разукрашенные мелкими листочками. Тебя не видно, а ты видишь все, что делается на улице, и дверь школы прямо перед тобой.

Народа на бульваре было много, все больше маленькие ребята, в колясках и бегающие, а с ними — бабушки, мамы, няни.

К скамейке напротив подошли какой-то особенной раскачивающейся походкой два молодых человека. Один повыше, с подбритыми бровями, в подчеркнуто модном пальто и в полуботинках на желтой подошве сантиметра в три толщиной. Другой казался его бледной тенью, эхом, влюбленным подражателем.

Высокий сел на скамью, распахнул пальто, при этом на живот ему вывалился пестрый шарф, прямо какая-то клетчатая радуга, а не шарф. Другой подсел рядом, подобострастно, бочком, и тоже расстегнулся, но шарф у него был потусклее и пальто не такое покатоплечее, да и все у него получалось не совсем так.

Оскар Уайльд говорит: «Быть хорошо одетым — это значит быть одетым так, чтобы никто не сказал, что ты хорошо одет».

А маленькая Лида, внучка Егора Ивановича, проходя мимо магазина готового платья, увидела манекены за окном и одобрительно заметила: «Мама, посмотри какие красивые продажные мужчины!»

Когда видишь таких вот попугаистых ребят, всегда вспоминаются Лидушкины слова и охватывает чувство брезгливой жалости.

Или, может быть, это несправедливо по отношению к современной молодежи? Может быть, поколение, прошедшее войну, в сущности не имевшее юности, с излишним предубеждением смотрит теперь на зигзаги юных?

Нет, если мужчина хочет нравиться, он должен делать это незаметно. Носи какой угодно галстук, хоть с обезьяной, но сам не будь на обезьяну похож.

Мимо скамейки, где сидели двое, прошла девушка. Оба оглядели ее от шляпки до кончиков туфель. Высокий что-то сказал, его приятель засмеялся. Девушка, вспыхнув, заторопилась отойти.

Послышался звонок — к окончанию занятий. Минутная пауза — и школа разноголосо загудела. Окна по-весеннему раскрыты, и было очень хорошо видно и слышно, как пустеют этажи, начиная с четвертого. Казалось, шум и движение стекают по лестницам все дальше и дальше вниз.

Наконец, когда давление в нижнем этаже достигло какой-то критической величины, распахнулись широкие двери, и ребята выплеснулись на улицу.

Хорошо! Ведь и сам вот так же выбегал… не так уж это было давно, в конце концов! А через четыре года будет выбегать Димка. А что, если Димкиным соседом по парте окажется вот такой Володя Шибаев? Или вон та Клетчатая Радуга, Желтые Подошвы? Ведь года два назад этот парень тоже небось ходил в школу. Поток ребят все увеличивался. Теперь нужно быть особенно внимательным. Впрочем, Константин был уверен в себе. Правда, Володю Шибаева видел всего два раза, еще когда Светланка у них преподавала. Вчера перелистал альбом с фотографиями — там все ее ученики. Володю запомнить легко. А какой он стал теперь, вполне мог себе представить — уж очень красочно описала его Светланка, рассказывая о похищении сумочки.

К тому же Константин знал, что Володя должен пройти по бульвару.

Он увидел Володю еще издали. И сразу выделил из веселой толпы ребят. Все торопились — Володя шел медленно. Все разговаривали — он молчал. Ссутулившись, он смотрел себе под ноги, и странно было видеть на лице и во всей фигуре мальчика такую подавленность и безнадежность.

Володя не смотрел по сторонам. Его окликнул парень с клетчатым шарфом. Володя приостановился. Тот спросил о чем-то, Володя отрицательно мотнул головой и пошел дальше, вдоль бульвара.

Убедившись, что Володя идет по направлению к своему дому, Константин неторопливо сложил газету. Нужно было не идти следом за мальчиком, а обогнать его. Константин пересек бульвар и пошел переулками. Так было немного дальше, но зато здесь можно было свободно развить третью скорость, не возбуждая удивленных взглядов.

Вот и новый светло-серый четырехэтажный дом… Светланка много раз говорила, что половина ее учеников живет здесь. Но в какой подъезд войдет Володя Шибаев? Впрочем, это не так важно, нужно только пойти ему навстречу и заговорить с ним вон на том углу.

Мальчики и девочки с портфелями спешат домой, к ужину. Хлопают входные двери. Никто не задерживается на улице. Тем лучше. К тому же начинает темнеть… Совсем хорошо!

Константин поравнялся с Володей как раз в намеченной точке, сказал:

— Здравствуй, Володя. Очень рад, что тебя встретил. Мне нужно с тобой поговорить.

Володя смотрел исподлобья, не понимая, но уже испугавшись.

— Пойдем, я тебя провожу до двери. Слушай, Володя, я муж Светланы Александровны. Она сама хотела с тобой поговорить, — на слове «с тобой» Константин сделал чуть заметное ударение, — но она не совсем здорова, поэтому пришел я. Ты сейчас поужинай, а потом выйдешь ко мне, я тебя подожду… — Он огляделся. — Вон там скверик, крайняя скамейка около телефонной будки — видишь?

Володя все молчал и смотрел в полной растерянности.

— Так я тебя подожду, ладно? А теперь иди, не задерживайся.

Володя, все так же молча, только еще больше ссутулившись, направился к своему подъезду. Перед тем как открыть дверь, оглянулся. И увидел, что майор, не оборачиваясь, как будто и не сомневаясь, что его просьба — или приказ? — будут выполнены, спокойно идет к крайней скамейке около телефонной будки.

Что ему не придется ждать напрасно, Константин не сомневался. Володя, разумеется, понял, что означало маленькое ударение на слове с тобой поговорить, — ведь можно было поговорить и с отцом, и с матерью, стоило только войти в подъезд и подняться не выше четвертого этажа.

В маленьком сквере, как на каждом клочке земли в каждом городе, опять ребята, няни, бабушки. Коляски обтекаемые, типа «Победа» — такая была у Димки, — коляски старинного фасона, вроде «эмок», легкие прогулочные коляски, с медвежатами на бортах и без медвежат. Около одной такой прогулочной коляски возится малыш с лопаткой. Споткнулся, упал на четвереньки, заревел. Мать вынула платок, отряхивает грязные ладошки.

Малыши, малыши! Как уберечь вас от другой грязи, которую не стряхнешь с рук, не отчистишь платком!

Володя появился, когда на улице зажглись фонари и маленьких ребят в колясках развезли по домам. Теперь на скамейках сквера остались только почтенные старички и старушки, дышали кислородом, негромко беседовали. Для молодых парочек — недостаточно уединенное место. Школьникам — не удержаться на таком небольшом пространстве.

Володя присел на кончик скамьи и настороженно молчал.

Все-таки здесь было слишком людно. Константин сказал:

— Давай походим.

Они пересекли улицу, прошли под темной аркой ворот. Небольшой двор, освещенный только окнами дома. Двор пустой. Пробежал вприпрыжку темноглазый румяный мальчуган, приостановился, изумленно посмотрел на Володю, идущего рядом с майором, и скрылся в одном из подъездов.