Часов в девять, приведя себя в порядок и даже прихорошившись, Костя направил стопы в заведение, давно ему известное, но изрядно подзабытое. Он почувствовал лёгкое дыхание ностальгии. Приятное место, где ему посчастливилось лишь хорошо проводить время. Это заведение открылось уже после того, как позакрывались или погорели клубы, где Костику доводилось работать. Один располагался совсем рядом, за углом, теперь его, конечно, и след простыл, но Костя хорошо помнил, как его, совсем еще сопляка, знатно отпинали там и выкинули на тротуар за то, что возомнил себя «королевой бензоколонки» и просто не знал, с кем и чем надо делиться. Погода в ту ночь была примерно такая же – немного ниже нуля и неизменная мокрая каша под ногами. В этой каше Костя и очутился, отплевываясь кровавой слюной, и потом два часа ковылял до общаги без денег и верхней одежды. Самое смешное, что этот эпизод Костя вспомнил без содрогания – перегорело. Он убеждал себя, что перегорело и все остальное, то, что в избытке случалось с ним в его студенческие времена. Мог ли он знать, провинциальный мальчик, поступивший в универ на бюджет, что за первый же год в большом городе жизнь его накрутит такие кренделя?

Начиналось все лучезарно, и Костик успел почувствовать себя золушкой на балу, когда его тогдашний приятель потянул просматриваться в модельное агентство. Костика взяли. Приятеля нет. Не страшно. У Костика скоро был новый приятель, уже из модельной среды. Именно он и растолковал наивному провинциалу, что в городе есть всего пара достойных агентств, куда попасть – все равно, что в лотерею выиграть. Там и стилисты работают, и фотографы, и одевают на халяву, у каждого есть свой агент, и контракты настоящие подписывают, с зарплатой, и шанс есть попасть в настоящую рекламу или даже уехать в Европу, в агентства первого уровня.

А пока нужно поработать на уровне доступном: участвовать во всем и везде, где только можно, соваться куда угодно, лишь бы заметили, лишь бы поймать шанс. Не сразу Костик понял, что ни ростом, ни фактурой для серьезной работы моделью он не вышел. Конечно, случалось и по подиуму пройтись в торговом центре или на конкурсе молодых чокнутых дизайнеров. Такие показы обычно никак не оплачивались, считалось, что это работа на свой имидж. За портфолио же платить приходилось самим. Чаще всего приглашали раздавать на вечеринках сигареты, энергетики или еще какую-нибудь чушь, но за это хотя бы платили. Несколько раз их, и парней и девчонок, сгоняли в новые клубы изображать веселых посетителей, танцевать, разогревать своим весельем вялую толпу. Директор агентства, очевидно, приторговывал своими более искушенными подопечными и в качестве «моделей по вызову». Костя напрягался, когда получал недвусмысленные предложения сопроводить кого-то или встретиться после мероприятия для более близкого общения. Девственником он не был, но ведь у него был друг. Потом друг ему и объяснил, что Костя дебил и лох, и что когда деньги сами плывут в руки – грех отказываться. Костя поистерил немного, с другом расстался и, оставшись один на один со своим юношеским максимализмом, решил, что жить как раньше – ему больше незачем. Он взрослый, он крутой, эдакий тертый калач в свои уже восемнадцать, вот и будет жить как взрослый. Никаких больше любовей, никаких обязательств, никаких авторитетов.

На свою первую случайную двадцатку за минет он напился. И понеслось.

Как выяснилось, для того, чтобы посещать клубы и мочь сшибить немного денег – нужны деньги. Очень быстро круг замкнулся. Вскоре, помимо алкашки, понадобились другие допинги. Костик чего только не делал: глотал таблетки, заходился в отчаянном танце, как в последний день, занюхивал всевозможные порошки, минетил в туалетах, просыпался с тяжелой головой в чужих клоповниках, перемазанный засохшей спермой… Жизнь удалась.

На поддержание ритма снова требовались деньги, иногда он вспоминал, что пытается учиться и даже где-то работает, но на то, чтобы остановиться, денег нужно было еще больше.

Не сторчался Костик тогда окончательно лишь потому, что тыкать в себя иголками – совсем не то, что членами – ему не позволил элементарный страх.

Потом его знаменательно отпиздили, и две недели он пролежал пластом, обдумывая свои ошибки, и понял, что единственным его промахом было отсутствие крыши. Крышей стал новый клуб, где не нужно было платить за вход и покупать себе бухло, но можно было цеплять мужичков, разводить их на трах и на выпивку. За трах отдавать процент, за выпивку – получать. Все просто. Потом там же Костику доверили полуголое гоу-гоу: все-таки сложен он был прекрасно, хоть ростом и не для подиума, но для местной сцены – в самый раз. Чаевыми тоже было принято делиться. Так и жили. Пока его случайно не заметил еще какой-то хер, который представился рекрутером из агентства эскорт услуг.

Из танцулек в клубе и старого агентства пришлось уйти, о чем, впрочем, не приходилось жалеть, и хастлер-неудачник вышел на новую ступень своего нехитрого развития. В эскорте было куда лучше, его привели в порядок, приодели. Быстренько обучили азам, типа того, что сопли рукавом в приличном обществе не вытирают, и выставили на продажу. Основными заказчиками были, к счастью, женщины. Секс с женским полом у Кости как то изначально не задался, но это не мешало работе, а скорее даже способствовало повышению его рейтинга. Вроде как Константин – такой принципиальный, чистоплотный профессионал, что даже с самой привлекательной бабушкой за деньги – ни-ни! Были и мужчины. Как правило, мужчины заказывали себе эскорт не на светские рауты и походы в ресторан, а на тематические вечеринки, которые иногда проходили в саунах и загородных виллах. Иногда мальчишек звали лишь для того, чтобы появиться где-то с молодым красивым спутником и позлить своего бывшего. Бывало и так, что после вечерних бесед с сигарами у камина, ночью на задницу такого молодого-красивого приходилось по паре-тройке помощников депутатов и их гостей. Случалось такое не часто, всегда по предварительной договоренности и с ведома руководства. Но после пары раз Костя выразил нежелание участвовать в подобном впредь. Как бы то ни было, и без таких излишеств, доход Костино занятие приносило, и не малый, при относительной безопасности. Агентство пеклось о своей репутации и в ранг совсем уж блядюшника не скатывалось.

Пролетел еще год, или больше, как один день. Костя с трудом понимал, как все изменилось: времени прошло так мало – моргнуть не успел, и так много – от милого приезжего мальчика-абитуриента до циника и шлюхи.

Между тем, Костя со страшным скрипом перешел на третий курс, да и тот уже подходил к своему логическому концу. Куча хвостов, о половине которых Костя даже не знал. В конце третьего – приказ о его отчислении лежал на столе у декана.

На четвертый курс перевели его авансом, лишь потому, что Костя применил все своё обаяние, умоляя дать ему последний шанс. И летом, вместо поездки в Черногорию с одной из постоянных клиенток, он засел за книги. Он ведь не думал на самом деле, что торговать стремительно терявшим свежесть лицом и другими частями тела – это его призвание на всю оставшуюся жизнь.

Ощутив ужас перед перспективой навсегда вылететь из универа, Костя занялся наверстыванием упущенного.

Четвертый курс дался тяжело, с работой в эскорте пришлось практически завязать. Почти все накопленные деньги ушли на оплату несдаваемых хвостов, но положение более менее выровнялось. На пятом, окончательно придя в себя, Костя истово учился и подрабатывал в мелких фирмах по своей будущей специальности.

Старые знакомые, еще из первого клуба, являли ему пример того, во что он мог превратиться незаметно для себя – кто сторчался окончательно, кто пропал бесследно, ходили слухи, что кого-то находили по весне в пресловутой лесополосе. С содроганием Костя понимал, какая чаша миновала его, и что могло бы с ним быть, не уйди он вовремя из самодеятельности. По мере того, как сокурсники делали первые шаги на профессиональном поприще, начинали заниматься бизнесом: кто сам, кто с поддержкой родителей, покупали себе хорошие машины, снимали квартиры, женились, Костя и сам начинал стремиться к нормальной человеческой, добропорядочной жизни. Постепенно обрубал концы, стирал контакты из прошлого, переосмысливал вещи, казавшиеся теперь важными, те, на которые плевал еще пару лет назад. Что-то начинало его поедать изнутри. Афоризм незабвенной актрисы: «деньги съедены, а позор остался» мог с точностью описать Костино ощущение себя. Он заполнял все пустоты учебой, факультативами, работой, ему казалось, что вот-вот, еще немного, и эта гонка приведет его к какому-то новому, многообещающему старту… Выходя на диплом, он уже твердо решил, что если ему дан шанс вырулить свою жизнь, то он вырулит. Он все исправит.