Он встал и двинулся прочь из комнаты, а когда я уже хотел было расслабиться и вздохнуть с облегчением, что меня наконец-то оставили в покое, он вернулся, неся в руке... кошачий хвост, анальные шарики и... плетку.

От увиденного арсенала, по всей видимости предназначенного для меня, я стал проваливаться в темноту.

Криспин.

Скучно.

Скука – постоянный мой спутник. Она стала привычным моим состоянием. За столько лет я уже успел немного подустать от всего. Хотя не спорю, первых двести лет мне все было интересно. Я объездил весь мир, познакомился с разными интересными личностями, но... они всего лишь люди, которые долго не живут. Одни умирали, другие рождались. Да, были в прошлые века довольно интересные личности, а сейчас... никого больше не осталось. У нынешнего поколения поменялся менталитет, изменились стереотипы. Мне даже поговорить было не с кем на высокоинтеллектуальные темы, так как люди стали совсем другими, у них на уме одни компьютеры, игры, видео. А о картинах, книгах, истории, наконец, уже никто даже и не заикается.

Стою на краю крыши высотки и наблюдаю за разноцветьем ночного города.

Скучно.

Перепрыгивая с крыши на крышу, опускаюсь ниже. Что это там за толпа сегодня? Ах да, одно из развлечений людишек – кино. Я бывал на нескольких сеансах, еще самых первых. Помню ту суету и предвкушение чего-то необычного 18 декабря 1895 года в Гранд Кафе, что на бульваре Капуцинов, в Париже, но так и не понял в чем прелесть пялиться на плоский экран с картинками. Что же сегодня показывают? Ужасы. Хм, забавно смотреть эти небылицы в представлении смертных. А тем более наблюдать их реакцию за происходящим на экране. Приваливаюсь к боковой стене кинозала, прикрываясь тенью. Пока народ содрогается от очередного воя, я разглядываю людей.

Скучно.

Пока разглядывал разношерстную толпу, вспомнил о том, как меня пятьсот лет назад превратили в того, кем я сейчас и являюсь.

Пробегаю глазами по дальним рядам. Взгляд цепляется за пустое кресло, несмотря на то, что зал забит битком. С одной стороны от пустого кресла сидит девушка, а с другой парень. Но девушка в испуге льнет к сидящему рядом другу, а вот парень кажется один. Разглядываю паренька. Светловолосый и голубоглазый, лет так шестнадцать, может чуть больше. Ничего выдающегося, самый обыкновенный мальчишка. Продолжаю разглядывать зал, но почему-то постоянно возвращаюсь к этому парнишке. А что если...

Фильм заканчивается, и народ двинулся на выход. Парень смешался с толпой, но я прекрасно чую его запах. Он торопится через темный двор к многоэтажке, забавно оглядываясь по сторонам. Я не сдержал усмешку. Да, просмотр ужасов явно не пошел парнишке на пользу, он вздрагивает от каждого шороха. Я даже чувствую его страх, липкий, тягучий. И я продолжаю идти за ним, принюхиваясь и присматриваясь.

Вот, в очередной, раз парнишка обернулся, как будто почувствовал мое присутствие. Ты не сможешь меня увидеть, малыш, меня надежно скрывает тень. Когда он уже взялся за ручку двери я, обхватив его за плечи, развернул к себе. Он завороженно смотрел на меня несколько мгновений, широко распахнув глаза, а потом зажмурился. А он забавный. Кажется, я принял верное решение. А он сладко пахнет юностью. И он чудесно скрасит мое одиночество. Наклоняюсь к его шее и с наслаждением вдыхаю запах, а потом, обнажив клыки, сладостно погружаю их в шею моей игрушки.

Предсказуемо, парень теряет сознание. Я легко подхватываю его на руки и несу в свой, нет, теперь наш, дом. Это старинный особняк, но вполне светлый и ухоженный. И в нем есть подвал. Именно туда я и несу свою драгоценную ношу. Мальчику нужно время, чтобы смириться с действительностью, а потом я переведу его наверх.

Кладу парня на матрац, связываю его, чтоб ненароком не навредил самому себе, и покидаю комнату, заперев на ключ. Надо было еще решить кое-какие дела. Узнать, где и с кем жил парнишка, с кем общался чаще всего, ведь его наверняка будут искать, а мне как раз и предстояло сделать так, чтобы затуманить этим людишкам мозг по поводу мальчишки, ведь вернуться обратно к людям он уже не сможет. Поэтому и надо было подправить память и друзьям, и родителям, чтобы о нем больше никто не смог вспомнить, а если и смогли, то посчитали, что он давно умер.

Как ни странно, но все прошло довольно легко и быстро. Как оказалось, у парнишки был только один друг, не считая просто товарищей, и мама, которая из-за своей болезни даже мыслить адекватно уже не могла. Зачем-то решив сделать приятное моей будущей игрушке, я излечил недуг женщины, от чего она даже помолодела и, подправив ей память, поспешил исчезнуть. С другом тоже накладок не возникло. А с остальными... Это вообще проще простого. И вот, сделав все, что задумывал, я вернулся в особняк. И сразу же направился к моему малышу. Так как судя по всему, он уже пришел в себя.

Потрясающе. Человеческое любопытство не знает границ. Первый вопрос, которым он меня встречает:

- Зачем я здесь? - ну что ж, я удовлетворю его любопытство.

- Мне так захотелось.

Парень во все глаза разглядывает меня. Забавный он, наивный и глупый. С ним будет интересно и сладко.

- Осмотр окончен? - интересуюсь я, видя, как он завис, пытаясь что-то для себя решить.

А я решаю просветить его на счет его дальнейшей судьбы:

- Мне надоело быть одному, вот я и решил завести себе игрушку. А то, знаешь ли, живя пятьсот лет, я уже успел все узнать, везде побывать, вот и стало мне скучно.

О, сколько возмущения и этот грозный взгляд – смех, да и только!

- Наивен, как младенец. Неужели не ясно, что игрушки нужны для исполнения всех моих желаний в сексе, - продолжил я, глядя как в непонимании и испуге расширились глаза парня, а мысли... Вот это да.

Мальчишка в ступоре, его мысли мечутся, но мне становится предельно ясно, что он натурал и девственник, и я его теперь точно никуда не отпущу, даже наигравшись.

- Ты теперь вампир, а так как я сделал тебя таким, то я являюсь твоим мастером. Ты теперь подчиняешься только мне. Причем делать будешь все, что я прикажу.

Он пытается сопротивляться.

- Не буду.

- Будешь, - сказал я, как отрезал.

Просит развязать. Нет, малыш, не заслужил. И тут мне пришла в голову одна идея.

- У меня на тебя большие планы, а чтобы ты не дергался, тебе лучше побыть пока связанным, – бросил я ему и вышел, но всего на минуту, так как в моем мозгу возникла кое-какая идея, которую я и решил осуществить.

Принеся кое-какие игрушки, я увидал его раскрывшиеся от ужаса голубые глаза ( да, именно голубые, а не серые), которые мой малыш тут же закрыл.

Да что ж ты такой впечатлительный, малыш. Опять отключился.

Разглядывая лежащего передо мною без сознания мальчика, перед моими глазами встал совсем другой подвал и другой парень.

Стояла осень 1529 года. Деревья нарядились в золото и багрянец, солнце щедро дарило последнее тепло, но нам было не до красоты природы. Имперские войска вторглись на территорию республики и захватили Фиренцуолу, вызвав панику в столице и бегство многих аристократов и крупных торговцев. К 24 октября армия принца Оранского подошла к Флоренции. Против сорокатысячного имперского войска республика могла выставить не более тринадцати тысяч солдат. Моя бедная, несчастная Флоренция.

Мой отец входил в Совет Десяти, который отвечал за военные вопросы. От меня у отца не было секретов, и я прекрасно понимал, что скоро грядут перемены и не в лучшую сторону. На горизонте маячило восстановление дома Медичи и конец республики, и, как следствие, массовые репрессии, казни и изгнание республиканцев. Отец понимал, что ни его, ни меня, как его прямого наследника, не пощадят. Поэтому, после бурного выяснения отношений, я все же согласился уехать из родного дома в сопровождении маленького отряда преданных отцу людей.