Приподнимая бедра к мужчине, сжимая простыни в руках под собой, она старалась дышать, а его поцелуи перемещались от груди к плоти внизу. Каждое движение языком, прикосновение губ на коже вызывают все больше волнения и удовольствия.

Она нуждалась в нем…

— Пожалуйста, Дэв, — выгнувшись к нему, чувствуя, как его пальцы касаются скользкой плоти между бедер, Кэйти сдерживалась от крика мучительной нужды. — Пожалуйста, прикоснись ко мне.

Тем не менее, он прикасался к ней.

Прикасался во многих отношениях, поглаживая не только плоть, но и часть ее, о существовании которой она не знала. Потребность, о которой она не знала, наполнила ее.

Господи помоги.

Дэвил боролся за выдержку, за малейшую меру контроля, так как его губы безошибочно двигались к сладкой плоти между бедер Кэйти.

Никогда в своей жизни он не испытывал такой боли от желания попробовать женщину, как к ней. Никогда еще голод, нужда защищать и непреодолимые эмоции не захлестывали его такими волнами неконтролируемых импульсов, как сейчас.

Раздвигая ноги, еще дальше друг от друга рукой и прикасаясь губами к лепесткам мягкой плоти между бедер, нет сдерживающего фактора — только нужда.

Она приподняла к нему бедра.

Покрытый влагой, гладкий и соблазнительный, маленький бутон клитора выглядывал между складочек, призывая облизать и утолить голод.

Сладкая девственница.

Как же он, Дьявол Пород, заслужил нетронутую женщину, неискушенную и так сильно жаждущую его. Это не просто прикосновения или секс, желание или освобождение. Она нуждалась в нем.

Она его.

С этого момента, связанные не только эмоциями, которые возникли и затопили все их чувства подавляющими волнами, но и нуждой, которой ни один из них не мог сопротивляться.

Чувственная, сексуальная лихорадка — связывающая возрастающим удовольствием.

На мгновение, только на мгновение, Кэйти была уверена, что переживет удовольствие, с которым она может совладать. Плывя на волнах ощущений, заставляя воздух поступать в легкие, она, снова, смогла почувствовать некоторые эмоции, разрывающие ее.

Она чувствовала, как бьется ее сердце, адреналин наполнял его, как какая-то скрытая часть чувств, казалось, открылась и потянулась к мужчине.

Она никогда такого не делала. Никогда не открывалась никому, кроме своих родителей. И никогда в жизни не открывала себя так, как сейчас. Тянуться к кому-то другому и чувствовать его. Она могла чувствовать его. Не только физически, не только его прикосновения, поцелуи, движения языка на бедрах.

Она чувствовала темноту внутри него, борющуюся с состраданием и голодом, которые так соответствовали голоду, который она сама испытывала в течение многих лет. Потребность узнать всю глубину души другого.

Жажда прикоснуться к чужой душе, как она касалась его сейчас.

Затем его губы двинулись от бедра вниз по изгибу. Они коснулись холмика, его дыхание дунуло на опухший, отчаянно жаждущий бутон клитора.

После выдоха, его язык заставил дрожать.

Прижавшись к пухлым складочкам ее плоти, кружа вокруг бутона, поглаживая его, затем губы втянули его вовнутрь, и мысль, о чем угодно, кроме того, чтобы сдаться бушующим волнам жаркого удовольствия, поднимающимся эмоциям и явному отчаянию ушла в прошлое.

— Посмотри на меня, Кэйт, — требование было жестким, первобытным рычанием, из-за которого она открыла глаза, мгновенно встретив его взгляд, пока он смотрел на нее из развилки бедер.

Он назвал ее не Кэйти, а Кэйт. Глядя ему в глаза, она поняла, что там, где другие не могут увидеть или признать женщину, которой она является, эта Порода может, по крайней мере, так казалось.

Она не Кэйти, по крайней мере, в своих мыслях, в течение очень долгого времени.

Когда их глаза встретились, раскаленное ощущение накрыло клитор, таща ее обратно от любых личных откровений туда, где имело значение только удовольствие.

Его язык лизал, щеки втягивались, всасывая плоть глубже вовнутрь рта, он, казалось, нашел нужное местечко своим языком, малейшее прикосновение и правильное давление начало усиливать напряжение, льющееся сквозь ее тело.

Мучительное удовольствие.

Напряжение тела, сбитое дыхание. Каждое ощущения проходило через клитор, усиливая удовольствие и возрастающую потребность. Прорывающуюся сквозь нее. Играющую с чувствительными нервными окончаниями, затягиваясь во влагалище, обжигая чувства, а затем внезапно врываясь в нее порывом изысканного, экстатического удовольствия, что она терялась в ощущениях.

Она потерялась в своем Дьяволе.

Когда она достигла вершины ощущений, спина расслабилась, Кэйт поняла, что он приподнимается от бедер и приближается к ней, и твердая длинна его члена прижимается к опухшим складочкам ее киски.

Интенсивность оргазма была шокирующей, но, когда его головка прижалась к ней, внезапный поток теплой влаги, изливающийся из него в тугие глубины ее киски, заставил широко раскрыть глаза, их взгляды встретились. И если она удивилась этому ощущению, то шок в его взгляде заверил, что он еще больше удивлен.

— Ты кончил? — вдруг испугавшись, прошептала она.

Если он кончил, то, как она облегчит болезненную нужду, сжимающую ее плоть?

— Черт. Нет, детка…, — он напрягся, жесткая гримаса отразилась на его лице, это произошло снова, хотя на этот раз, казалось еще горячее, ее внутренняя плоть оказалась более чувствительна к внезапному импульсу… что бы это ни было.

Его челюсть сжалась, глаза светились от удовольствия, когда он расслабил спину, затем снова двинулся вперед, качая бедрами между бедер, медленно растягивая ее.

— Дэв, — сжимая его бицепсы, отчаянно нуждаясь в опоре, когда она смотрела, как в его глазах горит янтарь, поскольку следующий поток спермы похож на импульс экстаза внутри.

Напряжение, наверное, испарилось с оргазмом, который заставил ее дрожать, будто в лихорадке.

Ноющая потребность, сосредоточенная в глубине киски, стала невыносимой, потребность быть заполненной, принятой, перекрывая все остальное.

— Я здесь, Кэйт, — его губы коснулись ее, голос нежный, несмотря на хрипотцу, которая заполнила его и отправила мурашки, мчащие по ее спине. — Просто держись за меня, детка. Держись за меня.

Его губы снова коснулись ее, успокаивая и прижимаясь к ней, увеличивая давление, растягивая удовольствие и боль и усиливая отчаяние, когда головка члена пристроилась к нетронутому входу.

— Боже, Кэйт, — отстранившись, тяжело дыша, он снова уставился на нее. — Ах, детка. Не могу дождаться.

Она просила его подождать?

— Тогда не надо, — она едва могла дышать, не говоря уже о разговорах.

Подняв голову, двигаясь на него, она наслаждалась каждым острым ощущением, в напряженных мышцах своей киски.

— Не хочу причинять тебе боль, — его зубы сжались, сдержанность, которую он проявлял, отразилась в его диких чертах.

Причинить ей боль? Просто невозможно, чтобы боль могла перекрыть голод, бушующий в ней.

Подняв бедра выше, почувствовав вес, она улыбнулась ему, выгнулась и прошептала:

— Возьми меня, Дэвил. Так, как ты этого хочешь.

Та самая улыбка.

Дикая. Безрассудная. Эта улыбка, которую она использовала на фотографиях и видео, которые были у нее в «Сети Защиты Пород». Полная уверенности, бросающая вызов.

Боже, помоги ему, она украла его сердце до того, как его вызвали привезти ее из Ирландии.

Жар киски, обволакивающей головку его члена, пока он растягивал ее, Дэвил чувствовал не только свое физическое владение ею, но и многое другое.

Они смотрели друг на друга. Густо обрамленные ресницами, чувственные изумруды ее глаз блестели от возбуждения и потребности, смотревшие в море чистой эмоциональной магии. Они блестели от удивления, удовольствия, и голода.